Об истории красноярской спелеологии. 1959-1969 годы

Негромко урча мощным дизелем, белый теплоход "Циклон" усердно расталкивает матово-стеклянную гладь Красноярского водохранилище. Невысоко над левобережными горами зависло строгое осеннее солнце, согревая последним теплом жёлто-красно-зелёную тайгу, голубовато-стальное море.

Корабль свернул в Бирюсинский залив, потревожил дремлющие в осеннем убранстве Козыреевские скалы и пристал к берегу в устье Долгий.

Через несколько минут наше снаряжение бесформенной кучей лежит на берегу, команда "Циклона" желает нам счастливых спусков, и теплоход скрывается за поворотом.

Задача нашей экспедиции отснять кинофильм "Пещеры Бирюсы". Съемки начинаем в недавно открытой пещере Женевская.

У входного колодца устанавливаем бензиновую электростанцию, пробрасываем в пещере почти полкилометра осветительного кабеля.

Всё готово к началу работы. Я стою на каменно-ледяной катушке грота "Установо" и принимаю груз, который сверху по камину спускают на верёвке ребята. Несколько транспортников уже лежат у моих ног. Вдруг сверху вопль:

— Берегись!

Слышу, как вдоль тросиковой лестницы, иногда цепляясь за ступени, падает что-то большое и тяжёлое. Транспортник! Вот он крепко ударился об лёд у моих ног и, кувыркаясь и радостно подпрыгивая, словно расшалившийся козлёнок, по крутой, каменистой осыпи ускакал в дальний угол грота. При этом в нём что-то позвякивало, постукивало, побрякивало. Следом за ним с мелодичным звоном падали ледышки, громко стучали камни, с шипением катилась прочая мелочь.

— Прилетел? – донёсся сверху радостный голос Г. Иконникова.

— Долетел! В самом низу! – тоже весело прокричал я. Приглушённый десятью метрами отвеса, слышится взволнованный голос Владимира Коносова:

— Лука, – это он обращается к Валерию Лукиных, который ещё выше его, у входного колодца Женевской, – ты, что не мог привязать, как следует? В нём же вся моя аппаратура. Три фотоаппарата!

— Нормально привязал, за петлю, – чуть слышно доносится от входа. Судя по голосу – это Лукиных.

Кинооператор и фотограф, оба опытные спелеологи, разделённые половиной отвеса и ледяной катушкой, вступают в жаркую дискуссию о том, какие вязать узлы, чем пристёгивать веревку к транспортнику, и надо ли всё это проверять перед спуском.

Я не стал дослушивать их чисто профессиональный спор, прерываемый иногда простонародными выражениями, и по ледничку съехал вниз за транспортником.

Через час все собрались в гроте "Надежда". Скоро наверху, у входа в Женевскую, заработает электростанция, и вспыхнут наши осветительные софиты. Коносов, негромко поругивая Лукиных, вытаскивает из транспортника фотоаппараты, проверяет их работоспособность. Кстати, из трёх фотоаппаратов отказал один. Лукиных пытается на неровном полу установить треногу.

Вдруг, неожиданно ярко-белым светом зажглись осветительные лампы, высветили большой грот до самых закутков. Вероятно, впервые я видел пещеру, как она есть. Не кусочек пола или стены, выхваченный из черноты узким лучиком налобного фонаря, а огромный зал, где даже в дальних углах различались все детали: белоснежные гелектиты и массивные сталагмиты, ажурная каменная настенная драпировка и прилепившиеся к потолку тёмные комочки летучих мышей, изумрудные капельки воды, готовые сорваться с тонких, полупрозрачных сталактитов. Тишина, покой и красота – удел пещер. А там, наверху, стоят последние ласковые дни бабьего лета 1985 года.

ПЕЩЕРЫ

Возможно ли географическое открытие в наше время? В конце двадцатого века, когда всё давно открыто, изучено, исследовано, описано? На земле не осталось "белых пятен"! На земле, да! А под землёй?

Находка пещеры, этого естественного образования в камне – не только географическое открытие, но ещё и приращение территории страны. И в наше время добровольных исследователей ждёт ещё много "белых пятен".

Пещеры – это, пожалуй, одно из самых оригинальных и уникальных образований земли. Это замкнутый подземный мир, очень хрупкий и своеобразный. Десятки, сотни тысяч лет, никто не нарушал его тишины. За это время постоянная температура, стопроцентная влажность, темнота и вода создали в каждой пещере только для неё характерные условия. И в этом заключается уникальность пещер. Нет двух одинаковых пещер, как нет двух одинаковых людей. Кроме того, они ведь не безжизненны, как полагают многие. Большинство пещер заселены жучками, паучками, землеройками, зимующими комарами, даже медведями. А для летучих мышей – это родной дом.

Еще об одном аспекте уникальности пещерного мира: давайте вспомним, что пещера служила первым домом для человека. Следовательно, это архив истории развития жизни на земле.

Теперь представляете, каким поистине бесценным богатством располагает Красноярский край, в котором спелеологи открыли, описали и задокументировали более двухсот пещер. Их роль можно сравнить лишь с ролью таких природных шедевров, как, например, "Столбы".

Пещер в крае много, поэтому и спелеологов – немало. Это настоящее социальное движение, наиболее ярко выраженное именно в Красноярском крае. В официальной справке о численности спелеотуристов говорится, что из 5900 спелеотуристов СССР – тысяча человек представители Красноярского края. Это сведения 1986 года. А не зарегистрированных, неучтённых групп, в Красноярске куда как больше!

Могут спросить, что же тянет их под землю, где темно, холодно, сыро и … страшно.

Страшно? Пожалуй, не то слово, неуютно, что ли? Но именно это и привлекает. Ведь человек постоянно стремится преодолеть, узнать, нет – познать самого себя. А где ещё он сможет висеть на тонкой веревке над чёрной бездной, шагать по скользкому карнизу над пропастью, задыхаясь, продираться в узких лазах, настолько узких, что чувствуется как холодный камень, словно тисками, сжимает тело? А сифоны? Акваланги в пещерах! Об этом можно говорить долго и много. Но … ничего нового мы не откроем. За время существования цивилизации были и останутся виды спорта, в которых человек, рискуя своей жизнью, утверждает своё превосходство над природой, над самим собой, своим страхом. И становится именно человеком. Это и альпинизм, спелеология, акваланг, парашют, горные лыжи, водный туризм…

А главное, каждая новая пещера – это не только географическое открытие, но ещё и самый волнительный, если можно так назвать, момент в жизни спелеолога.

С каким волнением Кук наносил на карту вновь открытые острова? Давал им названия? Пещеры – это последние места на земле, где человек может ещё испытать счастье географического открытия. Недаром пятнадцать из восьмидесяти членов Красноярского отделения Географического общества СССР – представители Краевого клуба спелеологов.

Я, мне кажется, пытаюсь взвалить на себя груз, поднять одному вряд ли возможно. Но и не делать этого не в состоянии: какая-то неведомая сила заставляет меня ежедневно брать в руки перо и писать, писать, писать.

Почему я? Ведь есть для этого специально обученные люди: журналисты, писатели. Им, как говорится, и бог велел.

Но, воспоминания теснятся в голове и просятся на бумагу. Перо не успевает за стремительно летящими мыслями…

Итак, история красноярского спелеотуризма. История? Пожалуй, слишком громко сказано. Ведь история, в нашем понимании, это перечень событий, фактов, определяющий продвижение нации, государства от прошедшего к будущему.

Но, что мы помним из своей истории? Даты прихода к власти одного царя, другого. Периоды войн, сражения, имена полководцев. Иногда их мудрые (зачем же отрицать?) изречения: "Пуля – дура, штык – молодец! Тяжело ученье – легко в бою!".

А кто они были? Что чувствовали? О чём мечтали? Кто их соратники? Ну, к примеру, Борис Годунов? На память сразу приходит: "А, это тот, который царевича зарезал?".

Вот это и есть история. История царей, России.

И вдруг какие-то спелеотуристы? Да и то Красноярского края. Но разве их деяния не являются историей, хотя бы и с маленькой буквы? Разве она уже никого не интересует, даже сибиряков?

Развитие спелеологии в мире мы, в какой-то мере, знаем из книг Н. Кастере (Франция), Л. Якуча (Болгария), У. Холидея (США), И. Дублянского, В. Илюхина (СССР). Сибирь же, как всегда, остаётся белым пятном, если не считать отдельных публикаций в газетах.

Попробуем хотя бы чуть-чуть прикоснуться к этой эпохе, к началу спелеодвижения в Красноярском крае.

Оговоримся сразу – не трогать науку, возьмём только спортивную её часть – спелеотуризм.

Естественно, даже в этом небольшом, вроде, разделе я не могу гарантировать полноту охвата темы. Для этого понадобился не один толстый том, и годы, и годы работы. Да, что там говорить, одно только перечисление фамилий парней и девчат, занимавшихся спелеологией в те далекие времена, заняло бы добрых пол книги.

Так пусть простят меня те, кто не увидит себя в описании. Это не значит, что они внесли меньший вклад в развитие спелеологии. Вместить всех в одно маленькое описание – невозможно!

Так что попробуем (хотя бы и любительским пером) передать аромат энтузиазма той жесткой, но, наперекор всему, смеющейся, звенящей поры – детства красноярской и советской спелеологии.

Вот оно передо мной. Удостоверение ПОЧЕТНОГО члена Красноярского краевого клуба спелеологов № 5. Кстати, № 1 – у старейшего спелеолога Красноярска – Мавра Николаевича Добровольского. Недавно он сам с неподдельной гордостью сообщил мне об этом.

На удостоверении подписи: Председатель Ю. Ковалёв, члены правления В. Мельников, А. Сурдо, В. Шорохов, В Лукиных, В. Заяц, С. Мусияченко, В. Плотников, Г. Иконников, З. Залиев, В. Савина, В. Семиченко.

И за каждой фамилией – личность. Своя история, свой путь в спелеологию. Своя тема в ней.

Год назад у меня с Добровольским состоялся короткий разговор:

— Мавр Николаевич, хочешь, я тебя расстрою?

— Попробуй.

— Неделю назад я был на твоей прежней работе, – Добровольский уже пять лет на пенсии, – так в отделе кадров тебя и не знают. Забыли.

Видно, что Мавр Николаевич обиделся, но промолчал.

— А в спелеоклубе, – продолжал я, – где ты, кстати сказать, не появляешься уже пятнадцать лет, спроси любого, старого или начинающего… Они и не знают тебя в лицо, но сразу ответят, Добровольский – это наш спелеолог.

Вот тогда-то Мавр Николаевич и сообщил мне, что у него удостоверение ПОЧЕТНОГО члена клуба № 1.

САМОЕ НАЧАЛО

Особенностью Красноярского края является то, что пещеры расположены близко от населенных пунктов и дорог. Вряд ли где есть ещё миллионный город, в зелёной зоне которого расположены огромные пещеры. Некоторые из них были издавна известны населению. Однако исследование их ранее проводилось только по линии изучения стоянок древнего человека. Небольшой объём работ был выполнен также в 1949-1952 годах геологами при поисках некоторых видов минерального сырья в южной части Красноярского края.

Спортивное исследование пещер в Красноярском крае и Сибири в целом началось с пещеры Торгашинский провал. Кстати, о её названии: с пятидесятых годов и до настоящего времени у этой пещеры было несколько имён: Торгашинский провал, Бездонная Яма, Бездонная, Провалище, Торгашинская, Торгашинка. Какому из них отдать предпочтение – трудно сказать, но у спелеологов как-то неофициально установилась традиция давать названия пещерам по близлежащим сёлам и городам. Тогда Торгашинский провал, пожалуй, одно из самых первых названий, по близко расположенной деревне Торгашино (сейчас она вошла в черту Красноярска, как посёлок Водников).

Это о ней в газете "Красноярский рабочий" писал В. Беляк:

"Пещера открывается глубокой воронкой – пропастью, о которой среди местного населения ходили самые противоречивые слухи и толки. Говорили, что если в пропасть сбросить бревно, то оно выплывет вниз по Енисею километрах в пяти-семи. Находились "очевидцы", утверждавшие, что отдельные смельчаки пытались спуститься в неё, но почему-то на глубине десять-пятнадцать метров факел беспричинно гас. Это уже истолковывалось как нечто магическое, и попытки дальнейших исследований прекращались".

Однако красоты подземного мира привлекали внимание немногочисленных любителей, но это были случайные посещения неподготовленных к такому спорту людей, и существенных результатов они не дали, но все же послужили стимулом для развития спелеологии в крае.

"В конце 1959 года в связи с всё возрастающим интересом молодёжи к подземным исследованиям произошло объединение любительских коллективов в Красноярскую секцию спелеологов. В основном эта была энергичная рабочая молодёжь, студенты, учащиеся старших классов. Первоначально секция входила в систему Красноярского краевого туристско-экскурсионного управления, затем в 1960 году – при краевом отделении Географического общества СССР. В ДСО "Труд" секция перешла в 1962 году", – так, зарождение спортивной спелеологии в Красноярске описывает первый секретарь секции Виктор Полуэктов в ПЕРВОМ отчёте во Всесоюзный спелеологический комитет Центрального совета по туризму в 1962 году.

Товарищи! Трудно писать историю спелеодвижения при живых ещё участниках. Всплывают неточности, несуразности. Ведь память человеческая весьма ранима, и иногда, по прошествии ряда лет, мы склонны, желаемое принимать за действительное. Поэтому напишу, как узнал и прочитал. В первом официальном отчёте В. Полуэктова написано: "Первый спуск на полную глубину (в шахту Бездонную), был осуществлён в 1959 г в марте месяце".

Однако по рассказу И. Ефремова и В. Бикеева уже в 1959 году любители подземных исследований объединялись для совместного прохождения пещер. Это были Б. Абрамов, В. Ишимов, И. Ефремов, Ю. Шемякин, В. Бикеев, В. Катан, Г. Коваленко и другие. И вот с 1 по 3 мая 1958 года они прошли до дна пещеру Торгашинский провал. На полное прохождение пещеры потратили они около трёх суток. Бессонных суток.

Я в то время, пожалуй, и не подозревал о спелеологии, но, представляю, как происходил штурм.

Грот "Тройник". Мрачные скользкие вертикальные стены уходят вверх к как бы приклеившейся к отвесу большой каменной корзине "Вороньего гнезда" и ещё выше – к площадке "Ресторан". Прямо из-под ног вниз чёрная дыра пятидесятиметрового колодца. Из него методом: "Раз – два, взяли", – на верёвке поднимаем В. Бикеева. По воспоминаниям участников, вытащили Виктора только через двенадцать часов, полу задавленного обвязкой, хрипящего, почти без сознания. Но всё же уже тогда, в 1958 году, первый спелеолог был на дне Торгашинского провала.

В том же году эта сложнейшая пещера взяла свою первую жертву. При подъёме от "Тройника" к "Вороньему гнезду" сорвалась и погибла В. Октаева из Иркутска.

Но молодёжь продолжала каждый выходной штурмовать Торгашинский провал, находили новые гроты, ходы, отвесы и даже целые системы.

С тех давних времён пещера Торгашинский провал используется Красноярскими спелеологами в качестве тренировочного полигона для повышения квалификации спелеотуристов и подготовки их к летнему сезону.

С 1959 до середины семидесятых годов был настоящий бум Красноярской спелеологии.

1959-1962 гг – исследование пещер Торгашинского хребта от Красного гребня и Дивана на западе, до Чёрной сопки на востоке. Это, прежде всего пещеры: Торгашинский провал, Белая, Ледяная, Мокрая, Гнилая, Барсучья. А также пещеры Манского, Карауленского, Бирюсинского карстовых районов.

Вот как описывает пещеру Бирюсинская-1, которая тоже имела еще два названия – "Манская" и "Пищевод" (я считаю, давно пора решением исполкома крайсовета узаконить названия всех пещер на территории края), в отчёте о работе секции В. Полуэктов:

"Открыта 1 мая 1962 г. Вход расположен на высоком берегу над р. Бирюсой напротив "Языка" (причудливого изгиба реки) в 1,5 км от устья".

Спуск начинается ледяной 10-метровой катушкой. После неё идёт очень узкая щель, где приходится пробираться ползком. Этот ход назван "Пищевод", раньше он был засыпан, и только после расчистки удалось проникнуть дальше.

За "Пищеводом" развилка. Направо ход в грот "Спальный" (в зимнее время сухой, весной заполняется водой), в гроте много натёчных образований. Влево от развилки горизонтальный ход длиной десять метров приводит к спуску в вертикальную шахту глубиной шестнадцать метров и рядом второй спуск около двадцати метров. Круто спадающий вниз коридор ведёт в самый нижний грот "Жемчужный". Этот грот по богатству натёчных форм и их красоте можно назвать подземным музеем.

Глубина пещеры около 70 метров, протяженность ходов – 300 м".

Весной этого же года жизненный путь привёл в Красноярскую секцию спелеологии и меня.

Истины ради, должен сообщить, что спелеологией я занялся гораздо раньше. И виноват в этом оказался французский спелеолог Норбер Кастере. Конечно, он не тянул меня за руку в пещеру, просто, соблазнившись красивой обложкой, я приобрёл его книгу "Зов бездны". В ней так красочно были описаны штурмы пещер, встречались захватывающие дух фотографии. От книги буквально веяло романтикой странствий, открытий, очарованием подземелий. Прочитав её, я твёрдо решил, что тоже стану спелеологом.

К слову сказать, в те далёкие времена довольно много выпускали книг об экспедициях, исследованиях, путешествиях, географических открытиях. Правда, книги эти описывали походы и поездки иностранцев. Создавалось впечатление, что русские либо не хотят путешествовать, либо стесняются описывать их.

Ну что ж, спелеологом, так спелеологом. Но для того, чтобы им стать, необходима как минимум пещера.

Наверное, многие знают, что недалеко от Красноярского дома Отдыха, в конце Пещерного лога, в темно-сырой скале имеется огромный грот, куда массовик-затейник водит фотографироваться отдыхающих. А чуть дальше, за поворотом скалы, есть узкий ход, который ведёт в большую, по рассказам, пещеру, где давным-давно грабители хранили не то оружие, не то золото. Еще в детстве я слышал рассказы об этой пещере и, естественно, относился к ней с почтением и благоговением.

В книге М.В. Кириллова "Природа Красноярска и его окрестностей" есть такие строки:

"Около Дома отдыха "Енисей" находится Пещерный лог. Он представляет большой интерес для горожан. Его склоны и днище покрыты зарослями кустарника, смешанным лесом и чудесными лужайками. Образующийся здесь родничок, в одном месте протекает по узкому скалистому ущелью и образует летом маленький водопад, а зимой – довольно крупный ледяной порог.

Ниже порога лог расширяется. В крутом обрыве с правой стороны по течению есть ниша и лаз в малоизученную пещеру".

Книга выпущена в 1988 году. И это сейчас, в наше время, пещера почему-то стала считаться малоизученной, а представьте, почти тридцать лет назад? Для молодого человека, знающего о пещерах только по книжкам, да ужасным рассказам? Тем более, после книги Н. Кастере я понял, что пещеры можно не только обожать за их таинственность, но и забираться в них, испытывая при этом ни с чем не сравнимое чувство первооткрывателя.

И вот сидим мы как-то с братом вечером, покуриваем после плотного ужина, и вдруг я решился:

— Юра, пойдём завтра в пещеру?

Вместо ответа он вяло покрутил указательным пальцем у виска. Помолчали. Он ещё раз покрутил пальцем, затушил окурок, равнодушно зевнул и отправился спать.

Рано утром я увидел своего брата за странным занятием: он заправлял керосином фонарь "летучая мышь". Где в течение одной короткой ночи он смог его раздобыть до сих пор для меня остаётся тайной. Тем более что их давно нет в продаже, а выпускать прекратили ещё, вероятно, до начала столетней войны.

— Идём в пещеру? – обрадовался я.

— Собирайся, – буркнул он в ответ.

К обеду мы были у входа.

По дну оврага, продираясь среди зелёной травы и кустов, журчал весёлый ручеёк, ярко светило солнце, прогревая меня даже сквозь двойные штаны и телогрейку. Норбер Кастере уверял, что в пещерах очень холодно. Из плоского горизонтального хода высотой сантиметров тридцать, который маняще уходил в черноту, тянет холодом, сыростью, какой-то гнилью. Видно ближайшую стену серого камня.

Извиваясь и толкая впереди себя "летучую мышь", я ползу внутрь. Мелкие острые камешки впиваются в колени и локти (хотя и защищённые двойными брюками и телогрейкой). Со света ничего не видно впереди. Наша лампа, кажется, вообще не светит. Острый холод страха осторожно стучится в сердце и проникает до шейных позвонков. Нет, я ошибся! Это мокрая, липка глина, тонким слоем висящая на потолке, отваливается и падает за шиворот.

Но вот острые камни на полу кончились, и дальше пошёл тонкий слой мокрой, жидкой глины. Зато потолок стал выше, и в пещере уже можно было, нет, не стоять – сидеть, что я с радостью и сделал. Брат подполз ко мне. Огляделись. Слабый свет керосиновой лампы освещал грот, даже не грот, а небольшое расширение хода. На расстоянии вытянутой руки видны грязные стены, плавно переходящие в такой же потолок. Ни одного сталактита или сталагмита, которые я так мечтал увидеть. Но впереди маячило продолжение хода, и мы поползли.

Через пятнадцать метров пещера кончилась вся. Впереди щель, в которую проползёт разве что мышь.

Пора выходить на поверхность. Не пришлось применять даже клубок суровых ниток, который предусмотрительный брат захватил с собой. Мы поползли, ориентируясь на слабый серый свет от входа, который видно было в дальней точке пещеры. Хотя мне казалось, что мы очень далеко заползли в неё.

Хотя пещера, вопреки рассказам местных жителей, оказалась изумительно маленькой и совсем без натёков, я с огромным облегчением выполз на поверхность.

Здесь всё также весело светило солнце, бежал ручей. В пещере мы находились восемь минут, из них пять – потратили на перекур.

Грязные, измазанные до неузнаваемости, но очень гордые, шагали мы назад. И тут судьба улыбнулась нам. Причём улыбнулась широко и задорно. По тропинке навстречу шли отдыхающие Дома отдыха "Енисей" с массовиком-затейником, фотографом и баянистом. Упитанный массовик, дядя Миша, деловито рассказывал, показывая налево и направо, баянист играл что-то задиристое, весёлое. Часть людей, что были поближе к баянисту, пели песню, другие слушали дядю Мишу, а парень с девушкой в конце процессии, обнявшись, не обращали внимания ни на тех, ни на других. И вдруг все они, как мне показалось, разинули рты от удивления и восхищения. Мимо шагали мы! И как шагали! "Уставшие", с зажжённым ещё фонарём, заляпанные "пещерной" глиной, мы, молча и гордо прошли мимо. Спиной я чувствовал завистливые взгляды, слышал шёпот: "Спелеологи! В пещере были!" Они ж не знали, что пещера длиной всего около 20 метров, а говорить им об этом мы, конечно же, не стали.

Это был, пожалуй, первый и последний раз, когда на меня смотрели с таким восхищением и уважением. Тогда я в полной мере вкусил пышного пирога славы. Жаль, конечно, что такое никогда больше не повторилось.

Но вернёмся непосредственно к истории. Помните, я говорил, что исследование пещер в Красноярском крае и Сибири началось с 1958 года. Однако цифра эта не очень, скажем, точна.

Едва человек, став именно человеком, спустился с дерева, пещеры в его жизни стали играть огромную роль. Это были первые пристанища древних людей. В каменном, бронзовом и даже начале железного периода пещеры служили людям защитой от стихии, врагов, зверей. По существу это был первый дом человечества. Кстати, там же зародилось искусство в виде первых наскальных рисунков. В сценарии для Красноярского телевидения в феврале 1968 года М.Н. Добровольский писал:

"В них же (пещерах – Б.М.) совершались культовые магические обряды. С ними связан древнегреческий миф об Одиссее, который, возвращаясь с Троянской войны, остановился на острове у чародейки Калипсо и прожил у неё в прекрасных пещерах несколько лет, пока не вмешался сам Зевс и не вызволил его из этих пещер. Или, вспомните "Хозяйку медной горы" Бажова! С пещерами до недавних времён были связаны представления как об обиталищах разбойников и различной нечистой силы; с ними же связаны представления об огромных кладах сокровищ”.

Значение пещер и отдельных гротов Красноярского края для археологии трудно переоценить. Ведь легкодоступные и сухие пещеры, которых на территории края великое множество, начиная с каменного века, служили обиталищами древних людей, и в них, естественно, сохранились следы древних культур. Например, последние работы группы В. Михеева в гроте Вертолётный, или высокий треугольный грот в Пещерном логу рядом с пещеркой, которую штурмовали мы с братом.

А какие слухи и легенды в народе о пещерах нашего края!

Вот, например, что писал в 1965 году М.Н. Добровольский: "Зияющие глубокие провалы среди густо затаёженных скал, исчезающие под землю реки, абсолютная темнота и тишина, вся необычная обстановка естественных подземелий, созданных природой за миллионы лет, отпугивали большинство людей, сталкивающихся с пещерами и породили массу разнообразных, преимущественно мрачных легенд о злых духах, населяющих пещеры, причём почти каждая крупная пещера и в настоящее время имеет свою легенду и большинство пещер фигурирует в них как "бездонные".

В периодической печати, начиная с первой половины 19 века, также часто публиковались интригующие сообщения о пещерах Сибири.

Так, про Димидовское провалище в Хакасии рассказывалось, что ещё до первой мировой войны в него пытались спуститься два смельчака, но только один из них смог проникнуть на небольшую глубину, откуда его выволокли с трудом еле живого через два дня. Указывалось также, что из этой пещеры иногда слышны таинственные звуки и завывания.

А про Чёрную сопку, высящуюся неподалеку от Красноярска и про пещеру на её вершине существует древняя легенда о трагической любви красавицы Танзели – дочки кизильского бая Зайсак-аба – к простому пастуху Турану, убитому его соперником, коварным сыном хана, Ибраем. Предание утверждает, что родник, бьющий из-под Чёрной сопки, на вершине которой похоронена Танзеля – слезы девушки.

В 18-19 веках о пещерах Красноярского края в периодической печати начинают появляться сведения в сообщениях о географических экспедициях по Сибири.

Так в книге Р.А. Цыкина, Ж.Л. Цыкиной, М.Н. Добровольского "Пещеры Красноярского края" написано:

"Сведения о пещерах по Белому Июсу, Енисею, Тубе (река в Красноярском крае – Б.М.) содержатся в работах Ф.И. Страленберга, Я.Г. Гмелина, П.С. Палласа. В первой половине 19 века о пещерах Приенисейской местности сообщались в основном полулегендарные сведения и лишь в конце 19 века появились довольно интересные спелеологические данные в связи с археологическими изысканиями. Так, губернатор Енисейской губернии А.П. Степанов в 1835 г описал находящуюся вблизи деревни Чёрной пещеру, из которой выходит "густой пар с едким серным запахом". Газета "Санкт-Петербургские ведомости" в ноябре 1849 г сообщила о недоступной пещере в утёсе по реке Тубе.

В опубликованных данных археологических раскопок конца прошлого-начала текущего столетия извещается о многих простых и легкодоступных пещерах и простых гротах. Например, А.С. Еленев сообщает об исследовании в 1886-1888 гг 58 пещер и гротов по реке Бирюсе и 18 – по реке Караульной, но все эти пещеры, за исключением одной Мамонтовой по Бирюсе, не представляют интереса для спелеотуризма и спорта. О Торгашинской пещере, желательности её изучения, сообщал в 1893 г П.С. Проскуряков, им же описываются археологические находки в Айдашинской пещере у г. Ачинска.

В 30-е гг 20 века некоторые сведения о пещерах Красноярского края привели в своих работах археологи Н.К. Ауэрбах и В.И. Громов, геологи А.П. Чураков и Я.С. Эдельштейн. В 1949-1951 гг геологами П.П. Сиротенко, Н.С. Николаевой и др. проведены поиски полезных ископаемых более чем в 40 пещерах Хакасии и Минусинского района. Общие сведения о развитии карста и пещер Красноярья содержаться в опубликованных в 50-х годах статьях иркутского археолога П.П. Хороших, красноярских географов М.В. Кириллова, И.А. Серикова, Б.Г. Туточкина".

Одним словом, можно заключить, что исследованием пещер Красноярского края занимались давно, но с точки зрения спортивной спелеологии, как я уже отмечал, только с конца 50-х годов нашего века.

Но ещё загадочнее о пещерах Красноярского края (Енисейской губернии в прошлом веке – Б.М.) писал Н. Щукин в литературной газете "Северная пчела" № 254 10 ноября 1850 года:

"Енисейские горы состоят из пластов шифера, в которых преимущественно образуются пещеры, действием воды, от растаявших снегов. Неизвестно, есть ли пещеры в северных пределах губернии, но южная ими изобилует.

Комская пещера находится далеко от столбовой дороги, на другой стороне реки Енисей, близ деревушки Усть-Комы.

На берегу Енисея возвышается отдельная гора конусом; сторона, обращенная к Енисею, срезана гладким, как стена утёсом, и в нём высоко от берега видно отверстие. На гору поднимаются с другой стороны, и на самой вершине представляется отверстие, как бы сделанное руками человеческими. Без страха вступаете вы в пещеру, идёте по коридору, и чувствуете, что спускаетесь в некоторых местах даже по ступенькам. Так продолжается сажень на пятьдесят, и вдруг входите в продолговатую залу, сажень в тридцать длиной и сажень в десять шириной. Пол, стены, потолок довольно гладки и чисты; свет входит через коридор, по которому вы шли, и через отверстие, обращённое к реке Енисею. В зале, подле стен, лежат большие камни как бы диваны: на них можно сидеть и лежать.

До сих пор вы не встречали необыкновенного; всё казалось сделанным человеческими руками, вы шли как бы по старинному зданию, давно запущенному и брошенному. Но вот в стороне зияет отверстие, мрачное, угрюмое, возбуждающее любопытство таинственностью. Вы объявляете желание продолжить путь, и проводники добывают огня, зажигают свечи, вынимают из-за кушаков верёвки, и ведут вас в мрачный коридор.

С первых шагов всё переменяется: нет уж той правильности, которая вас удивила на пути в залу: коридор то расширяется, то сужается, как улица в Париже; в ином месте он так низок, что надобно ползти, перелезать через каменья; в иных местах надобно даже прыгать в глубину, или спускаться по верёвке более сажени. Так продолжается около семидесяти или восьмидесяти сажень, и всё вниз. Вдруг вы входите в огромную залу неправильной фигуры. Стены и потолок составлены из камней, неправильно лежащих один на другом; на полу валяются камни, а между ними кости различной величины. Некоторые из них так велики, что невольно припишите их мамонту или носорогу, давно исчезнувшим с лица земли. Кости занесены водой и долго пробудут невредимы, потому что в зале так холодно, что вы немедленно почувствуете дрожь в теле и прекратите наблюдения за любопытными костями. Надобно идти вперёд или воротиться. Из залы идёт узкий и крутой коридор, по которому надобно ползти сажень сто, и вдруг перед вами перпендикулярное отверстие в глубину, спуститься в него можно не иначе, как держась за верёвку. Крестьяне готовы, но путешественник призадумается: опускаться в глубину ста сажень, значит, рисковать жизнью: на дне колодца может стоять убийственный газ, он задушит путешественника и проводников. От неровных стен может оторваться какой-нибудь роковой камень и упасть прямо на голову. Страшно! Крестьяне-проводники говорят, что один смельчак из их деревни подобрал подобных себе головорезов, и спустился по верёвке до колодезя, там он нашёл опять коридор (в оригинале коридор – Б.М.), который шёл под рекою на другой берег. Крестьянин уверен был, что и он стоял под руслом Енисея, шум которого он слушал. Продолжать путь далее он не решился, вероятно, потому, что не предвидел тех сокровищ, которыми наполнена, по мнению крестьян одна комната в пещере. Жители деревни Усть-Комы уверены, что пещера идёт под Енисеем; и соединяется с горами, лежащими на другой стороне реки.

Крестьяне рассказывают много чудесного о своей пещере. Говорят, что в окрестностях обитали Кайбалы, народ богатый золотом и серебром. Удостоверясь, что нет средств воевать против русских, они собрали сокровища свои и спрятали их в пещеру, а сами бросились на коней и с табунами убрались на юг, в пределы Китая.

Есть другое предание, столь же вероятное. Кайбалы, обитающие теперь по реке Абакану, верст за двести отсюда, собираются к пещере осенью, и, выбрав тёмную ночь, уходят в подземелье. Что они там делают, никому не известно. Поутру выходят из пещеры все избитые.

Обратный путь из пещеры затруднителен: идя вперёд, вы спускаетесь; пришли вниз, а теперь должны подниматься, лезть на камни, держаться за спущенную верёвку. Мужчины уверяют, что в подземелье не бывает льда ни в какое время года".

Но кроме устных рассказов легенд и публикаций прошлого века подобные высказывания стали появляться в периодической литературе и в наше время. Так П.П. Сиротенко в газете "Красноярский рабочий" 08.03.1960 г в статье "Тайна Чёрной сопки" писал:

"Учитывая, что отметка уровня воды Енисея против Торгашино значительно ниже отметки выхода Пениковки из-под горы (Пениковка – небольшая речка, берущая начало на Торгашинском хребте, впадающая в Енисей. В настоящее время она упрятана в подземную трубу, которая проложена под заводами, цирком, жилыми массивами правобережья Красноярска – Б.М.), а отметка реки Базаиха ещё выше, можно через систему карстов (имеется в виду пещерные пустоты Торгашинского хребта – Б.М.) сбросить половину Базаихи в Паниковку без особых затрат превратить правобережье Красноярска в новую Венецию".

Вообще Павел Парфеньевич Сиротенко был очень увлекающийся геолог, географ, музейный работник и, конечно же, спелеолог. Так в экспедицию красноярских спелеологов на Бирюсу он в 1963 году принёс натуральный, даже позеленевший от старости, бронзовый топор. Участники долго спорили, изъял ли Сиротенко его в Минусинском краеведческом музее либо ему подарили его далёкие предки. В те времена, по сравнению с нами, он был уже "глубоким стариком" почти пенсионного возраста. Только тогда я понял, как тяжело было нашим предкам; вся наша экспедиция в течение дня срубила одно, правда, довольно толстое дерево.

А в лес на поиски пещер Павел Парфеньевич ходил не иначе, как с ружьём четвёртого, вероятно, калибра с такой огромной и загадочно-почтительной дыркой в стволе, что в неё страшно заглядывать. Это ружьё кроме полстакана дроби могло свободно выбрасывать даже осветительные ракеты. Однажды, недалеко от Ледяной пещеры на Торгашинском хребте, Виктор Бикеев подбросил вверх на спор свою кепку. Ну, куда ей было устоять супротив полкило свинцовых шариков. На землю лег бесформенный комок тряпок, лоскутков, картонок, ниточек.

"Они (жители посёлка Торгашино – Б.М.), – пишет далее в статье П.П. Сиротенко, – прямо заявили: "Это вы, уважаемые геологи, боитесь лезть (в Торгашинский провал – Б.М.), а перед войной 1914 года группа специалистов, в составе которой были русские, англичане и американцы, спустились до озера, встретившегося им где-то ниже 160 метров".

Зачем тратят миллионы рублей на добычу известняка путем бурения, подрывов, когда карсты на глубине (в Торгашинской пещере – Б.М.) позволяют найти наиболее лучшие известняки, сделать разрез и брать уже готовую породу, причём любых размеров, начиная от огромных глыб и кончая охрой, подготовленной самой природой!.. Сейчас на этом деле государство могло бы экономить миллионы рублей.

В одной из арий оперы Садко есть слова: "Не счесть алмазов в каменных пещерах далекой Индии". Но только ли в Индии! И в районе Базаихи, Бирюсы мы имеем выход ультраосновных пород, с которыми идёт формирование алмазов.

В Бецовке, Базаихе и Бирюсе длительное время мыли золото, находили свинец, платину, железо и другие полезные ископаемые. Карсты – это естественный лоток, где природа, также как и человек, в лотке вымывает все ненужные породы и берёт крупицы золота. Так в карманах, на глубинах карстов, можно найти этот естественный шлих с нерастворимыми металлами. Это, во-первых.

А, во-вторых, есть основание полагать, что галереями пещер, открывающимся под Торгашино, удаётся подойти к жерлам вулканов и заглянуть в те "лаборатории", где формировались алмазы. И кто знает, может, смелым и дерзким исследователям они дадутся в руки под Красноярском.

Вот какие тайны может хранить Чёрная сопка в глубинах карста, помимо того эстетического интереса, который они уже сейчас представляют для молодежи и всех любителей природы".

Эта статья появилась в краевой газете не в прошлом веке, а во второй половине двадцатого.

Я и говорю, что Павел Парфеньевич был очень экспансивный, увлекающийся спелеолог.

Однако, сколько я не копался в старых архивах и отчётах, ни слова об экспедиции 1914 года, проведённой совместно с англичанами и американцами, я не нашёл. Может, плохо искал? Или не в том месте? Хотя озеро в Торгашинском провале на глубине 160 метров действительно существует.

Теперь о золоте и алмазах. Уж как я не заглядывал в карманы и углубления во всех пещерах, в том числе и вновь открытых, – ни тебе золота, ни алмазов. Кстати, ни один спелеолог в СССР ни разу не похвалился подобной находкой. По крайней мере, я и мои друзья спелеологи не слышали о подобном. Хотя в журнале "Горное дело" за 1910 год, описан случай, когда в Красноярске на улице Песчаной в огороде Н. (фамилию называть не буду – Б.М.) было обнаружено рассыпное золото. Тогда в течение нескольких ночей земля с огорода была украдена. Таскали землю ведрами, корзинами, мешками. Властям пришлось даже приставить к усадьбе городового. Но, чтобы золото в пещерах? Не припоминается.

В Баджейской я находил пещерный жемчуг, но он представляет чисто эстетический интерес и никакой натуральной ценности не имеет.

Ну, а насчёт того, чтобы галереями пещер выйти к жерлам вулканов? Это уж из области очень смелой фантастики.

Сразу после выступления П.П. Сиротенко с данной статьёй в газете и по радио, в краевой прессе появились публикации, наголову разбивающие доказательства Павла Парфеньевича.

Кто прав, кто не очень в этой полемике – судите сами. Приведу несколько выдержек из статьи "Это создано веками…" В. Шуба и И. Фаустова, напечатанной в "Красноярском рабочем" 29.03.1960 г.

"Высказывания относительно обнаружения в Енисее предметов брошенных в "бездонную яму" не могут вызвать удивления. Что же касается возможности обнаружения в ней алмазов или жерлов вулканов – это фантазия, не имеющая ничего общего с наукой.

Оставим все небылицы, которыми насыщена статья "Тайна Чёрной сопки", на совести её автора и тех, кто опубликовал её без предварительной консультации с компетентными людьми. Скажем только, что пещера – "бездонная яма" – заслуживает к себе внимания с точки зрения краеведческой. Большой интерес представляет она также для скалолазов и альпинистов – для тех, кто любит природу родного края”.

10.03.1960 г в "Красноярском рабочем" со статьёй "О красноярских пещерах и небылицах" выступил краевед И. Беляк:

"… нагромождая одну нелепицу на другую, и завершил всё это бездоказательным утверждением о наличии здесь кимберлитовых алмазоносных трубок.

Сенсационное сообщение взбудоражило умы малосведущих людей, принявших за чистую монету всё, что является плодом фантазии П.П. Сиротенко. Буквально на следующий же день школьники стали собираться в путь за "алмазами". Одну из таких групп мы встретили на вершине хребта у просеки. Молодые люди с возовыми верёвками топтались на дороге, не зная, в каком направлении следует искать "сокровища".

Приоритет исследования этих давно известных пещер принадлежит студенту Красноярского сельхозинститута Игорю Ефремову, слесарю ГВФ Анатолию Бикееву и их четырём товарищам.

А на днях побывала здесь экспедиция геологов. Вот, что они сообщили.

— Некоторым из нас приходилось совершать сотни восхождений на утёсы самой различной степени сложности, но то, что встретили здесь, – не шло не в какое сравнение ни по красоте, ни тем более по трудности спуска и подъёма.

На глубине около 160 метров расположен небольшой водоём размером с бассейн фонтана в Красноярском центральном парке культуры и отдыха, может, несколько большей величины. Вот этот резервуар и является тем источником, который должен был бы, по мнению П.П. Сиротенко и работников редакции молодёжных передач Красноярского радиокомитета, сделать правобережную часть Красноярска "сибирской Венецией".

Лично я до сих пор верю, что экстравагантные, зажигательные выступления Павла Парфентьевича зажгли во многих сердцах огонь жажды открытий, исследований, хотя бы первоначально и в форме поисков "сокровищ", и привели в секцию спелеологов много молодых людей.

Легенды – они и есть легенды, хоть передавай их из уст в уста, хоть печатай в газетах. Но, как говорится, богу – богово, а кесарю – что останется. Нам остался спелеотуризм, так что вернёмся к нашим баранам, то есть к спортивной спелеологии. Под словом "бараны" я, естественно, не имел в виду спелеотуристов, просто древняя поговорка не вовремя пришла на ум.

Как мы уже в самом начале договорились, науку не трогаем. Нас интересует только спелеотуризм. Туризм в пещерах. Конечно, существует такой и на высоком государственном уровне. Так, на Черноморском побережье вы можете спокойно (по-моему, за 1 руб. 50 коп. – Б.М.) на электропоезде, через пробитый в стене тоннель, проехать в Ново-Афонскую пещеру. Далее по пешеходным дорожкам экскурсант проведёт вас через всю пещеру. И вы действительно увидите неземную красоту: и огромный, тринадцать метров в диаметре, сталагнат, и великолепные белые колонны, и до невероятности закрученные эксцентрические сталактиты размером едва со спичку, что в беспорядке висят в Гелектитовом зале.

На выходе вы приобретаете значок и вправе считать себя спелеотуристом.

Однако я рассказываю о других спелеотуристах. О тех, кто отыскивает эти самые пещеры, спускается по отвесным камнепадным стенкам, переплывает прозрачные озёра, ныряет с аквалангом в сифонах, не подозревая даже, существует ли продолжение, даёт названия отдельным ходам, гротам, тупикам, галереям и целым пещерам.

Вначале энтузиастов такой спортивной спелеологии в Красноярском крае было не много – группа насчитывала около 15 человек. И. Ефремов, В. Бикеев, В. Шимякин, В. Ишимов составляли ядро зарождающейся красноярской спелеологии. Первоначально секция входила в спортобщество "Труд" и собиралась по пятницам в комнатке ДСО, в деревянном двухэтажном здании напротив стадиона "Динамо" на нынешней предмостной площади левобережья Красноярска.

1960 ГОД

В этом году красноярская секция спелеологов случайно узнала, что в Манском районе Красноярского края много пещер и что в 1918-1919 годах, когда в том районе, в тылу у белогвардейцев существовала Баджейская партизанская советская республика, колчаковцы сбросили в естественную шахту раненых партизан. Сразу же была организована спелеоэкспедиция в Манский район, которая обследовала пещеры Ледяная, Тёмная, Белая, Понтанинская и др. Сведения о расправе колчаковцев над партизанами подтвердились.

Шёл 1918 год. Вся Сибирь была под властью Колчака, но в Красноярском крае организовалась Степно-Баджейская партизанская республика, со столицей в селе Степной Баджей. Несколько карательных экспедиций колчаковцев, тяготевших в основном к железной дороге, не сломили партизан.

В июне 1919 года командование белогвардейцев направило на усмирение партизан более чем двухтысячную армию, в помощь которой были приданы белочехи и итальянцы. Командовал карательным отрядом генерал-лейтенант Розанов. Слабо вооруженные и плохо обученные партизаны выдержали тяжёлый бой у д. Нарва.

Убитых и раненых в том бою партизан (всего около тридцати человек) колчаковцы погрузили на телегу и повезли в тайгу. Раненых партизан вместе с убитыми сбросили в вертикальную пещеру. Сопротивляющихся белогвардейцы сталкивали штыками. После прихода Советской власти часть людей извлекли из пещеры и перезахоронили в селе Степной Баджей.

Такова официальная версия этого дела. Но почему белогвардейцы повезли раненых и мертвых в тайгу? Почему сбросили в пещеру? И почему красные извлекли только часть людей?

Осенью 1960 года экспедиция красноярских спелеологов в составе И. Ефремова, Г. Коваленко, А. Казакова, В. Бикеева, Ю. Шимякина посетила пещеру.

Прямо от входа вниз вела почти отвесная ледяная катушка. Спелеологи закрепили лестницы и верёвки и по очереди спустились на дно. Небольшой обвальный грот, заваленный обломками камней, глиной. Ни трупов, ни костей… Принято решение – копать!

Через несколько часов раскопок, из-подо льда и породы были извлечены человеческие кости, полу истлевшие брюки, сапоги… Ткань расползлась от прикосновения.

Десять лет спустя, во время встречи спелеологов с жителями села Степной Баджей я поинтересовался у старого партизана, правда ли, что белые сбрасывали людей в пещеру?

— А как же? – весело отвечал он. — Сбрасывали. Белые придут – Красных сбрасывают, Красные – Белых! Так что было, было. Это вас сейчас учат, что жестокими были только Белые. Да в то время и так народишко разный в тайге пошаливать начал. Так тоже туда – в пещеру.

После таких слов мы уже не удивлялись, что в кармане одних брюк спелеологи обнаружили полу истлевший мандат, на котором отчетливо прослеживалась печать Р.С.Д.Р.П., а в других удостоверение заготовителя кож колчаковской армии. Кроме того, в углу грота открылся еще один ход вниз, который привёл в грот, расположенный метрах в ста от первого. Посередине второго грота лежал плоский камень. На камне было два скелета. Как они попали в этот грот? Сами? Без лестниц и верёвок? Невозможно! Может, есть ещё один вход у пещеры? Куда-то вверх вела узкая труба. Г. Коваленко, используя расклинку, поднялся по ней метров на тридцать, но второго входа не обнаружил. Так эти два скелета и остались загадкой. Спелеологи вынесли наверх черепа. Но от этого загадка не разъяснилась и запуталась ещё больше. Исследования в институте криминалистики, куда отправлялись черепа, показали, что они принадлежали девушкам 17-18 лет. Сложная всё-таки вещь – жить в Сибири в смутное время.

В том же 1960 году о существовании в Красноярске спелеосекции узнал лидер московских спелеологов – В. Илюхин. Завязалась переписка, а в дальнейшем красноярцы влились в состав Центральной секции.

1961 ГОД

"Зело превелики и причудесны сотворены скалы. А находятся они в отдалённой пустыне… Только попасть туда трудно, конный не проедет, пеший не пройдёт, да и зверья дикого не мало. Разное рассказывают о них. Пожалуй, правду говорят, что даже в других землях не увидишь такие. И залезти на сии скалы не сможет и, какие они, не известно", – так о Столбах писал в 1823 году П. Селезнёв.

Красноярские Столбы! О них так много и красочно написано, что я даже не берусь за эту тему, но обойти её никак невозможно, ибо не каждый "столбист" становился спелеологом, но все красноярские спелеологи обязательно начинали со Столбов.

Шестидесятые годы. Это было время расцвета свободолюбивого "столбистского" племени. Трудно тогда было найти молодого человека в Красноярске, который бы в свободное время не "отирался" на Столбах. Как удачно выразился Сомерсет Моэм, это был "…бунт романтики против заурядности жизни". Молодёжь лазила по скалам в разное время суток, разными, самыми невероятными ходами и лазами, встречали рассветы на вершинах. Уходили в тайгу, в походы пешие, водные, лыжные. Кстати, из этого дикого племени вышел и я.

Ну, скажите, какому нормальному человеку, вернее пацану, ученику шестого класса, взбредёт в голову идея на ночь глядя, в январе при 35-градусном морозе отправиться на лыжах в тайгу, с твёрдой мыслью переночевать у костра? И ведь пошёл, и переночевал! Почему я тогда не обморозился? Загадка. И для меня, и для моих родителей. Не помню уж, пороли меня тогда или нет? А надо было бы.

А какой "столбист" не сплавлялся по нашим порожистым рекам? Базаиха. Перед закрытой плотиной скапливается вода и лес (тогда по ней вели молевой сплав), всё выше поднимается уровень. Шлюз открывают, и масса брёвен, как с горы, устремляется в шлюзовой водопад. Среди этой шевелящейся, напирающей массы, сколоченный из нескольких брёвен тяжёлый неуклюжий плот. На нём И. Ефремов, В. Бикеев, Г. Коваленко и две женщины, будущие жёны наших героев.

Течение вначале неторопливо подтягивает плот к шлюзу. Слышно как ревёт вода, прыгая в нижний бьеф, как бьёт бревна, ошкуривая их о скальное дно.

Забота о женщинах, – прежде всего! Чтобы им было не очень страшно, парни накрывают их фанерным ящиком из-под папирос.

Спелеологи, а не опытные водные туристы, направляют плот в главный слив. Подхваченный течением, он стремительно скатывается по наклонному жёлобу шлюза. Шум, грохот, белопенные волны, тугой встречный ветер.

В конце наклонного дна шлюза на воде пляшут свободные концы досок для запора воды. Верх их шарнирно закреплён на помосте. Напор воды играет досками, сталкивая их друг с другом.

Парни ложатся на плот, поднимая вверх ноги. Не головой же откидывать тяжёлые запорные доски.

Удар! Доски подскакивают, плот пролетает под ними. Хорошо, весело. Ещё удар! Страшный грохот. Это доски бьют по ящику – убежищу женщин.

Плот, спрыгнув с нижнего оголовка шлюза, почти вертикально, как бы нехотя, погружаясь в водобойную яму. Вот он весь скрылся под водой. На поверхности не видно ни его, ни команду. Секунда, пять, десять. Как огромный кит, стряхивая белую пену, появляется мокрый плот на поверхности. Парни крепко вцепились в скобы. Держатся. Девчата тоже живы и стучат, чтобы их поскорее выпустили из ящика. Короткий страх исчез. Все веселы и довольны, а быстрое течение уже тащит неуклюжий плот к следующему шлюзу.

И, когда эта вольная братия осознала, что едва ли не в самом городе имеются огромные пещеры, да такие, в которых никто не бывал, которые можно штурмовать, да ещё с риском, естественно, ринулись туда.

Вообще, в настоящее время у красноярских туристов есть одна особенность: практически каждый из них, будь то водник, пешеход, лыжник – бывал в пещере. Чаще просто для знакомства, из любопытства, но иногда и оставаясь в спелеологии надолго.

Вот один яркий пример. Кто бывал на Красноярских Столбах, наверное, обратил внимание, – высоко, высоко на отвесном выпуклом лбу труднодоступной скалы Коммунар, со стороны второго столба огромными буквами написано: "Прометей". Вернее, не написано, а, не знаю даже как лучше выразиться, выскоблено. На заросшей сплошным одеялом черного мха поверхности скалы проступают коричневым гранитом буквы. Просто содран мох. Поразительно, вот уже третье десятилетие буквы не зарастают. Сколько же веков понадобилось этому неприхотливому растению, чтобы заполнить почти все скалы Столбов? И как мох держится на отвесных участках? А, главное, чем питается?

Так вот – Прометей. Была такая вольная компания "столбистов". Лазили по скалам, ходили в походы, сплавлялись по рекам. Руководителем и бессменным лидером её был А. Бакланов. Я хорошо помню эту сплочённую компанию ("племя", как они себя называли). Г. Шайдуров, О. Фомин, Э. Клименко, В. Пальгуева. Они и обращались-то друг к другу не по именам, а по индейским кличкам: "Тигровое ухо", "Быстроногий олень", "Чегеваре"… Так вот, "Прометей" всей компанией стал ходить в пещеры и примкнул к спелеоклубу.

Красноярцы, воспитанные тайгой, горными реками, Столбами, тяготели больше к вертикальным пещерам. Им по нраву были пропастищи с отвесными стенами и колодцами, где надо навешивать снаряжение, организовывать страховку, спускаться и подниматься, используя весь арсенал технических средств, чем часами бродить по многокилометровым горизонтальным галереям, хотя бы и очень красивым. И вот в конце 1961 года четверо красноярских спелеологов: Игорь Ефремов, Олег Ометов, Виктор Ишимов и Геннадий Коваленко провели разведочную экспедицию к "страшному" провалу близ села Коляжиха Даурского района.

В "Красноярском рабочем" 23.12.1961 г участник экспедиции Г. Коваленко в большой статье "Штурм Коляжинского провала" писал:

"Ну, вот все на местах. Виктор (Ишимов – Б.М.) протискивается в щель узкого хода и начинает спуск. Идёт вниз осторожно, расчищая путь от камней и проверяет воздух пламенем свечи. Верёвка рывками уходит вниз. Пройдено первых сорок метров. Надвязываем верёвку. Спуск идёт дальше. Щель шириной до тридцати сантиметров, камни, заклиненные между стенами, которые можно использовать в качестве площадок для отдыха. Грязь ужасная: толстым слоем она ползёт по стене, срывается, больно бьёт по спине и голове. Всё промокло: комбинезон плохо защищает от сырости. Сброшенные камни гремят, затихая где-то внизу, можно сосчитать до двадцати.

Шестьдесят метров. Игорь уже охрип, крича вниз. Ответа нет. Спуск остановлен. Я сменил Игоря, кричу – безрезультатно, ответа нет. Тогда спускаюсь до первого карниза, и, наконец, улавливаю еле слышный голос Ишимова. Кричу, чтобы поднимался, так как страховочная верёвка кончилась. Начинаем подъём.

Подъём был чрезвычайно труден. Если Виктор спускался на 60 метров в течение получаса, то подниматься пришлось ему около четырёх часов… К концу подъёма Виктору пришлось отдыхать по десять минут через каждые два метра.

...немного поспорили. В конце концов, решили на другой день спустить меня. Для связи должен идти Игорь Ефремов. От падающих камней я должен надеть на голову что-нибудь вроде защитного шлема. Олег Ометов тут же предложил нашу кастрюльку. Примерил, оказалась мала.

"Ну и хорошо, – подумал я, – может, это и новое слово в спелеологии, но спускаться в пропасть с кастрюлей на голове…"

Нового к сказанному Виктором Ишимовым я ничего не мог добавить, хотя был на глубине 86 метров. Щель идёт дальше.

Мы не взяли Коляжинского провала. Наше снаряжение предназначено для пещер с отвесами не более сорока метров и с горизонтальными ходами. Здесь для штурма трещины необходимо иметь более сложное снаряжение".

В то время Красноярский край был, если можно так выразиться, пещерным Эльдорадо. Буквально каждый день, неделя, месяц секции и компании находили новые пещеры. Но, как я сказал, красноярцам больше по душе были большие вертикальные пещеры. Жизнь красноярских спелеологов двигалась своим чередом. С момента образования секции, а потом и клуба, неизменным председателем, идейным руководителем и душой Красноярских спелеологов был Игорь Ефремов. Его голова постоянно была наполнена новыми мыслями и идеями спелеодвижения. То он предлагает принцип объёмного исследования пещер, новую тактику штурма, короткий цикл жизнедеятельности человека в экстремальных условиях, полиэтиленовый спальный мешок с "точкой росы" на выходе и т.д.

Это о нём после часовой беседы М. Пегов, инструктор-парашютист Красноярского авиаспортклуба, сказал:

— Игорь Петрович настолько далеко смотрит вперёд, что видит собственный зад!

А первым учёным секретарём секции стал Владимир Беляк. Между ним и председателем клуба Игорем Ефремовым произошла тогда небольшая неувязка, о которой ходит что-то вроде легенды или, точнее, анекдота. В пылу научного (а может не научного, но всё же спелеологического) спора, И. Ефремов твёрдо заявил, что председатель секции он, и, соответственно, вправе сам решать вопросы. Тогда В. Беляк твёрдо заявил, что это ерунда, и, что в следующую пятницу (собрания спелеологов проходили в то время по пятницам в музее Геологоуправления) председателем секции станет он, Владимир Беляк.

И, действительно, в следующую пятницу В. Беляк и В. Романов, которые кроме спелеологии занимались ещё и боксом, прямо с тренировки привели на собрание своих друзей-боксёров. Все они быстренько записались в секцию спелеологов, а В. Беляк предложил переизбрать председателя и выдвинул свою кандидатуру. Все сорок его товарищей дружно подняли руки. Правда В. Беляк тут же сообщил, что это всего лишь шутка, и пусть И. Ефремов остаётся председателем, но не очень задирает нос.

Если уж пошёл разговор о секретарях спелеосекции Красноярска, то следующим после В. Беляка до 1963 года был Виктор Полуэктов из вновь влившихся в секцию молодых ребят.

С 1963 по 1968 учёным секретарём секции работал (естественно, в свободное от основной работы время) Мавр Николаевич Добровольский. После него был Владимир Ляшков, потом Валерий Слаушевский, а с 1982 Вера Савина.

В 1970 году на посту председателя правления краевого спелеоклуба Игоря Ефремого (он долго болел после укуса клеща энцефалитом) сменил Юрий Ковалёв.

А с 1973 года параллельно клубу в Красноярске функционировала краевая спелеологическая секция, председателем которой стал доктор геолого-минералогических наук Р.А. Цыкин.

Но вернёмся в далекую старину, в год

1962 ГОД

В этом году впервые, пожалуй, в СССР (но уж в Красноярске – точно) была опробована новая для спелеологии форма наглядной агитации: в большом витринном окне сельхозинститута на проспекте Мира был выставлен пещерный фотостенд.

О боже, какие тут были фотографии! На них спелеологи в грязных, испачканных пещерной глиной комбинезонах, альпинистских ботинках, подкованных железными шипами, в невероятных самодельных шлемах клёпаной конструкции, стояли у входа в пещеру. Огромные пещерные гроты, узкий лаз, с пролезающим в нём спелеологом, веревки вдоль отвесов. Всё это заворожило меня. А какие были под фотографиями подписи: "Штурм Коляжинского провала", "На глубине 90 метров", "Грязь – не сало, потёр – и отстало".

Я был совершенно очарован! Забыл кто я, куда и зачем шёл, забыл, что в руке тает мороженое. Мимо шли нормальные люди, толкали меня, но я не замечал даже этого. Смотрел, смотрел, смотрел…

В самом низу листа подписано: "Секция спелеологов ДСО "Труд".

Одним словом, в ближайшую пятницу я записался в спелеологи. Да и не только я. В том году много в секцию вступило молодых парней и девчат.

Пятница. Вечер. Новичок, который ещё не побывал ни в одной пещере и вряд ли сумеет отличить схватывающий узел "Бахмана" от страховочного карабина Абалакова, скромно сидит в углу.

Кроме него, в небольшой комнате, увешанной спортивными плакатами, человек 25-30 спелеологов. Слышны обрывки разговоров:

— ...я, значит, пытаюсь протиснуться в "калибровку", а она не пускает.

— Да, ты, что? Так и не пролез?

— ...и вдруг мимо меня с грохотом, Тра-ах, ба-ах! Здоровенный каменюга улетает вниз, на дно!

— ...кричу ему: "Страховку!", а он выбирает основную!

— Ты, в какую дырку ходил в воскресенье?

— В Бездонную. А ты?

— В Ледяную.

— Как там, воды много?

— Хватает…

От этих разговоров у новичка голова идёт кругом, ощущается тоска и вроде как пустота в желудке: "Нет. Не возьмут. Не примут, зачем я им такой нужен? Ничего не умею. Ни с верёвкой, ни по скалам. Да и вообще…".

Председатель секции, парень лет 20-25 в грубом вязаном свитере и широких серых брюках стоит в углу у стола с бумагами. Он среднего роста, коренаст, широкоплеч и чуть грузноват.

"Явно не для подземных калибровок", – с непонятной радостью отмечает для себя новичок.

Председатель спорит с высоким спортивного вида парнем, яростно откручивая пуговицу на его пиджаке.

"А может самому напроситься? Вот так, взять и напроситься в пещеру? Не ударят же. А вдруг возьмут? Уж две недели в секции, а пещеры не видал", – думает новичок, но чувствует, что подойти с таким вопросом к председателю не сможет, не наберётся храбрости.

Между тем высокий парень оторвал руку председателя от своей пуговицы и подошёл к новичку:

— Решил ходить в пещеры?

— Ага, – испуганно ответил тот.

— Геннадий. Коваленко, – протянул руку парень. – Второй раз тебя здесь вижу. Завтра у нас выход в Торгашинку. Пойдёшь?

Новичок, который даже и не мечтал о таком везении, сглотнул слюну:

— Ага, конечно. С удовольствием.

— Сбор в три часа дня на Предмостной.

Сердце глухо ухнуло: "Опять не повезло".

— Я до четырёх работаю. Раньше никак.

В те далекие времена по всему Союзу была шестидневная рабочая неделя. Правда, суббота была укороченным рабочим днём.

Видя, что новичок очень расстроился, Г. Коваленко предложил:

— Так приходи прямо к Торгашинке. Доедешь на автобусе №28 до остановки… – и Геннадий подробно рассказал, как найти пещеру. – Если нас у входа не будет, увидишь, за дерево проволока привязана, – по ней спускайся вниз. Не заблудишься. А в "Треугольнике" мы тебя ждём.

Новичок, боясь спугнуть своё счастье, даже постеснялся спросить, что это за "Треугольник" такой и где его искать.

В субботу, в пять вечера, молодой человек уже поднимался от остановки автобуса, мимо кладбища, в гору. Было начало зимы, но снега в лесу навалило уже довольно много. Однако дорога была хорошо утоптана. Именно утоптана, а не укатана. По этой старой, заброшенной дороге ходили туристы в Нармут и Абатак (были такие туристические "поселения" на реке Базаиха), да спелеологи в пещеры Торгашинского хребта.

Прошёл час, а он всё ещё шёл по дороге в гору. Молодой человек запыхался, рубашка под телогрейкой взмокла, и вообще – начинало уже темнеть.

Пошёл снег. На перевале снег, разгоняемый свистящим резким ветром, летел почти горизонтально и больно сёк парня в правое ухо и щёку. Молодой человек шёл, повернув голову влево и прикрыв ухо рукавицей.

Ещё через час снег кончился, да и дорога привела к пещере, но то, что предстало перед молодым человеком ни в какие представления о нормальных пещерах не влазило. Он знал, что пещера – это вход в стене, куда можно войти, подсвечивая себе под ноги фонариком или свечкой. Здесь же на слегка всхолмленной серой поверхности (дело происходило в ноябре, стемнело уже окончательно, и снег казался пепельно-серым) чернел провал! Именно провал, – словно кусок земли, площадью сто квадратных метров, ухнул в преисподнюю. Что такое преисподняя, молодой человек просто не знал, но слово это звучало также жутко, как и само провалище, притаившееся в таёжной тишине.

Снег нависал козырьком над стенами провала. Дна не было видно. Мрачные стены уходили вниз совершенно отвесно. Вверху они были светло-серого цвета, а чем ниже – становились темнее и темнее. Ни Г. Коваленко, ни спелеологов. Никого, лишь свежие следы на снегу, да несколько припорошенных снегом рюкзаков под сосной.

Лезть в пещеру почему-то не хотелось.

— Пойду-ка я потихоньку домой, – вслух подумал парень и начал уже придумывать уважительную причину. Ему было просто страшно. Ещё бы: ночь, тишина, темнота, тайга, одиночество и чёрный провал перед глазами. Уже не манили ни узкие лазы, ни белые сталактиты, ни величественные гроты подземелий.

Прислушался, надеясь уловить хотя бы отголоски разговоров внизу, но кроме собственного дыхания, да шума ветра в ветвях, окруживших провал, сосен – ничего.

— Эй, внизу!

Тишина, лишь большой ком снега, свалившийся с ветки, шлёпнулся у ног, обдав парня белой пудрой. Вздрогнул.

"Да я что, трус? Испугался? Раз сказали внизу ждут, значит там. Лезу!" – парень решительно сел на рюкзак, переоделся, нахлобучил на голову старую облезлую шапку, прикрутив тесёмочкой к ней фонарик.

Яркий свет фонаря осветил отвесные стены пропасти и нелепую лестницу. Парень впервые в жизни видел такую несуразную лестницу. Это были два бревна с перекладинами в руку толщиной. Толстыми концами брёвна уходили куда-то в черноту провала, вершины же торчали из середины ямы, не касаясь стен.

"Как же до неё, прыгать что ли? – подумал новичок. – Да до неё и не допрыгнешь. Что я Тер-Ованесян?”.

Тут новичок подметил, что у самого комля сосны, стоящей на краю пропасти, прикручена ржавая проволока, толщиной примерно в мизинец, которая свисала вниз, в пропасть. Примерно через полметра на проволоке были навиты что-то вроде полукольца-полуузлы, вероятно, чтобы не соскользнули руки. Насколько хватал свет фонаря, проволока уходила вниз, за выступ скалы, и пол на ней в крутом снежном склоне был вылизан, вытерт желоб. Здесь перед ним и спустились ребята.

Молодой человек взялся двумя руками за проволоку, глубоко вздохнул и сделал первый шаг в подземное царство. Вернее лёг на живот и по скользкому жёлобу поехал вниз.

Мир сразу сузился до размеров небольшого белого круга от фонаря перед глазами. Сколько там внизу, под ногами? Метр? Два? Километр? Никакой романтики или таинственности он не ощущал, просто в светлом круге перед глазами проплывал твердый, укатанный снег, выступающие из него камни, и стальная проволока, его последняя надежда. Страх волнами подступал снизу, откуда-то из коленей, сжимал горло и заставлял неимоверно крепко стискивать руки, держащиеся за единственную в мире лестницу, сделанную из цельного стального прутка.

"Эх, страховочку бы", – мечтал парень. Но на нет и суда нет.

Пиджак завернулся, рубаха выдернулась из брюк, и холодный снег прижигал живот, заползал дальше под рубаху, к груди.

"Холодно, чёрт, побери! Ничего себе спорт. Спелеология. Вернуться? Нет, не получится. Не выберусь. Устал! Уже метров на десять, поди, спустился. Вон, даже сосну на краю ямы фонарь не высвечивает. А может батарейки на морозе "сели"? Посмотреть вниз, сколько ещё? Должно же это кончиться!".

Но наоборот, стена, по которой он скользил животом, становилась всё круче и вскоре стала совершенно вертикальной. Парень повис на уставших руках, так не вовремя уставших! Пальцы ослабли и уже не в состоянии сжимать эту ржавую проволоку, оголившийся живот противно прилип к ледяной скале.

"Устал, больше не могу. Финиш. Конец. Доигрался в спелеологию. Больно, рукам больно! Разгибаются пальцы. Держись! Скользит рука, скользит… Эх, ногой бы упереться во что…

Всё! Больше не могу. Сдаюсь!".

Ослабевшие руки проскользнули через кольцо на проволоке, молодой человек съехал несколько сантиметров, и тут…

О, счастье! Блаженство! Ноги упёрлись в какую-то опору. Даже не посмотрев, на что это они встали, парень навалился грудью на стену и ослабил хватку рук. Минут, наверное, пять отдыхал, ни о чём не думая. Просто отдыхал и всё.

Немного отдышавшись и успокоив боль в руках, парень огляделся. Оказывается, он стоял на перекладине той самой лестницы, что торчала из провала в небо. Ноги сами наткнулись на шестую или седьмую ступень в том месте, где лестница прикасалась к стене. Сверху нависал тёмный, неправильной формы, круг провалища, в который заглядывали мрачные сосны и несколько крупных, подрагивающих звёзд.

Всё было нереально, морозно, потусторонне.

Молодой человек постоял ещё немного, подбадривая себя, тяжело вздохнул и полез по деревянной лестнице вниз.

Спускаться по ней было не легче, чем по проволоке. Толстые ступени были далеко друг от друга, да к тому же покрыты корочкой льда. Но, всё же это было прочное, не качающееся сооружение, и он не то чтобы смелее, скорее менее трусливо спускался всё ниже и ниже.

Всё на свете кончается, кончилась и лестница, упершись толстыми бревнами нижнего конца в выступающий из стены камень.

Парень на секунду возликовал, наконец-то он достиг "Жуткого треугольника", где ждут его ребята?! Однако, голосов не слышно, не видно и света фонарей, да и пола под ногами тоже нет! Неужто ещё не "Треугольник"?

К последней ступени деревянной лестницы привязана сиротливо намокшая альпинистская веревка, которая уходит куда-то ещё глубже в чернильную темноту. Молодой человек громко крикнул, втайне ещё надеясь услышать парней.

— Э-ге-гей!

Голос его завяз, как в вате. Ни ответа, ни, хотя бы, гулкого пещерного эха. Стало тоскливо и неприятно.

"Нет, вылезти наверх по этой обледеневшей лестнице и ржавой проволоке я уже не смогу. Что делать? Стоять здесь, ждать неизвестно чего, тоже нельзя. Замёрзнешь и сам обледенеешь, как бревна дурацкой лестницы. Надо дальше, дальше, к теплу, к людям".

Начинающий спелеолог только понаслышке знал, что существуют какие-то способы спуска по верёвке: дюльфер, коромысло, спортивный, гимнастический, но не представлял, как ими пользоваться, поэтому, не придумав ничего лучше, взялся за верёвку руками и начал съезжать животом с уступа, болтая ногами в пустоте.

"Ух, ты! Какой я, оказывается, тяжёлый. Видно, много во мне добра…". Как ни сжимал уставшими руками в мокрых верхонках тонкую верёвку, всё равно очень быстро заскользил он куда-то вниз, в неизвестность. Через пару секунд ему уже казалось, что руки протер до костей, и, когда верёвка неожиданно кончилась, он в первый момент даже обрадовался. Но, хотя верёвка и действительно кончилась, отвесный участок ещё продолжался, и парень, молча посапывая, полетел. Должен признаться, что он не испугался в этот момент до ужаса, до потери сознания, до холодной испарины и испорченных штанов. Нет, должно быть, ржавая проволока и обледеневшая лестница забрали у него все запасы страха, а, может, и пугаться ему было просто некогда: притормаживая за стены руками, старался он затормозить своё падение.

Падение закончилось почти сразу и по скользкому, утрамбованному снегу в наклонном желобе узкого камина, съехал он на заснеженное дно большого грота.

Молодой человек спустился, буквально упал на снег, которым было покрыто всё дно. Сел поудобнее, прислонившись спиной к холодной стене, и попытался унять дрожь в руках и ногах. В голове чётко вырисовывалась хорошая мысль: "Нет! Спелеология и я – совершенно не совместимы! Уж мы постараемся держаться подальше друг от друга!".

Наконец-то отдыхал, по настоящему отдыхал. Сидел на твёрдом, надёжном, хотя и холодном, полу, а не качался на проволоке, короткой верёвке или деревянной лестнице.

В мышцах рук тупая боль, пальцы не желают разгибаться, ладони буквально горят огнём.

Вверх, насколько хватало света фонаря, уходили отвесные серые стены, коричнево-кофейного цвета. В гроте никого не было: ни спелеологов, ни рюкзаков, лишь на полу виднелись многочисленные отпечатки ног.

"Где же парни? Дальше-то, что делать? Наверх я уж точно не выберусь! Надо куда-то идти искать этот "Треугольник".

Не смотря на пережитый страх, уставшие руки и холод, он, не желая признаваться даже себе самому, был немного горд собой: как-никак спустился с огромного отвеса и не струсил, "… ну почти не струсил. Вот сейчас догоню парней и…".

Но… дальше лезть было некуда! Круглый овал грота покрыт снегом, и, сколько он не светил фонарём, хода не было. Он даже забыл про усталость и боль в руках, вскочил и, как заблудившийся в лесу, стал лихорадочно искать продолжение. Оставаться одному в этом склепе ему не хотелось. Каменные, молчаливые стены окружали его со всех сторон. Никакого даже намёка на ход или продолжение пещеры.

"Парни спускались передо мной. Вон много отпечатков ног на снегу. Куда же они подевались? Значит, есть, есть продолжение".

И тут на высоте своего роста заметил он вроде бы отошедший от вертикальной стены каменный пласт. Забравшись, заглянул за него. Это было продолжение. Но… опять вниз, снова отвес! Он на них уже не мог смотреть без содрогания!

К короткому брёвнышку, заклиненному между двумя скальными выступами, веревкой была прикручена легкая тросиковая лесенка с дюралевыми перекладинами.

Отвесный ход вниз был не более метра шириной, а далее, куда хватало света фонаря, он ещё более сужался. Хлипкая лесенка, извиваясь холодной змеёй, вползла в эту узость и уходила вниз в темноту, постепенно теряясь во мраке.

И, хотя страх сжимал сердце молодого человека, тем не менее, он был рад. Всё же это был ход. Хоть и отвес, всё же лучше, чем большой каменный мешок грота.

Он сполз с брёвнышка, спустил ноги в щель и стал болтать ими, пытаясь нащупать начало лестницы. Встав ногами на ступеньку, для начала он слегка попрыгал на ней, проверяя прочность (которая нисколько не внушала доверия). Вероятно, от холода и длительного нервного напряжения, парень перестал нормально соображать: если бы лестница оборвалась, неужели сверху отвеса падать было бы приятнее, чем, например, с середины?

И молодой человек, впервые вступивший на качающееся сооружение, которое постоянно пыталась развернуться вокруг своей оси и, что уж совсем для него непонятно, расположиться горизонтально, нудно, нащупывая ногой каждую следующую ступеньку, стал спускаться дальше. Уже через пару минут руки устали настолько, что воспоминание о жесткой проволоке в начале пути показалось ему даже приятным.

Но нашему герою вновь повезло: медленно переступая со ступени на ступень, он сполз до сужения вертикального колодца. Колени, спина и грудь его заклинились в мокрых стенах. Парень, почувствовавший облегчение, устало опустил руки.

"Застрял прочно. Захочешь – не упадёшь! Боже, какое блаженство. Отдыхать, отдыхать, отдыхать. Только грудь сдавило сильно – дышать нечем!".

Тяжёлая усталость из его рук как бы выливалась, перетекала в сырые холодные стены.

Сквозь громовое шипение своего дыхания молодой человек различил какое-то бормотание внизу.

"Неужели добрался до парней? Уже "Жуткий Треугольник"? Покричать? Нет, не буду… Лучше не разочаровываться".

Только сейчас он заметил, что снега и льда на стенах пещеры нет. Похоже, здесь было гораздо теплее, чем в верхнем гроте. Даже прижиматься к мокрой скале было как-то приятно.

"Все! Отдохнул. Ползу дальше!".

Парень попытался протолкнуть тело вниз, где ногами ощущал более широкое место, но, похоже, грудь застряла прочно.

"Как же здесь люди пролезли? Неужели я такой толстый? Говорят, если голова проходит – сам протиснешься всегда. Как это проверить в пещере? Спускаться вниз головой?".

Осмотревшись, он немного правее увидел более широкое место, но перебраться, да ещё вместе с болтающейся лестницей, туда он никак не мог. "Буду проталкиваться вниз. Будь, что будет. Раз, два, три!".

Парень ухватился покрепче за перекладину, закрыл почему-то глаза и повис на вытянутых руках.

Несколько секунд ничего не происходило, потом его уставшее, расслабленное тело медленно стало "просачиваться" вниз. Он не думал, что там ниже: конец отвеса или вновь бесконечная пропасть, не знал, как будет выбираться наверх; проскальзывая, буквально, по миллиметру, он боялся одного: лишь бы хватило воздуха в сдавленных лёгких, лишь бы не разжались дрожавшие от напряжения руки.

"Ещё немного, ещё… Ну, чуть-чуть. Вроде становится немного полегче, уже не так сильно сдавливает…".

Вот в спине что-то хрустнуло (как потом выяснилось, это был старый пиджак, а не позвоночник) и он резко просел. Нащупал ногой перекладину, спустился шаг, другой…

В конце концов, ему удалось достичь нижнего конца и этой лестницы. Парень был в "Жутком Треугольнике". У его ног, где вертикальный колодец переходил в скользкий наклонный ход, лежал нижний конец лестницы. А далеко-далеко внизу, в другом конце грота, вокруг большого камня, на котором горело две свечи, расположились поджидавшие его парни.

— Что долго? Катись быстрее. Бросай лестницу! – прокричали ему.

Он так устал на этой раскачивающейся и раскручивающейся тонкой тросиковой лестнице, так обрадовался живым людям, что сразу выполнил приказ: бросил перекладину и…

Как потом выяснилось, ему надо было "перейти" на висящую рядом верёвку, оседлать её "коромыслом" и по ней скользить к парням, а не садиться собственной задницей на скользкий склон. В результате, он действительно быстро скатился по мокрой катушке, пролетел метровый отвесик и по длинной остро-каменной осыпи крупного беловатого камня прокувыркался до импровизированного стола.

На удивление, руки, ноги, голова – всё было цело. Но впечатление от первого спуска в вертикальную пещеру у парня сложилось однозначное:

"Если только выберусь наверх, ух, если выползу на свет божий – пусть кто попробует загнать меня под землю. Ни в жисть. И внукам закажу. А спелеологией пусть занимаются те, у которых "не все дома".

Но, как говорится, благими намерениями выстлана дорога в ад. Да и в глубине души парень, надо сознаться, считал себя ну не то, чтобы героем, а довольно смелым человеком. Как-никак, добрался до "Жуткого Треугольника", преодолел несколько отвесов. Один. Впервые. Это надо понимать.

Он и не подозревал, что это только старт, начало штурма пещеры. Что дальше ему придётся проползать "Трамваем", тискаться в "калибровке", шкрябаться по стенке в "Шкуродёре" и отвесы, отвесы, отвесы…

Это был год 1962, год хрущёвской оттепели, когда за прогулы уже не садили за решётку, но всё же "прорабатывали" изрядно и лишали всяческих материальных благ.

Не смотря на такую перспективу, в понедельник пойти на работу молодой человек просто не смог.

В воскресенье, поздно вечером, грязный и уставший парень появился дома и, даже не помывшись и не перекусив, уснул не раздеваясь.

Наутро мать, как ни старалась, не смогла его добудиться. Он только мычал, брыкался и переворачивался с боку на бок.

Но... через две недели, когда подзабылась боль уставших мышц и ужасы первого спуска, молодой человек вновь пришёл на очередное собрание секции спелеологов...

1962 год. Красноярцы впервые приняли участие во Всесоюзном спелеологическом семинаре в Крыму. Красноярск представляли: Б. Романов, В. Беляк, В. Деньгин, Г. Коваленко, И. Ефремов.

Сколько-нибудь достоверных (неофициальных, естественно) сведений об этом мероприятии мы не имеем, но в те времена в спелеологической среде ходили упорные слухи, что красноярцы отличились и там. Дело в том, что сибиряки привезли в Крым прогрессивную, по тем временам, технику спелеологии. Тогда было откровением и фонарь на шлеме с тумблером на две мощности света и спуск с отвесов не по лестнице, а по веревке сибирским методом "коромысло".

Однако по требованию председателя центральной секции спелеологии В. Илюхина на семинаре спуск по отвесам разрешался только по лестнице. Представляете, каково было красноярцам, уже привыкшим к обжигающим скольжениям по верёвке, переступать со ступеньки на ступеньку весь 80-метровый отвес в пещере Монастырь-Чокрак. Так вот Г. Коваленко решил этот вопрос довольно просто, так что и волки были сыты, и овцы, как говорится, целы. Надев на себя два свитера потолще и штормовку, Геннадий не стал одну за другой перебирать ступени, а обнял лестницу, как любимую девушку руками, раздвинул пошире ноги и, слегка притормаживая предплечьями и грудью, очень быстро "приехал" на дно грота, в качестве расплаты получив несколько синяков на руках и плечах. Однако, юридически, он выполнил требование Илюхина – спускался по лестнице.

В том же 1962 году у нас в крае была проверена Комская пещера, о которой И. Щукин писал ещё в 1850 году.

28 декабря 1962 года в газете "Красноярский рабочий" появляется статья В. Беляка "Развенчанная легенда".

"Настало время проверить легенду. Краевая секция спелеологов снарядила небольшую экспедицию в Новосёловский район – зону будущего Красноярского моря. В неё вошли студенты Г. Коваленко, В. Романов, Н. Оводов, В. Полуэктов, ассистент И. Ефремов и автор этих строк…

Метр за метром идём вниз по обычной тектонической трещине. Лестницу, верёвки толкаем впереди. Десять метров, двадцать, тридцать… Разочарование усиливается – карстовой пещеры нет и следа.

Ребята без энтузиазма замеряют температуру, направление воздушных потоков, составляют планы; сообщение пещеры с подрусловой частью Енисея действительно оказалось красивой легендой".

Ну что ж, в спелеологии многие сообщения местных энтузиастов о "бездонных пропастях", километровых отвесах, "убийственных газах" внутри пещеры, как правило, оказывались очередной "легендой". И к этому тоже приходилось привыкать.

Тем не менее, этап спелеологической работы с 1958 по 1962 года в Красноярске характеризуется приобретением спелеологами технических и тактических навыков, необходимых для штурма серьёзных пещер, популяризацией спелеоспорта в среде студенчества и трудовой молодёжи, выявлением ряда пещерных участков и районов в крае, прохождением таких выдающихся пещер Сибири как Торгашинский провал, Бородинская, Кашкулакская, Белая и др.

В описании мелькают годы: 1958… 1960… 1962. Но, я не пытаюсь писать историю спелеологии – это, по-моему мнению, непосильная для одного человека задача, моя работа – всего лишь экзотические фрагменты из некоторых походов и экспедиций моих друзей, красноярских спелеотуристов.

Мечта. Огромная и неотступная. Все эти годы она жила в сердцах красноярских спелеологов. Мечта о глубочайшей пещере, мечта о рекорде. Хотя пещера Торгашинский провал была ещё самой глубокой в СССР, они твёрдо верили, что есть, есть в Сибири, в Красноярском крае, пещера тысячеметровой глубины. Ведь вершины Саянских гор местами возвышаются над подошвой и на большую высоту. Значит, есть, значит, будет рекорд!

Надо только искать. Искать упорно, настойчиво!

Зуд исследователя, жажда первооткрывателя не давала покоя многим поколениям энтузиастов. А дальше что? За этим поворотом, горой, в чёрном провале бездны? И едва ли кто-нибудь спрашивал себя: для чего? Логика была проста: раз есть пещеры, значит, кто-то должен их исследовать… Да и мечту, овладевшую людьми, нельзя остановить запретами, уговорами, запутыванием, даже самой смертью.

1963 ГОД

В 1962-1963 годах в красноярском спелеодвижении происходила медленная смена первого поколения. В это время энтузиазм первых организаторов секции начал постепенно спадать (всё же романтика – удел молодых!), а в секцию влились новые силы, такие В. Бобрин, В. Полуэктов, Б. Мартюшев, В. Деньгин, А. Резвов, А. Бакланов, Ю. Выжанов, Л. Петренко и др.

Уже полным ходом шло строительство Красноярской ГЭС, и попадать на Бирюсу – пещерное Эльдорадо красноярцев – стало несравненно легче. Поэтому с 1963 года спелеологи стали "бегать" туда каждый выходной.

Кроме того, в 1963-1965 годах в крае проводились совместные экспедиции спелеотуристов и геологов с целью изучения пещер на закарстованных участках Бирюсинском, Ефремкинском, Бородинском, Баджейском.

Но всё же главным результатом 1963 года надо считать прохождение пещеры Кубинской. В ней был установлен рекорд СССР по глубине спусков под землю. 274 метра. Рекорд, продержавшийся около двух лет. Это был праздник, огромный праздник красноярских спелеологов.

Вот как в короткой заметке 17.05.1969 г в "Красноярском рабочем" описал штурм Б. Абрамов:

"Красноярские спелеологи открыли неизвестную пещеру в районе реки Бирюса. 12 мая двадцать четыре покорителя подземных глубин начали штурмовать пропасть. Восемнадцать часов длился героический штурм. Спускаться приходилось под каскадами воды, преследовавшей людей до глубины 27 метров. Несмотря на многочисленные препятствия, штурмовая группа достигла дна. 250 метров отделяли смельчаков от поверхности. Этот спуск в недра земли – самый глубокий из всех, которые когда-либо совершали спелеологи в Советском Союзе.

Участники экспедиции назвали пещеру "Кубинская".

Об этом штурме писали и центральные газеты. Так "Правда" 08.07.1963 г писала:

"В окрестностях Красноярска на реке Бирюса спелеологи открыли пещеру глубиной 250 метров. Один из красивейших гротов назван именем Фиделя Кастро".

В тех газетных сообщениях фигурирует цифра 250 метров. Она взята по показанию авиационного альтиметра. В дальнейшем детальная топосъёмка уточнила глубину – 274 метра.

Штурм пещеры совпал с приездом в Красноярск вождя Кубинской революции Фиделя Кастро. На очередном собрании секции, не помню точно на каком, но мне кажется В. Беляк и Б. Абрамов, предложили назвать новую пещеру Кубинской, мотивирую такое решение "большой политикой", а главное, тем, что о красноярских спелеологах узнают во всём мире. Возражающих не было, другого названия никто не предложил, – оставили первое. Так пещера была названа Кубинской, а первый большой грот в ней – имени Фиделя Кастро.

В. Беляк о новой пещере написал самому Ф. Кастро и вскоре в ответ получил несколько книг и благодарственное письмо.

Ну что ж, жизнь есть жизнь и в 1985 году дивногорские спелеологи новую пещеру на Бирюсе назвали Женевской, а в 1987 ещё одну новую на Кавказе красноярцы назвали имени Индиры Ганди. И чего больше в этих названиях – уважения или "большой политики" – понять трудно.

Но вернёмся к газетным публикациям. 16.07.1963 г "Комсомольская правда" писала:

"…наибольший интерес любителей вызывают верховья речки Бирюсы, впадающей в Енисей чуть выше плотины Красноярской ГЭС.

И когда в начале мая очередной отряд отправился в поход, никто не ожидал чего-то необычного, особенного. Сейчас трудно даже установить, кто первый обратил внимание на большой грот в отвесной скале, метрах в двадцати от подножия. Виктор Полуэктов и Михаил Мамонтов с небольшой группой товарищей поднялись вверх. "Грот" оказался входом в новую пещеру. Отвесно вниз уходил глубокий колодезь…

К штурму новой пещеры готовились несколько дней. На берегу Бирюсы разбили лагерь более двадцати лучших спелеологов Красноярска. И вот, наконец, штурмовая группа во главе с инструктором – спелеологом Игорем Ефремовым, преподавателем Красноярского сельхозинститута, начали спуск.

Впереди – узкая глубокая щель. Геннадий Коваленко, студент сельхозинститута, по верёвке спустился вниз. За ним – остальные: Виктор Пономарёв, Михаил Мамонтов, Леонид Дмитриев, Владимир Деньгин и Игорь Ефремов. Стенки грота начали сужаться. Под ногами заблестела вода…

Температура в пещере постоянная – 4 градуса выше нуля, вода ничуть не тёплее. Но за все тяготы в пути исследователи были вознаграждены красотой открытых гротов. Первыми они увидели замысловатые узоры кальцитовых наплывов, которые, словно занавеси, укрывали стены пещеры, музыкальные сталактиты, мелодично звучавшие от самого лёгкого прикосновения, так и не пройденный до конца загадочный лабиринт, названный за красоту Волшебным.

К вечеру исследователи достигли дна пещеры. Высотомер показывал, что они спустились на глубину в 250 метров. Это – рекордная глубина для пещер Советского союза, исследованных спелеологами…".

Как говорится в сказках, "и я там был, мёд пиво пил…". В штурме Кубинской пещеры довелось участвовать и мне. Правда, не в штурмовом отряде – я тогда только-только появился в секции, – а в отделении фотографии, да и то в качестве "подай то, принеси это".

Ничем особенным этот штурм мне не запомнился, да отделение фотографов и не доходило до дна. Единственно, и то не отрадное, воспоминание: я настолько устал по этим чёртовым отвесам и лестницам, что на последнем отвесе ребята тянули меня за страховочную верёвку как мешок… с удобрением. Вероятно поэтому мне хорошо запомнилось, что там была навешана, пожалуй, в последний раз лестница с перекладинами через полметра. Так что от ступеньки до ступеньки приходилось, как-бы подпрыгивать. В этот же год, после недолгих обсуждений на общем собрании секции, по предложению И. Ефремова было решено лестницы делать длиной 10 метров с перекладинами через 33 сантиметра. Это оказался самый удобный стандарт. Такая скрученная в клубок тросиковая лестница занимает немного места, легко переносится и протаскивается через "калибры", а, состыковывая их друг с другом, можно преодолевать, практически, любой отвес. Довольно скоро эти размеры стали общесоюзным стандартом для спелеологов.

В отличие от других видов спорта, всё снаряжение спелеологам приходилось, да и сейчас приходится, делать своими руками. Поэтому спелеологи постоянно, что-то ищут, изобретают, испытывают. В Красноярском клубе был даже специальный шаблон для изготовления подобных тросиковых лесенок. В восьмидесятых годах, когда вместо лестниц на отвесах стали применять тросы с самохватами, стали выдумывать самохваты самой разнообразной конструкции. Кстати, когда в 1973 году журнал "Турист" объявил всесоюзный конкурс на лучшее туристское снаряжение, ПЕРВОЕ место занял красноярец – спелеолог Н. Ларионов (гидронивелир для измерения глубины пещеры), ВТОРОЕ – красноярец – спелеолог В. Васкевич (подземное однопроводное переговорное устройство) и поощрительную премию и диплом Б. Мартюшев (разработка и внедрение шлямбурного снаряжения спелеотуриста).

Так вот – о лестницах: этот штурм убедил меня в том, что у спелеолога должны быть крепкими не только ноги, что вполне естественно, но и руки. Пришлось упорно тренироваться, и через пару лет я уже подтягивался на перекладине по 15-18 раз, а летом 1967 года, когда Краевой спелеоклуб проводил тренировки на парашютной вышке острова Отдыха, по такой тросиковой лесенке на вышку, на высоту 55 метров, я забежал, нет, взлетел за 2 минуты 36 секунд. И это было второе время. Первое показал Александр Савин – 2,17! Так что, повторяю, сильные руки для спелеотуриста самая необходимая часть тела.

Кроме страшной усталости на отвесах, каскадов ледяной воды, отчаянного холода на привалах и страстного желания поспать из Кубинской я вынес ещё одно, как говорится, неизгладимое впечатление. Красота!

Кажется, ну что может быть прекрасного в сером камне, холодной воде, коричневой глине, чернильной темноте? Но, когда на таком фоне вдруг перед глазами выступает белоснежный сталактит – умиляется душа, и без всяких объяснений понимаешь, что такое вот сочетание очень красиво. А колонии маленьких пушистых летучих мышей, висящих на потолке вниз головой такими большими скоплениями, что спят, вцепившись друг в друга несколькими слоями. Огромный, приземистый молочно-белый сталагмит вообще поразил моё воображение. И мне вдруг стало жаль, бесконечно жаль людей, которые не бывали в пещерах и не могут в полной мере насладиться этой невероятной красотой.

Мне так захотелось описать это ощущение подземной красоты, стыдливую девственность перламутра натёков на тёмном фоне пещеры, что, придя домой, я сразу сел за стол, взял карандаш и бумагу. В течение получаса я, как герой детектива Богомила Райнова, тупым концом карандаша ковырял в носу, а заточенным вывел на листе что-то отдалённо напоминающее жирную свинью с задней частью русалки. На этом моя литературная деятельность и закончилась.

Но, шутки в сторону, давайте договоримся сразу – в пещере очень, непередаваемо красиво. В любой пещере, большой или маленькой, вертикальной или горизонтальной, обязательно отыщется уголок, где в восторге замрёт сердце исследователя.

Так что в любом моем описании экспедиций, походов, пещер читатель должен подразумевать, что кроме верёвок, тросов, лестниц, крючьев, грязи, отвесов, сифонов, скал, как-бы за кадром обязательно присутствуют плачущие оголённо-белые сталактиты с хрустально прозрачной капелькой, матово-молочные с перламутровым отливом сталагмиты, различной формы колонны, эксцентрические гелектиты, занавеси, драпировки, барражи, гуры, пещерный жемчуг, жидкий камень – лунное молочко…

Кстати, так оно и есть на самом деле, но со временем уже почти не обращаешь внимания на сталактиты. Воспринимаешь их как что-то обязательное. Ну, красиво, да ведь так и должно быть!

И вообще, восприятие красоты зависит от многих факторов. Попробуйте любоваться великолепными полотнами Сурикова или, скажем, Репина… на голодный желудок. Может первый раз и получится, но потом… А если у вас плохое настроение, усталость с ног валит, насморк, наконец?

Да что там говорить. Ведь, к примеру, все знают, что горы – прекрасны! Я сам неоднократно любовался горными хребтами и вершинами на восхождениях в альплагерях, но… Однажды неожиданно наступил миг, время просветления, когда где-то в глубине души вдруг открылась дверь, и я по-новому увидел красоту гор. Нет! даже не увидел – внутренне понял и принял, впитал в себя маленький горный уголок. Даже не пытаюсь описать, что я чувствовал в этот момент. Это был миг высшего блаженства, миг полного единения с природой. Я растворился в ней, почувствовал себя частицей огромного мира. Мира чёрно-серых таинственных скал, ослепительно сверкающего белого снега, ярко-зелёной травы на крутых склонах, синего леса глубоко внизу, петляющей по дну долины речки, фиолетово-голубого неба, далёких звёзд, всей непрекращающейся вселенной.

И столько нежности, умиления, любви было в этом единении не только с данным участком Кавказа, нет, я знал, верил, чувствовал себя маленькой, микроскопической, но важно необходимой частичкой неизвестно кем и зачем сотворённого МИРА, что непроизвольно выступили слёзы на глазах.

Я сидел и плакал. Плакал никого не стесняясь, тем более я был совершенно один. (Я тогда в одиночку с плато Загедан пересёк Главный Кавказский хребет).

Это было необъяснимое блаженство. Мне хотелось, чтобы оно продолжалось бесконечно, но, должно быть, организм защищает наш мозг даже от приятных перегрузок – через пару минут я, вроде, пробудился, вынырнул из глубокого сна.

Навалившись на собственный рюкзак, я сидел на скальном выступе над небольшим голубовато-зеленоватым озером на безымянном перевале. То же высокое небо, парящий ниже меня орёл, цепочка туров, пробирающаяся по узенькой полочке над озером, блики ручья внизу… Но куда-то исчезло, испарилось умиление в душе. Нет блаженства, когда хотелось петь, кричать, плакать и молчать одновременно. Ну, красиво, хорошо и всё! И что плакать? Разнежился, размамлюнился, как кисейная барышня. Вот, мне ещё засветло до леса спуститься надобно. В лесу хорошо. Лес – это дрова, костёр, тепло, речка – это вода, обед, скалы – место выхода пещер. А голубое небо? У меня вон рюкзак голубой, что на него теперь смотреть и плакать?

И всё же я безмерно благодарен природе, горам за те пару минут, когда я чувствовал себя всемогущим богом и маленьким муравьём одновременно. Когда я был частице вселенной.

Нельзя сказать, что с началом большой работы в Бирюсинском заливе Красноярского водохранилища спелеологи забыли остальные пещеры. В. Полуэктов в "Красноярском рабочем" 23.04.1963 г писал:

"Группа спелеологов в составе двенадцати человек получила задание обследовать одну из глубочайших пещер нашей страны – Торгашинский провал, – систематическое изучение которого началось в 1959 году.

В результате десятичасового пребывания под землёй были открыты неизвестные продолжения Торгашинского провала".

В этом же году окончательно было закрыто белое пятно Каляжинского провала. 26.05.1963 г в "Красноярском рабочем" Г. Коваленко писал:

"Два года прошло после "дикого" спуска, как мы назвали штурм Каляжинского провала в 1961 году…

Пробный спуск делает Виктор Пономарёв. Ему, как руководителю экспедиции, необходимо знать характер трещины, чтобы наметить план исследования. После обеда моя очередь.

Спускаюсь на глубину 90 метров. Здесь ещё никто не был. Мрачные стены сомкнулись. Внизу узкая щель, в которую вряд ли проползёшь. В узком месте застрял. По телу прошёл холодок, как перед прыжком в воду. Выдыхаю воздух и протискиваюсь вниз.

…опускаюсь ещё метров на пять, и – дальше некуда. Сбоку щель, в которую проникнет разве только мышь.

Сообщаю обо всём наверх. В наушниках слышно, как ребята кричат "ура". Телефон доносит их смех, весёлые возгласы. И я вместе с другими радуюсь тому, что наконец-то покорён этот легендарный провал.

Чтобы как-то отметить пребывание здесь, на стометровой глубине, человека, на стене выбиваю "1963" и вешаю молоток на крюк".

С этого года образуются новые секции спелеологов под эгидой краевой секции. "Политехник", секция завода Телевизоров, Радиозавода, Геологоуправления, треста "Сибтехмонтаж" и т. д.

Спелеологи "Сибтехмонтажа" под руководством Виктора Бикеева в декабре 1963 года провели зимнюю экспедицию в Манский район Красноярского края. И хотя экспедиция не открыла рекордных пещер, на ней стоит остановиться хотя бы потому, что по окончании впервые был написан отчёт по всем правилам: с введением, картой района, планами пройденных пещер, дневником, фотографиями. Отчёт полностью, как и положено, готовил руководитель экспедиции, В. Бикеев:

"На одном из собраний секции красноярских спелеологов Юра Шемякин (знаменитая в те времена в среде спелеологов личность. Но о нём, как-нибудь в другой раз – Б. М.) рассказал об услышанной им от соседей истории: "Вблизи дер. Кубеинка есть отдельно стоящая гора Кубия. На её вершине находится в скалах чёрное отверстие – начало неизвестной пещеры. В 20-х годах нашего столетия жители деревни на трёх связанных верёвках спускали в пещеру своего односельчанина, но внезапно погасла свеча. До находящихся наверху людей донёсся отчаянный крик. Вытащили бледного, потерявшего сознание человека…". (Чувствуете, вновь страшная легенда? – М. Б.)

Я протискиваюсь сквозь очень узкую щель, попадаю во вторую трубу. Дно наклонное и глинистое.

Здесь уже сидит Толик (Тренихин – Б. М.) и пытается зажечь карбидку. Лёня в поисках новых ходов лазит где-то наверху, над нашими головами. Вдруг он очень спокойно говорит:

— Ребята, берегитесь. Сбрасываю висячий камень.

Кровь бросилась в голову, мгновенно мы прижимаемся к стенкам. Посыпались мелкие камни. Что будет, если упадёт большой?

Но всё обошлось благополучно. Лёня сумел закрепить его в щели".

Лично я из этой экспедиции помню только то, что в пещере мы ожесточённо боролись с постоянно гаснущими карбидными фонарями и, по выходе, приняли твёрдое решение выбросить их. Да ещё: на втором отвесе пещеры Кубеинской (не путать с Кубинской) стена была усыпана таким количеством мелких эксцентрических сталактитов, вывернутых в разные стороны, что мой комбинезон, – да и не только мой – превратился в лоскутки и лохмотья, которые я без сожаления выбросил после экспедиции.

А наш проводник Петров Пётр, житель деревни Кубеинка, подождав нас немного у входа в пещеру, ушёл домой, резонно решив, что если мы выберемся на поверхность – по своим же следам вернёмся в деревню. Ну, а не дай бог, навсегда останемся в "царстве теней" – какой смысл ему нас поджидать?

Вот этот-то Петров, должно быть, догадываясь, что из пещеры мы вылезем мокрые и озябшие, – а на дворе январь и очень холодно, – прежде чем уйти, развёл большой костёр.

В одном из рюкзаков, стоявших рядом с костром, кроме одежды, продуктов и т. д. Был слиток парафина на два кило весом. Горел он, видимо, настолько хорошо, что от всего этого осталась маленькая кучка золы и пара железных застёжек. Но в любом горе всегда найдутся счастливые моменты – рюкзак был не мой.

Пещеры оказались небольшими: Казанчесская – 20 метров, Кубеинская – 65 метров глубины!

Кстати, экспедицию в Каляжинский провал финансировал Красноярский краевой краеведческий музей, в оплату за то, что Н. Оводов – один из активнейших спелеологов секции – разобрал, определили, рассортировал и замаркировал завалы костей животных в запаснике музея.

Вообще говоря, найдя любую кость, по крайней мере в пещере, чему я был свидетелем, Н. Оводов тут же сообщал любому желающему, какому животному при жизни принадлежала данная кость, и из какой части тела извлечена.

Как-то раз Николай, рассмотрев медвежий масёл, который буквально перед ним я отбросил в сторону, настолько обрадовался, что пустился в пляс, потрясая костью, как знаменем.

— Ты не свихнулся? – тактично поинтересовался я.

— Да ты посмотри, посмотри. Уникальная кость, – объяснял он. – Видишь глубокие царапины.

— Ну и что? Царапины и царапины.

— Как ты не понимаешь? Это же следы зубов медведя (дело происходило в пещере Баджейская, в километре от входа). Значит, голодные медведи жрали друг друга…

Лично я из всего этого сделал вывод: в пещере может встретиться голодный медведь, который захочет и меня сожрать?

Кстати, медвежьи следы в пещерах я встречал довольно часто, но самого – ни разу! Бог миловал.

Под руководством Н. Оводова в крае проводилось кольцевание летучих мышей, в 1962 году окольцовано 277, а в 1963 – 992. Несколько десятков летучих мышей было отловлено и направлено в Иркутский противочумный институт, по просьбе последнего, для изучения экопаразитов, как возможных переносчиков вирусных заболеваний. В этой работе Н. Оводову активно помогали спелеологи.

Но вернёмся к спортивному спелеодвижению. Первоначально секция спелеологов входила в систему Красноярского краевого туристско-экскурсионного управления, затем в 1960 году – при краевом отделении Географического общества СССР. С 1962 года секция работала при ДСО "Труд". Но краевая секция всё же оставалась при Совете по Туризму.

Из экспедиций 1963 года, в которых я не участвовал, можно отметить: в Назаровском районе красноярскими спелеологами проведена разведка, в результате которой установлено широкое распространение пещер. Одна из них, в районе дер. Мариновка, была обследована до глубины 30 метров. Дальнейшее проникновение в пещеру было прекращено из-за недостатка оснащения группы.

С 2 по 26 августа совместная экспедиция Красноярской секции спелеологов и Красноярского геологоуправления проводила исследования закарстованного массива известняка (порода, в которой наиболее часто встречаются пещеры) от устья реки Бирюсы до р. Козыреевой. В работе экспедиции приняли участие спелеологи Московской секции (в том числе первый председатель центральной секции спелеотуризма доктор наук В. Илюхин). Было найдено много новых гротов и пещер.

Один из результатов данной экспедиции (из песни слов не выкинешь!): "ханыги – красноярцы" у "добряков – москвичей" "умыкнули" немного верёвки.

В то время красноярская секция на спортивное снаряжение, а тем более на верёвку, была очень бедна. Даже специально ходили в Торгашинскую после альпинистов, чтобы с отвеса, на входе в грот Красоты, снять двух-трёх метровые петли капронового репшнура; разными правдами и неправдами закупали стропы грузовых парашютов (капроновая лента длиной 14 метров) и использовали их в качестве основной верёвки.

Но даже и при такой нехватке снаряжения, спелеологи, особенно молодые, много шутили, жили и ходили в пещеры весело! Мне кажется, что спелеотуризм и здоровый юмор просто неотделимы друг от друга. И если кто-то считает, что пещеры покоряют серьёзные дяди с целеустремлённым взглядом, обвешанные верёвками, крючьями и прочим железом, он глубоко ошибается. Нет, насчёт верёвок, крючьев и прочего, конечно, правда, а вот насчёт серьёзности – это уж дудки!

Ну, посудите сами, как можно удержаться от смеха, если ваш товарищ, поднимаясь по качающейся лесенке, вместо перекладины схватился за отдельно лежащую осклизлую сырую палку? Или, не заметив кристально чистой воды, ухнет в холодное озеро? В той же, совместной экспедиции, дежурный по лагерю, Юрий Шемякин, сам составлявший меню обеда, натопил в большом котле огромное количество сала, в котором сиротливо плавали с десяток длинных макаронин. Да ещё и удивлялся, как людям может не нравиться такая вкуснятина, а главное "страшно питательная еда"?

В этой экспедиции была выпущена стенгазета с броским названием: "Чнарк!". В самом низу большого ватмана мелкими буквами было написано: "Ошибки и опечатки, обнаруженные при издании: 1-я строка сверху. Написано – Чнарк! Следует читать – Сатира и Юмор!".

С этих пор, лично я всё смешное зову одним словом – Чнарк!

А, Г. Коваленко, всерьёз увлёкшийся в то время химией, в плоской жестянке из-под киноплёнки искусственным путём получал сероводород. И, надо сознаться, по резко подурневшему запаху в его палатке чувствовалось, что опыт ему удался.

Ну, а если говорить без шуток, к числу достижений краевой секции за этот период относится наработка новых приёмов топографической съёмки вертикальных шахт, использование лебёдок до глубины 90 метров (Каляжинский провал), разработка и изготовление (своими силами, естественно) спецшлемов, систем освещения, жёстких переносных металлических лестниц для преодоления вертикальных труб в сводах гротов, пещер и т. д.

Но самое главное, в этом году в секцию влилось много молодых парней и девчат. Следовательно, возникла острая необходимость в их обучении. В конце 1963 года в Красноярске (опять же на общественных началах) была организована впервые школа спелеологов.

На первой лекции её преподаватель, Мавр Николаевич Добровольский говорил:

— Школа спелеологов – это не совсем обычная школа, где есть штатные преподаватели и ученики. Это, прежде всего, организация самодеятельная, общественная, где работу ведут все участники данного мероприятия. А занятия ведут сами же, только более подготовленные, товарищи. Причём не в форме нудных лекций, а в форме краткого делового сообщения и последующей живой беседы по рассматриваемым вопросам.

Однако занятия в школе позволят как систематизировать наши знания, укрепить их и, что самое главное, повысить культуру нашей работы. Строго говоря, мы не очень отдалились по культурному уровню исследования пещер от какого-нибудь неандертальского дяди, использовавшего пещеры в качестве жилья.

На общем фоне хорошей физической закалки и спортивного мастерства спелеологу приходится заниматься геологией, гидрологией, палеонтологией, археологией, антропологией, биологией, топографией и другими науками. Значит, хороший спелеолог должен быть всесторонне развитым человеком, в чём большую помощь нам должна оказать школа.

Разрешите выразить уверенность, что после завершения работы школы красноярские спелеологи станут не только самыми отважными, смелыми, инициативными, самыми выносливыми, но и самыми культурными спелеологами в Советском Союзе.

Какие слова! Какие правильные слова! Их бы золотыми буквами вышить на белом знамени с чёрной летучей мышью, знамени Красноярских спелеологов! Хотя все прошедшие тридцать лет, красноярские спелеотуристы, особенно не афишируя, стараются неукоснительно придерживаться этого правила.

Ну и последний штрих к 1963 году: два красноярских спелеолога – В. Бобрин и В. Деньгин были направлены секцией в Крым на сбор Центрального Совета по Туризму для подготовки на инструкторов.

1964 ГОД

Знаменит, прежде всего тем, лично для меня, что тёмной, холодной новогодней ночью я принял Енисейскую купель. Искупался, попросту говоря.

В начале шестидесятых во всю шло строительство Красноярской ГЭС, и спелеологи едва ли не ежедневно ходили в Бирюсинские пещеры, которые были в 10-12 километрах от Дивногорска, города гидростроителей, куда регулярно ходили автобусы.

В старой деревне Шумина, которая теперь на дне водохранилища, в тот год работала даже столовая, где мы частенько подзаправлялись. В один из выходов в этой столовой Альберт Бакланов и Николай Кожушкин вместо обеда на двоих заказали 38 стаканов молока. Многие даже пытались держать пари, но "справненькие" спелеотуристы опорожнили все 38 стаканов. Почему они заказали 38, а не 35 или, скажем, 40 для меня до сих пор неясно.

Ну, это, как говорится, шаг в сторону, а Новый 1964 год мы встречали в избушке лесорубов на берегу Енисея выше уже заброшенной деревни Шумиха.

Рано утром Н. Оводов, А. Резвов, Зайцев, Н. Резвова ушли в пещеру Кубинская, а мы с А. Казаковым направились в Дивногорскую.

Из пещеры на поверхность мы выползли уже затемно. В январе в Сибири темнеет очень рано. И едва мы прошли с полкилометра, – у меня сломалось крепление левой лыжи, проще говоря, отскочило совсем. Все мои попытки поставить её на место, не увенчались успехом. Я попробовал было шагать на одной лыже, но и она скоро сломалась, вероятно решив, что за двоих пускай "лошадь трудится".

А. Казаков, которому надоело постоянно меня поджидать, ушёл в избушку, до которой оставалось ещё километров восемь-девять, заверив, что к моему приходу натопит печь и заварит чай.

А мне ничего не оставалось, как запаковав лыжи под клапан рюкзака, животом буравить снег дальше. Может, кто пробовал ходить по тайге без лыж в середине зимы, хотя бы и по пробитой лыжне? Да ещё ночью. Попробуйте!

Правда, если уж совсем откровенно, местами попадались места, где лыжня не проваливалась. Жаль только, что таких мест было мало.

Одним словом, устье Бирюсы встретило меня уже глубокой ночью, уставшего как собака.

Здесь идти стало проще: надутый ветром снег, с небольшими застругами был твёрд. Обрадованный, зашагал я по скованному панцирем Енисею. Однако я настолько крепко устал, что шёл вроде как в полусне.

И вдруг!

Обе ноги проваливаются куда-то вниз, не находя опоры, лыжные ботинки быстро заполняются ледяной водой. Мокрые, холодные тиски охватывают все выше: колени, живот, грудь…

Все! Конец! Полынья!

Сознание скоренько нарисовало картину, как уставшего Мартюшева закручивает стремительное течение (тогда водохранилище ещё не заполнялось, и течение в Енисее было шибко бойким) и заталкивает под метровый лёд…

"… выплыву, пожалуй, не раньше чем в середине лета и не ближе, чем в Ледовитом океане".

Сказывают, в последний момент человек вспоминает всю жизнь, до мельчайших подробностей. Но, вероятно, у меня был ещё не вечер, не последний звоночек, так как ничего путного из своей жизни я не вспомнил. Просто в голове злость, страх, едва не ужас, и единственная мысль: "Развернуться! Быстрее развернуться. Развернуться и выбраться на лёд. Быстрее, быстрее!".

Ночь. Темно. Серая лента Енисея в окружении чёрной тайги на крутых берегах, промытая течением полынья, барахтающийся в ней спелеотурист.

Я погрузился уже до подбородка, и всё ещё соображал, как повернуть и выбраться на скользкий лёд.

Среди хаоса ощущений: дикого страха, одиночества, зверского сдавливающего холода где-то в самой глубине подсознания теплилось нечто приятное – безмерно уставшие мышцы ног расслабились, отдыхали. Они с лёгким злорадством следили, как хватают воздух, хлопают по воде руки.

И всё же именно руки в этот раз оказались умнее головы. Они стали энергично выгребать вперёд по ходу. Через пару секунд, не успев до конца перепугаться, я выскочил на противоположном конце полыньи. Каким образом выбрался я из полыньи на скользкий лёд – до сих пор остаётся для меня загадкой!

Но, я стоял на твёрдом льду, вода ручьями стекала с комбинезона, рюкзака, меховых рукавиц; одежда на морозе быстро костенела. Через минуту я стал похож на египетскую мумию. Собрав последние силы, бегом пустился к избушке, благо она была уже не далеко.

Следующим днём я внимательно осмотрел промоину: метра три шириной, десять – длиной. Единственная на семикилометровом отрезке Енисея. Как я ухитрился попасть именно в неё? Ночью. Даже если специально целиться – промажешь! Но, вероятно, такой уж я везучий.

Осматривая полынью я понял, как крупно мне повезло. Если бы я стал вчера разворачиваться – быть мне в Ледовитом океане! Стоя над голубовато-зелёной промоиной, я в очередной раз принял окончательное решение – бесповоротно бросить спелеологию!

Но, как бы там ни было, 1964 год начался. Всё чаще в краевых и союзных газетах появляются статьи и заметки и красноярских спелеологах.

К этому времени красноярская спелеология уверенно входит на передовые позиции в Советском Союзе.

В "Красноярском рабочем" от 27.12.1964 г статья В. Шатрова "Большой совет спелеологов":

"Состоялся пленум секции спелеологов Центрального совета по туризму, проходивший в столице Абхазии – г. Сухуми.

От Красноярска присутствовал инженер-механик сельхозинститута Игорь Ефремов.

Спелеологи сообщили, что самыми глубокими пещерами в Советском Союзе являются Кубинская (Красноярск) – 274 метра и Молодёжная (Крым) – 261 метр. Самая длинная пещера в стране – Озёрная (Тернопольская обл.), её протяжённость 21 километр.

Пленум принял решение об организации в Красноярске специального лагеря, задачей которого будет подготовка кадров спелеологов в восточной части страны".

А 20.12.1964 г в "Красноярском рабочем" появилась маленькая заметка Л. Петренко:

"В этом месяце исполняется пять лет со дня создания научно-спортивной Красноярской секции исследователей пещер – спелеологов.

Всего красноярскими спелеологами за пять лет исследовано и задокументировано более 120 пещер общей протяжённостью 13 километров".

1964 год в своём роде – поворотный. В Манском районе Красноярского края нашей секцией обнаружена пещера Баджейская. Правда, первой экспедицией отснято два километра ходов, но для нашего края это рекорд. Рекорд по протяжённости и, что не менее важно, по объёмности.

В сотни метров длины коридоры. Широкие, высокие, огромные гроты – это была именно пещера. Не узкие калибровки и ходы вперемежку с отвесами, которые до сих пор (за небольшим исключением) мы имели в Красноярском крае.

М.Н. Добровольский писал в "Красноярском рабочем" 12.04.1964 г:

"В Красноярск… возвратилась научно-спортивная экспедиция. Она была организована краевой секцией спелеологов и Красноярским геологическим управлением. В течение двадцати дней экспедиция под руководством инструктора спелеотуризма Валерия Бобрина и инженера гидрогеолога Жанны Цыкиной обследовала семнадцать пещер. Выявлена вторая по размерам из известных в крае карстовая впадина – Баджейская – глубиной до 180 метров и протяжённостью более двух километров".

И даже газета "Известия" поместила небольшую заметку:

"Красноярск. 24 июля. У села степной Баджей, что расположено в Восточных Саянах, открыта крупнейшая в Сибири пещера. Общая протяжённость ходов её достигает без малого трёх километров, а глубина 180 метров".

Я, конечно, могу описать свои впечатления от невиданных до сих пор широких галерей, одну из которых В. Бобрин в восторге предложил назвать "Бродвей", уверяя, что это не преклонение перед "гнилым" Западом, и что Бродвей переводится как Звёздный путь (в первом выходе кристаллики льда и инея на потолке Бродвея действительно отсвечивали как миллионы звёздочек на небе). Как с опаской проходили мы под нависающей, отколовшейся от потолка каменной пластины, весом в несколько тонн. Сейчас эта глыба стала поменьше, а тогда в 1964 году занимала всю ширину Бродвея от стены до стены. Не буду описывать натуральный пещерный жемчуг в Жемчужном ходе, жемчуг, который я видел в первый и, вероятно, последний раз в жизни. Огромное озеро, именно озеро, а не заполненные водой ниши, которые мы гордо звали озёрами. Подземное озеро, которое Н. Резвова согласилась исследовать на надувном матрасе, одетая не в гидро, а в купальный костюм (это при температуре воды не выше пяти – шести градусов!). Не буду описывать только потому, что в нашем спелеологическом музее сохранилась (благодаря заботе Мавра Николаевича Добровольского) МАНСКАЯ ЛЕТОПИСЬ, написанная Л. Петренко.

Перечитывая эту летопись я поразился… обилию кличек у почти всех участников экспедиции, но решил не заменять их фамилий, оставив аромат и восторженность той эпохи.

Да и вообще с кличками – тут не совсем просто. Должно быть, воодушевлённые примером компании "Прометей" многие спелеологи в те годы получали их от друзей. Может, в какой-то мере подражая свободолюбию индейцев Америки? Или это действительно был "… бунт романтики против заурядной жизни"? Я имел даже две: Агитатор – у спелеологов, Гиппопотам – у альпинистов и скалолазов.

Леонид Петренко, имевший кличку Чижик, и сам был не прочь пошутить иногда безобидно и с тёплым юмором, иногда зло и надменно. В тот год наш народ ещё помнил беспрецедентный полёт американского лётчика Пауэрса почти через весь СССР на самолёте "Локхида У-2". Так вот однажды Леонид облачился в костюм лётчика-истребителя. Защитного цвета с полутора десятками блестящих молний, резиновыми противоперегрузочными трубками на рукавах и штанинах (отлежавшие свой срок костюмы спелеоклуб приобретал у армии. Они оказались очень удобными для пещер). Так вот, Л. Петренко облачился в такой костюм, обулся в обитые стальными шипами альпинистские отриконенные ботинки, на голову надел каску с фонарём. Экипировку дополняли большие тёмные очки, дымящая сигарета во рту, рыжеватая трёхдневная щетина. Ни дать, ни взять "американский лазутчик", какими нам их рисовали средства массовой информации.

Вышел в таком виде Леонид на центральную улицу Красноярска и выспрашивал ошарашенных прохожих, с очень не дурным "западным" акцентом:

— Где у вас "органы"? Куда идти сдаваться?

Это была дьявольская издёвка над всеобщей тогдашней секретностью, шпиономанией, нашим "железным занавесом".

В начале своей МАНСКОЙ ЛЕТОПИСИ Л. Петренко приводит полный список участников экспедиции. Мне кажется, будет справедливо повторить его здесь:

Спелеологи:

1. В. Бобрин (кличка Начальник)
2. М. Мамонтов (кличка Мамонт)
3. Б. Мартюшев (кличка Агитатор)
4. В. Михеев (кличка Стоматолог)
5. А. Бакланов (кличка Ухо)
6. А. Резвов (кличка Рант)
7. Л. Петренко (кличка Чижик)
8. Л. Зайцева (кличка Заяц)
9. Н. Резвова (кличка Куница)

Геологи:

1. Ж. Цыкина (кличку не имела)
2. В. Боковикова (кличку не имела)

Итак, откроем МАНСКУЮ ЛЕТОПИСЬ 1964 года:

"… Мишка Мамонтов, один из открывателей Кубинки, летом побывал на Верхне-Манских озёрах и познакомился там с охотником, знающим много пещер и, главное согласившимся быть проводником. Кроме личных впечатлений, это уже что-то значило, тем более что проводник выведет нас к пещерам рекордной глубины.

09.03.1964 г С утра собрались на Турбазе. От В. Бобрина узнали печальную новость: группа туристов Красноярского СЗТМ потерпела аварию в Саянах. При спуске с пика Грандиозный, глиссируя на незнакомом склоне, один парень сорвался и разбился насмерть. (В этом походе участвовал мой друг, один из наших хороших спелеологов – Вадим Федоровский. И все мы страшно волновались, не зная, кто конкретно пострадал. Надо сказать, в те годы почти все спелеологи были и туристами, водниками, альпинистами, скалолазами. – М.Б.).

11.03.1964 г С утра морозит, и мы натягиваем на себя все наличные тёплые вещи. А. Бакланов даже облачился в чудовищной величины овчинный тулуп…

13.03.1964 г Первая пещера оказалась… прямо на аэродроме посёлка Мина. Обвязавшись верёвкой, Мамонт лихо кинулся в воронку, но тут же выскочил, не найдя прохода.

15.03.1964 г Сорока пятиметровый провал оказался типа "Бездонного", но значительно красивей. Пещера образована в голубом доломите, очень чистая, с отшлифованными водой стенами, с огромными ледяными колоннами на дне. Необычная красота пещеры казалась делом рук сказочного камнереза – гранильщика. Голубые гладкие стены столь чисты, что сняли с нашей одежды грязь предыдущих пещер. Однако долгому любованию пещерной миниатюрой мешает необычная её температура – минус семь!

Другая пещера оказалась обычным гротом в мраморизованном зеленоватом известняке. Её пол залит льдом и усыпан мраморной крошкой, на стенах и потолке искрились мощные ледяные натёки. Некоторые покрыты белым известняковым натёком.

Но вот в пещеру вошёл проводник и с лёгкой улыбочкой принялся всю эту красоту громить большой дубиной. С хрустальным звоном посыпались на пол сверкающие подвески и люстры…

20.03.1964 г Расплатились с проводником, собрались, погрузились в машину и переехали в Степной Баджей – столицу партизанской республики (естественно, бывшую – М.Б.).

Нас определили на квартиру к старому партизану Шенцу, который заодно должен нам показать пещеры. У старого партизана оказался характер инквизитора: весь день продержал он нас на крыльце магазина, а вечером очень уклончиво отказался взять на квартиру.

Надвигалась ночь. Мы заметались в поисках жилья (март месяц в Сибири – это ещё зима!) и, наконец, устроились в брошенной избе в двух километрах от Степного Баджея.

22.03.1964 г У нас с Куницей потерянный день. Что есть дежурный? – гласит туристическая энциклопедия, – дежурный есть козёл отпущения. Целый день заготовляли дрова, перетрясали постели и, что самое неприятное, – тушили печку!

Русская печь в нашей избе на страх врагам сделана на 50% из дерева и обмазана глиной. Сейчас это дерево, не выдержав интенсивного топления, тлело, наполняя помещение дымом и угрозой пожара.

Надев комбинезоны и шлемы, мы с проклятиями протискивались сквозь узкое отверстие под печь и пытались залить огонь изнутри, но на каждую порцию воды, она отвечала снопом искр и кучей раскалённого мусора с дымом. Тогда мы начали лить воду вёдрами сверху и даже пустили в ход огнетушитель, но печь на это совсем не реагировала. Озверев, я принялся рубить печь топором и не успокоился, пока не продолбил в полу сквозную щель.

Днём к нам в гости приходил ветхий и жёлтый дед, узнать, что за алкоголики поселились по соседству. Оказывается, у здешних жителей слова геолог и алкоголик означают одно и тоже.

24.03.1964 г Сегодня Жанна, Мамонт, Стоматолог, Заяц и я идём в пещеру, показанную Сергеем, школьником из Степного Баджея.

Вход представлял собой небольшую, полузасыпанную снегом, воронку. Застраховавшись, я подошёл поближе и увидел, что вертикально вниз уходит шахта диаметром два-три метра. Дна не видно. Связав сдвоенную и одинарную стропы (из-за отсутствия капроновых верёвок в те времена, мы широко пользовались 14-метровыми стропами от грузового парашюта, употребляя их в качестве вспомогательного репшнура, а чаще вместо основной верёвки или страховки – М.Б.) я привязал их к хлипкому берёзовому кусту и начал спускаться дюльфером.

И вот я на дне заваленного брёвнами мрачного колодца, почти полностью завешенного у поверхности снежно-ледовым карнизом. Как назло, на 22 метра вертикали у нас с собой всего десять метров лестницы.

В 10-15 метрах от входа мы с Зайцем нашли целое кладбище костей и с увлечением принялись рыться в нём. Вот череп лося с одним рогом, черепа каких-то хищников вперемежку с позвонками, лопатками и рёбрами. Найдя хорошо сохранившийся неизвестный мне череп, внимательно его рассмотрев и вдруг… Крак! – пасть его раскрылась. Я в ужасе сел на острый камень. Откуда мне было знать, что череп барсука обладает таким свойством.

Мамонтовцы, захлёбываясь от восторга, рассказывают о висящих глыбах, огромных гротах, о том, что они прошли не менее километра пещеры. Преувеличивают, конечно, но пещера, видимо, огромная!

25.03.1964 г Когда дошли до середины Львиного грота, раскинувшегося по сторонам, подобно огромному спруту, Мамонт вдруг кинулся куда-то вправо в глыбовый завал.

— Мамонт! Вернись! Задавит!

Через несколько минут он восторженно завопил, призывая нас. За завалом открылся грот, переходящий в озеро. Озеро было большим.

Запрыгнув на наклонную плиту, заклиненную над заливом озера, вылезли под плоский потолок и долго любовались синью воды.

26.03.1964 г Сегодня общий выход в Новую пещеру (название Баджейская ещё не придумано – М.Б.).

У озера никого не было. Мы с Агитатором перескочили на плиту, и только я хотел залезть под потолок, как над головой раздался душераздирающий вопль. Это орали притаившиеся под потолком Заяц, Жанна и Куница. Они тут же сообщили, что хотели напугать не меня, а Агитатора, чтобы он упал в озеро. Не всё ли им равно, кто туда упадёт?

Для обследования озера нами принесён надувной спальный матрац. Наполнили его воздухом, проще говоря – надули, привязали репшнуром и навигация началась! Первым, сбросив часть одежды, на матрац взгромоздился Агитатор, в надежде на сенсационный снимок. Судорожно взмахивая руками, уплыл он за поворот, но там не выдержал и прохрипел:

— Тяни!

Вытянули мы его мокренького и синего от холода, но в кадр так и не попавшего.

Следующей в плавание по озеру отправилась Куница, имеющая ещё меньший опыт по этой части. Она, в отличие от Агитатора, не спеша, разделась и, забравшись на матрац в одном купальнике и носках, не спеша, поплыла. Зрелище было потрясающее – то-то вроде человека-амфибии. Где-то за поворотом Куница нашла ведущий вверх вход, по которому тотчас полезла. Обрушив множество камней и выбив на стене знак, она приплыла обратно под аплодисменты публики и полыхание фотовспышек. Даже наш суровый Начальник растрогался, глядя как Куница, согреваясь, носится по подземному мокрому каменисто-глинистому пляжу. Весело высморкавшись, он одобрительно проворчал:

— Цирк, да и только!

Я в это время с помощью скальных крючьев, пытался пролезть по стене над озером. Долго заколачивал крюк в какую-то каверну пока, наконец, он, вместе с огромной глыбой, не ухнул в озеро. Меня почему-то никто не приветствовал и не фотографировал, лишь говорили сочувственно: "Псих!".

В гроте Хаос никого не было и лишь из небольшой боковой дыры слышались голоса. Это были Рант и Стоматолог. Преодолев сверхузкий пятидесятиметровый трамвай, они нашли небольшой грот со странным эхом, за что и назвали его грот Стонов. Эти два молодца сегодня побродили изрядно и разведали участки за новым гротом. И дали им названия: грот Романтики, Мир Прекрасного, грот Сергея (в честь проводника).

Вечером, в избе, велись тоскливые разговоры о том, что перевелись нормальные вертикальные пещеры, и вообще спелеология стала спортом дешёвой экзотики. Отвесы и камины вытесняются змеями, медведями и всякими там голубыми озёрами.

28.03.1964 г Начальник, Мамонт и Жанна вычерчивают план пещер. Получается неплохо, особенно Новая. Отснятая на плане её часть имеет протяжённость два километра и глубину 180 метров. Это радостное известие настроило всех на скорейший отъезд домой, в Красноярск. Быстро собрались, поели и ещё засветло покинули Степной Баджей…".

Естественно, первопрохождение Баджейской на этой мартовской экспедиции не закончилось. В том же году на три дня отдыха в майские праздники у её входа собралось человек 60-70 спелеологов из различных секций города Красноярска и Дивногорска. Пещера все три дня гудела как пчелиный улей. Группы по два, по три человека тут и там встречались на разных перекрёстках Баджейской. Этот выход увеличил её длину ещё на два километра.

Но, если кто помнит, 64-й год начался в Союзе, нет, не голодом, а скажем, перебоями с продуктами. Раньше перед выходом заходил в любой магазин, покупал сколько надо тушёнки и сгущёнки, а в этот период данные продукты, да и хлеб тоже исчезли с прилавков магазинов.

Одним словом, на огромную толпу спелеотуристов были супы, крупы и т.д., но совершенно отсутствовало что-то мясное. А мы совершенно не привыкли ходить по пещерам в таких условиях.

И вот дядя Ухо (Альберт Бакланов) нашёл хороший выход из положения: по дороге от села до пещеры он в кювете нашёл заскорузлое конское копыто с частью покрытой шерстью голени. Все прошли мимо этого останка лошади, а "хитренький Ухо" засунул его под клапан рюкзака. Потом он крепко закоптил и прожарил на костре эту ногу и повесил над обеденным столом. В результате мы питались пшённой кашей вперемешку с чарующим запахом копчёного мяса.

Может создаться впечатление, что в 1964 году красноярцы занимались только исследованием Баджейской. В основном это так, но не совсем. По воскресеньям также ходили в Торгашинскую, Кубинскую, Ледяную и пр., и пр. В июне-июле проводилось исследование Шорского хребта. Руководители Ж. Цыкина, М. Добровольский. Но об этом исследовании у меня нет почему-то никаких материалов, кроме планов пещер. Но ведь в нашей истории они как раз и не нужны…

"Берега Енисея, Бирюсы и других рек нашего края, – писала газета "Красноярский рабочий" – изобилуют множеством пещер. Большинство этих карстовых образований не исследовано. Над освоением "белых пятен" упорно трудятся энтузиасты – спелеологи.

На днях состоялись первые в нашем крае соревнования представителей этого увлекательного вида спорта, организованные спортобществом "Труд". Они проходили в районе заповедника "Столбы".

Абсолютную победу в соревнованиях одержал слесарь Красноярского завода телевизоров Николай Кожушкин. Первое командное место завоевала секция спелеологов спортивного общества "Труд".

Однако новые открытия несли природе новые беды.

"Шкуродёр" – меандрирующий горизонтальный ход длиной около ста метров в Торгашинском провале. Владимир Деньгин, приземистый крепыш, пролез по нему уже почти до середины, распираясь в противоположные стены. Пола как такового в "Шкуродёре" нет, вместо него сужающая щель, в которой намертво вклиниваются ботинки. Вот и приходится пробираться где-то посередине между потолком и полом. Слышен скрежет железа по скале, отдельные слова и выражения – сзади, невидимые из-за обильного пота скребутся товарищи.

В. Деньгину нравится в "Шкуродёре", нравится вот так зависать над узкой щелью, чувствовать руками прочную скалу, уверенное сцепление тяжёлых альпинистских триконей.

В дальней части "Шкуродёра" вместо узкой заклинивающейся щели внизу появился нормальный пол, но Владимир продвигается расклинившись в стены – во всю ширину пола белый кальцит, как бы застывшими каменными волнами сбегает вниз, в конец "Шкуродёра". Эти волны образуют поперёк хода кальцитовые плотины – гуры с блестящей твёрдой корочкой со стороны нижнего бьефа и пушистые, состоящие из небольших наростов самых разнообразных форм, от маленьких округлых "пупырышков" до тонких длинных каменных игл в верхней части плотинки. Перед каждой такой запрудой стоит небольшое озерцо воды.

И столько в них красоты и беззащитности, словно и гуры, и озерца просят, требуют, кричат: "Не трогать! Не ломать! Не наступать!".

"Шкуродёр" в этом месте ещё расширился, и лезть распором стало труднее. Пробравшись ещё метра два, В. Деньгин едва не взревел от огорчения: на гладкой, блестящей, словно изготовленной из белого, с чуть желтоватым оттенком перламутра поверхности миниатюрой дамбочки отчётливо, ну словно напоказ, зиял коричнево-грязный след.

Счастье свободного лазания, радость общения с пещерой сменилось апатией и злостью.

— Сволочи! Словно в картину плюнули, – негодовал В. Деньгин, внутренне понимая, что уставшему спелеотуристу не до красоты, а иногда он просто не в силах лезть распором, когда под ногами ровный, пусть и безумно красивый пол.

Тем не менее, горечь у В. Деньгина ещё долго держалась после этого выхода.

20.11.1964 г Л. Петренко в "Красноярском рабочем" писал:

"Живописна и прекрасна природа в окрестностях Красноярска! Ослепляя своим слюдяным блеском, мчатся к Енисею стремительные речки: дыбятся в причудливом нагромождении горные пирамиды и пики скал; загадочно темнеют отверстия пещер и провалов.

Там, за этими тёмными провалами входов, тоже скрыта чудесная красота природы. Узкие лазы и обрывы выводят в грандиозные каменные залы хранилищ первозданной красоты. Выстроились вдоль стен, как на параде, стройные белоснежные колонны, нависли с потолка в каменные сосульки сталактитов, напоминающие то струи дождя, то зубы каких-то чудовищ. А под ними отсвечивают перламутровым сиянием прекрасные статуи сталагмитов. Легкие, кажется, невесомые складки каменных драпировок свешиваются прямо в голубую, кристально чистую воду пещерных озёр.

Но в таком виде пещеры можно увидеть лишь там, где люди, от которых это зависит, принимают все меры для их сохранности и разумного использования.

Совсем не так обстоит дело с красноярскими пещерами. Здесь работа спелеологов-любителей зачастую сводится на нет, и их открытия и исследования становятся просто бессмысленными. Ведь по следам спелеологов во вновь открытые пещеры устремляются никем не организованные "дикие" туристы. Движимые благородной жаждой всё увидеть, всё познать, но, не имея ни малейшего представления о пещерах и о правилах поведения в них, они превращают прекрасные памятники природы в мусорные ямы. Груды консервных банок и мусора захламляют сказочные дворцы, заражают воду голубых озёр; дымят костры, покрывая копотью стены, губя редких, почти не изученных реликтовых животных, с хрустальным звоном рассыпаются под ударами железа воздушные занавеси и жемчужно-белые статуи.

И ведь делается всё иногда даже не по злому умыслу, а просто "дикари", никем и ничем не контролируемые, исходят лишь из собственного убогого опыта, зачастую и не подозревая, что они наносят какой-то вред.

Красноярская секция спелеологов своими силами старается отстоять пещеры от разрушения и загрязнения: выпускает листовки на эту тему, проводит разъяснительную работу с туристами. Это имело кое-какой успех.

Но почему вопрос о сохранности пещер тревожит лишь спелеологов-любителей? Не следует ли подумать над этим тем, на ком лежит ответственность за сохранность всей общественной собственности, в том числе и памятников природы?

Необходимо помочь красноярским спелеологам в деле охраны чудесных пещер, которые могут и должны стать гордостью сибиряков".

Этой статьёй Л. Петренко и закончил описание 1964 года. Она была своего рода первым сигналом, поворотным буем, точкой отсчёта, когда спелеологи со всей серьёзностью увидели грядущую беду: чем больше новых пещер они откроют и исследуют, чем шире в печати будут восторгаться подземными красотами, тем больше разрушений и даже полной гибели пещер оставят после себя "дикари"!

Возникла проблема, неразрешимая до сих пор. Как быть? Отказаться от поиска новых пещер? Невозможно! Это необратимый процесс, не зависящий от воли и сознания отдельных индивидуумов. Любознательность, заложенная природой в каждом человеке, жажда новых открытий, слава Колумба и страсть исследователя, путешественника влекут нас в новые и новые пещеры. Уходят одни, стареют другие, но на их место приходят новые поколения исследователей пещер. Разве побывать там, где "не ступала нога человека" не затаённая мечта каждого мыслящего существа?

Что тогда? Скрывать вновь открытые пещеры от народа? Держать сведения о них за семью замками? Были и такие предложения. Да и не только предложения – отдельные секции и компании Красноярска и Дивногорска "втихую" ходили в "свои" пещеры, дорогу к которым знали только посвящённые. Что там говорить, отголоски такой политики существуют и до сих пор. Даже некоторые члены краевого клуба спелеологов вновь открытые пещеры держат в секрете, для себя. Но это не выход из положения.

Какие-то силой власти, что называется закрыть или зарегулировать для посещения. Но, практически, что это даёт? В Красноярском крае десять пещер решением Исполкома Краевого Совета Народных Депутатов объявлены памятниками природы, даже вход в которые строжайше запрещён. Ну и что? Как ходили толпами, так и ходят! Ставить у каждого входа сторожа? Совсем смешно. Хотя было и такое. Правда, не в нашем крае, а на Кавказе в районе Нового Афона.

Всё время, пока не пробили тоннель в пещеру Ново-Афонская и не приспособили её для посещения экскурсантов (за приличную плату, естественно), прежний вход, который был высоко на горе, в густом буковом лесу, был обнесён двухметровым сеточным забором и, живший в специально построенном доме, охранник не пускал в пещеру без специального разрешения.

В принципе и в нашем крае можно, наверное, идти по такому пути, но уже сейчас в крае разведано более 200 пещер и число их растёт с каждый годом. Просто не хватит сторожей на каждый вход! Да и что это даст нам, спелеотуристам?

Прямо перед нами наглядный пример. В 1925 году, чтобы защитить тайгу от ретивых хозяйственников, по инициативе столбистов – любителей Д.И. Каратанова и А.Я. Тугарина был организован заповедник "Столбы". А в настоящее время этот заповедник площадью 42,7 тысячи гектаров в самой удобной, зелёной зоне огромного промышленного города просто-напросто закрыт для столбистов-любителей и желающих отдохнуть на природе. Правда, расщедрились – 2,7% территории выделили для экскурсионно-туристических целей! А на остальной "наука" безмятежно и спокойно решает "проблемы флоры и фауны Сибири".

А наш сосед, многострадальный Байкал? Туристы, краеведы, учёные забили тревогу. Гибнет! Гибнет уникальное озеро! Собирали подписи под петицией о спасении его. Ну и что? Химкомбинат, ЦБК, ЛПХ как работали, так и работают, а туристов перестали пускать на Байкал. Отреагировали на просьбу трудящихся? Конечно.

К примеру, по статистике только 3% возгораний в тайге виноваты туристы, охотники, рыбаки. Остальные 97 – приходится на долю госпредприятий. Это и весенние сельхозпалы, сжигание лесных порубочных остатков и т.д. Но ведь колхозы и леспромхозы не закроешь. А запретить рыбакам и туристам доступ в тайгу куда как проще. Не пущать! И всё. Противопожарная профилактика проведена.

А пещеры? Может ставить на вход железные двери? Ну, как же, пробовали в крае и такое! Пещера Лысанская. Через полгода дверь была не просто выломана – взорвана! Пещера Бородинская – тоже! Нет, не сделаешь запора от человеческой глупости. Остаётся один путь – длинный, тяжёлый, изнурительный. В какой-то степени даже губительный для известных сейчас пещер. Но единственно правильный путь – экологическое воспитание населения. Посудите сами: в эпоху Великих Сибирских строек кроме людей, ехавших в товарняках с зарешёченными окошечками, в Сибирь буквально хлынули комсомольцы-энтузиасты. Почти каждый из них вёз ружье и фотоаппарат. И каждый твёрдо знал: Сибирь – край несметных богатств. О бережном отношении к природе и не помышляли.

Как бы то ни было, пора браться за экологическое воспитание. Эту работу нельзя более откладывать ни на минуту – мы стоим на грани, последней острой грани полного разрушения природы нашей Сибири, не говоря уж о пещерах. Примеров приводить и не надо: ни рыбы в реках, ни зверя в тайге, да что там говорить, самой тайги скоро не останется!

Ну вот, закончилось небольшое отступление, вернёмся к нашей истории.

01.10.1964 г в "Комсомольской правде" появилась статья О. Кучкиной. Эта статья лучше всего показывает, что Москва и москвичи воспринимают Сибирь только как экзотический край, загорную колонию полную тайн, легенд, загадок… Кажется, что не прошло ста лет после корреспонденции Ю. Щукина 1850 года

"Дождь, вызванный пришельцем, стучит по палатке. Сквозь не задёрнутый полог видны затухающие, но ещё красные угольки костра. Шумит тайга, и шумит Бирюса. Не та, о которой сложили песню. Другая, что тычет в Дивных горах невоспета. В соседней палатке кто-то читает Блока".

Юра Аппалонов рассказал мне такую легенду.

Было это ещё до войны. Шёл человек по удивительной, покрытой цветущим, пахнущим разнотравьем щедрой и непростой тайге. Вышел к скалам. Под ними лениво грелся под солнцем Енисей. Человек увидел отверстие в скале и, влекомый извечной человеческой жаждой – жаждой неизведанного, шагнул туда. Он очнулся в пещере со многими залами, горизонтальными проходами, вертикальными колодцами, гротами. Сталактиты и сталагмиты сплетались в белые кружева, напоминающие то башни, то замки, то целые города.

Человек шёл, полз, карабкался. И лишь через много-много часов увидел солнце и реку. Только это была уже река Козыреева. О такой огромной пещере – от Енисея до Козыреевой – никто никогда не слыхал.

Может быть, поэтому все дивногорцы бродят по отрогам Саян – хотят открыть ту сказочную пещеру? А может быть, просто в этом городе, поднявшимся на берегу красавца Енисея, в тайге грешно не быть туристом?

Но вот Пётр Панченко на самом деле совершил открытие. П. Панченко переделывал свою жизнь уже не раз: Москва, целина, Сибирь. Теперь "ЛЭП-500 – не простая линия" – его забота. Он электрик-высоковольтник. И спелеолог, член Красноярской секции спелеологов.

И что вы думаете? Открыл П. Панченко свою пещеру! Она оказалась чудо как хороша. И если у вас есть спелеологическая карта, пометьте на ней: пещера "Дивногорская".

— Иной раз слышишь, что надо просто честно трудиться, аккуратно и добросовестно выполнять свои обязанности и, как награда за терпение, явится открытие. Бог его знает, – может, и такое тоже бывает. Только П. Панченко знает другое. И я теперь это знаю. Нельзя плестись в хвосте событий. Надо волноваться, беспокоиться. Надо ставить перед собой задачу, до которой с первой прикидки вроде и не дотянуться, а всё-таки тянуться, тянуться к ней. Живи так, и никогда не почувствуешь себя обиженным, обделённым судьбой. А кто-то, не зная твоей воли, скажет о "счастливой звезде".

Люди, идущие по следам легенды, открывающие свои "счастливые звезды" на берегах Бирюсы, – так, наверное, будет звучать новая песня об этой, другой Бирюсе.

Да, это замечательно. Это прекрасно. Открыть, найти свою, новую пещеру! Радость, счастье такого открытия невозможно передать. А дальше?

В последние годы в близлежащие пещеры хлынули компании любителей "острых ощущений". И это не считая спелеотуристов. Объединённых краевым клубом, которых по официальной справке более тысячи человек. И пещер, в которых тысячелетиями поддерживался постоянный водно-тепловой баланс, уже не в состоянии выдержать этот натиск.

Чего только стоит урон, наносимый подземному миру любителями "сувениров". Не задумываясь, отломит человек сталактит, чтобы он красовался где-нибудь на полке, и хозяин мог иногда небрежно бросить гостям: "Когда я штурмовал пещеру…".

Между тем на формирование сталактита природа тратит тысячи лет. Но оторванный от привычной среды, от постоянной температуры, темноты и влажности, он, так же как и обычный цветок, умирает. Да, каменный сталактит умирает: теряет свой молочный блеск, покрывается серо-жёлтым налётом, как бы костенеет, становится некрасивым. И вот вместо живого полупрозрачного перламутрового цветка, на комоде лежит мёртвое тело, которое хозяин, в конце концов, без сожаления выбросит.

Это о тех, кто грабит пещеры. А кто захламляет её – не лучше!

Вот в глубине пещеры, в нескольких километрах от входа – заросли белой плесени. Вокруг стоит затхлый, тяжёлый воздух. Так и есть: незадачливый турист, у которого "сдохла" батарейка, выбросил её здесь же, в пещере. И вот лежит она, покрытая всепожирающей плесенью.

А пищевые отходы? О них даже говорить стыдно!

За последние два года из пещер в окрестностях Красноярска энтузиастами краевого клуба извлечено более 20 тонн мусора!

Затоптаны и замазаны глиной замечательные натёчные образования в пещерах Баджейская и Торгашинская. Грот Сказка и Криница в Большой Орешной в былые времена поражающие красотой, потеряли первозданный вид. Вместо чудесных гелектитов и сталактитов из стены сиротливо торчат каменные пеньки…

Газета "Комсомольская правда" 28 августа 1987 года сообщила, что в Красноярске из двухсот пещер… 88 находятся на грани полного уничтожения!

А мы всё ждём, надеемся, что вот сейчас, сегодня. Завтра огромное государство заинтересуется своими маленькими подземными территориями. Ведь ещё в 1812 году в Великобритании пещера Грейт-Латлент была уже приспособлена для экскурсий. И жива до сих пор. А у нас?

Статистика. Оборудованных пещер, которые приносят неплохой, кстати сказать, доход в США – 230, Франции – 131, Югославии – 25. А в нашей стране – 9. Стыдно!

Пусть не 230, хотя бы десяток на Красноярский край оборудовать: провести освещение, настелить пешеходные дорожки, перекинуть мостики, обучить экскурсоводов… Даже не десяток, – пять пещер! Ну, одну на весь Бирюсинский залив! Женевскую! Можно ведь?!

Чтобы опытный экскурсовод водил по подземным галереям большие группы туристов, не нарушая при этом покоя пещеры.

Пока этого нет, красноярцы и гости нашего города при посещении неблагоустроенных пещер должны соблюдать несколько несложных правил. Очень удачно их сформулировал писатель Н. Сладков. Вот они:

• Место стоянки после ухода должно быть чище, чем до прихода.
• В одну минуту можно уничтожить то, что создавалось тысячи лет.
• Сто умных людей, отбивших по одному сталактиту, не лучше одного дурака, разбившего сто.
• Может вы в пещере первый, но наверняка не последний.
• Летучие мыши не мешают вам бодрствовать, а вы не мешайте им спать.
• Коптить под землёй стены хуже, чем коптить на земле небо.
• Чем чаще будешь писать своё имя на стенах, тем меньше его прославишь.

Давайте же помнить эти правила, честно выполнять их и следить, чтобы они выполнялись другими.

1965 ГОД

В самом начале весны краевая секция спелеологов провела большую экспедицию в Артёмовский район Красноярского края. Руководитель её был Альберт Бакланов (дядя Ухо). Участники: А. Резвов, Л. Зайцева, Ж. Цыкина, М. Мамонтов, Б. Мартюшев.

Ничем примечательным эта экспедиция не отмечена. Найдены две новые пещеры: Китатская и Каратавская, впрочем, небольшие. Но, там же мы впервые услышали о большой пещере на речке Павловка. Якобы из этой пещеры вытекает целая река. Это была уже сенсация!

Но, по порядку. Базировались мы в доме гостей села Чибижек, где в основном жили геологи – золотоискатели (буровики, так как рассыпное золото там залегает на большой глубине). А надо сообщить, что в поезде ночью какая-то "разиня" упёрла у нас единственную гитару. Ну что за экспедиция на сухую, без инструмента, когда собрались вместе такие исполнители, как А. Бакланов, А. Резвов, Б. Мартюшев!

И вот завхоз нашей экспедиции, незабвенный М. Мамонтов, отличавшийся порядочной скаредностью ко всему экспедиционному, обратился ко мне с такой речью:

— Агитатор. Сегодня – выходной. Съезди в Артёмовск, купи гитару.

Я с радостью согласился.

— Вот тебе три рубля, – продолжил он, – 24 копейки стоит проезд автобусом до Артёмовска, 24 – обратно. Это получается – серок восемь. На пятьдесят две пообедаешь, на остальные купишь гитару.

— Гитару за два рубля? – возмутился я.

— Больше денег не дам, – отрезал "железный Мамонт".

Делать нечего, как говорится в сказках, – я поехал.

Я совершенно точно выполнил приказ неумолимого завхоза и уложился точно в смету, даже пообедал именно на 52 копейки (тогда в столовой цены были ещё умеренными). Естественно, привёз гитару. Правда, она была "совсем не новая": гриф покосился, дека рассохлась, колков не было, и струны настраивать приходилось пассатижами. Представляете, во время заключительного концерта, который мы давали для жителей посёлка в битком набитом клубе (на 500 мест) на сцену выходит дядя Ухо (А. Бакланов) и настраивает гитару с помощью плоскогубцев. Одно это вызывало определённую реакцию зала.

Ребята стали сильно ругаться, увидев моё приобретение.

— А что вы хотели? – защищался я. – Если бы мне выдали один рубль – гитара была бы ещё хуже. Не нравится – сами покупайте хорошую гитару за два рубля.

М. Мамонтов скромно стоял в стороне, не вступая в спор.

Артёмовск – был тогда большой полностью деревянный городок обогатительной фабрикой, представляющей всю промышленность и испорченным, заболоченным ручьём, скорее бывшей речкой, куда сливались все отходы фабрики. Он производил неприятное впечатление, но крутые горы, покрытые зелёной тайгой вокруг были великолепны.

В магазине гитар, естественно, не оказалось. Я избрал такой метод: переписать с доски объявлений несколько адресов по продаже имущества и ходил по ним, спрашивая гитару.

— Вы продаёте дом?

— Да, входите, смотрите.

— Нет, мне дом совсем не нужен. А вот гитары у вас нет? На продажу?

— Нет…

В одном подворье, где согласно объявлению продавали корову, хозяин вытащил, откопал где-то на чердаке, запылённую гитару и продал её мне. После долгих споров, ударов по рукам, мы сторговались на полутора рублях. Не подумайте, что хозяин заломил бешеную цену – наоборот, он категорически отказался брать деньги и всё норовил накормить меня. И мне прошлось долго убеждать его, что деньги казённые, и я должен их истратить согласно приказа. Одним словом, я убедил хозяина взять полтора рубля, за то, что он от души напоил меня чаем с разными видами варенья. А на оставшиеся 50 копеек в магазине я приобрёл комплект струн. Так что на этом старом бубне сверкали новые струны.

Но, самое примечательное в этой экспедиции было то, что мы (красноярские спелеологи) впервые услышали о пещере Лысанской. Вернее о большом гроте, из которого вытекала речка. Даже заочно к ней пристало название Лысанская. Мы даже намеревались отправиться туда. Но зимой, без дороги? Нашли проводника. Не буду называть его фамилию, ибо он предложил нам неприемлемые условия.

— За три-четыре дня сходим туда и обратно, – уверял проводник. – Ночевать в тайге будем.

— Это ничего, у нас есть палатка, спальники, – успокоил его А. Бакланов.

— Не надо ничего такого, лишний груз! – возмутился проводник.

— Зима. Ночью холодно, – возражали мы.

— Ерунда! Разжигаем большой костёр, рубим лапник. Потом по полбутылки водки каждому – и спать! Ночью проснёшься – холодно. Ещё полбутылки – и до утра спать!

Вполне естественно, мы отказались от услуг такого проводника. Но мечта посетить пещеру, из которой вытекает целая речка, осталась.

Перед нашим отъездом из Чибижека, в избу, где мы обитали, заявилась целая делегация и поставила едва ли не ультиматум:

— Ребята, вы должны дать концерт.

— Мы не артисты, – убеждали мы их.

— Вы каждый вечер поёте под гитару, так что очень просим.

Уважение к людям, которые в течение двадцати дней бескорыстно помогали нам в поисках пещер, обеспечивали жильём, дровами и т.д. заставило нас согласиться.

Я уже говорил – 500-местный клуб был забит до отказа. Люди стояли в проходах, а местные пацаны заняли всё пространство от первого ряда до сцены.

Концерт длился более трёх часов. Жанна Леонидовна Цыкина рассказала о спелеологии и спелеологах, А. Резвов показывал альпинистские шутки, я читал по памяти пару рассказов Зощенко, и много-много пели. И вместе и поодиночке. Аплодировали нам невероятно.

Уезжали мы в тот же вечер, и на дорогу местные мужики дали нам мешочек (с полведра примерно) кедровых орешков.

Однако Лысанская запала в душу и на летней экспедиции геологоуправление красноярские спелеологи М. Добровольский и В. Бобрин подошли ко входу в неё. И, как пишется в официальном отчёте, "пещера пройдена в пределах допустимого без гидросредств часть её, около тридцати метров в длину".

Нельзя сказать, что экспедициями закончилась вся работа спелеологов в 1965 году. Нет, конечно!

Вот что писал В. Беляк в "Красноярском рабочем" в статье "50 часов в пропасти":

"В лучах угасающего декабрьского солнца наша группа подошла к Торгашинской пещере, молва, о чудесах которой до сих пор не выходит за рамки дилетантских и беллетристических рассуждений. Цель подземного маршрута – познакомиться с новыми лабиринтами пещерных ходов, недавно открытых одним из спелеологических отрядов нашей секции; выполнить программу научных наблюдений; проверить пригодность нового спелеологического снаряжения. В группе пять человек – людей самых разносторонних интересов и профессий. Геолог М.Н. Добровольский, механик и опытный альпинист С. Елагин, недавно получивший звание "Спелеолог", электрик М. Мамонтов, преподаватель сельхозинститута И. Ефремов и автор этих строк.

…далее по узкой наклонной галерее "Трамвай-1", проталкивая вперёд снаряжение и проборы, мы подходим к грандиозному "Гроту летучих мышей". Но не надо спешить войти в грот. Существуют различные пути оказаться на его дне. Один из них – это когда вы, воодушевлённые преодолением "Трамвая", вдруг ощутив непривычный объём воздуха, делаете вперёд два-три шага. В таком случае впечатления от подземной экзотики, полученные вами ранее, окажутся последними: впереди 27-метровый отвес…

…здесь, на глубине более 100 метров, разбиваем лагерь на первую ночь.

Ночью в гроте произошло несколько больших обвалов. Иногда тишину нарушали шелест крыльев и писк летучих мышей да равномерная капель со сводов грота – где-то там, в дальнем его углу.

"Калибровка" – так называется вход в этот лабиринт, расположенный на высоте четырёх метров. Название самое подходящее. Пройти здесь могут лишь люди, комплекция которых соответствует размерам отверстия в конце узкой галереи. Случилось, что в диспропорции со всей группой оказался только я, и мне пришлось по отвесной скале, над глубоким колодцем, обойти это неприятное место (конечно со страховкой, которую обеспечили мои товарищи).

На обратном пути мне всё же удалось дважды протиснуться через узкую горловину хода, оставив на стенах часть своей одежды.

На отдельных участках лабиринта мы видели "текущие" ручьи из окаменевшей двууглекислой извести; во вновь открытых гротах – сталактита, ранее не встречавшиеся в других пещерах средней Сибири, на их концах кристаллы кальцита образовали ажурные пустотелые венчики.

На первом всесоюзном слёте спелеологов в Крыму наша городская секция признана сильнейшей в Советском Союзе. За пять лет существования секции, отряда спелеологов ранее не известных карстовые районы с подземными реками и гротами объёмом в несколько тысяч кубических метров. Спелеологи поддерживают тесную связь со строителями крупнейшего в мире гидроэнергогиганта на Енисее и выявили в зоне будущего водохранилища большое количество пещер и отверстий, отводящих воду в глубь известнякового массива…

Недавно один из отрядов вернулся с берегов Байкала, где была исследована крупнейшая пещера Восточной Сибири протяжённостью более тысячи метров.

Выполнив огромную работу, красноярские спелеологи приумножили славу сибирской природы и спорта.

Однако, как ни парадоксально, признанная в стране секцию слабо поддерживают городские спортивные организации и профсоюзные органы. Секции пора иметь свой клуб, снаряжение и свой финансовый орган. Мы ратуем за то, чтобы причислить спелеологов на правах самостоятельной секции в лоно спортивных обществ, за тех, кто впервые по замечательным и неповторимым лабиринтам Торгашинской пещеры пронёс факел света".

Несколько слов об общественной школе спелеологов, которая открылась в Красноярске с 1963 года.

18.11.1965 г в маленькой заметке В. Петрова в "Красноярском рабочем" было написано:

"Много раз входил в пещеру слесарь Михаил Мамонтов, а тут он особенно волновался. Ведь сейчас за каждым его движением следили преподаватели школа спелеологов. Когда Михаил снова вышел на дневной свет, товарищи поздравили его с успехом. Отлично сдал М. Мамонтов и экзамен по теории. Теперь ему присвоено звание младшего инструктора-спелеолога. Успешно сдали экзамены работник завода медицинских препаратов Альберт Бакланов, учащийся техникума Олег Коваленко (не путать с его старшим братом Геннадием Коваленко, который уже был инструктором. – М.Б.), студентка Красноярского политехнического института Татьяна Павская, а всего двухгодичную спортивную школу при краевой секции спелеологов окончили пятьдесят человек".

Нельзя сказать, что в красноярском спелеотуризме всё шло хорошо и гладко – пещера Торгашинский провал уже взяла свои первые жертвы: сорвавшись с "Вороньего гнезда" разбилась Валентина Октаева, при подъёме к "Тройнику" погиб Геннадий Абрамов. Частенько срывался общественный спелеологический спасательный отряд то в одну, то в другую пещеру в окрестностях Красноярска.

Да, спелеотуризм – спорт смелых. Это так. Но люди часто забывают, что это ещё и спорт с повышенной долей риска. Какие только опасности не подстерегают спелеотуриста в подземном путешествии. В официальной справке о несчастных случаях в спелеотуризме за 1958-1986 годы по Советскому Союзу зафиксировано 97 пострадавших, из них 37 с летальным исходом. Причины самые разнообразные. Тут и падение камня, разрушение опоры, переохлаждение, утопление, падение с отвесов и т.д.

Страшные цифры, но они есть и, как это ни жаль, вероятно, будут в дальнейшем. Значит надо как-то с этим бороться.

Профилактика несчастных случаев? Да, естественно! Но сейчас речь пойдёт не о ней. Посудите сами: из четырнадцати человек, получивших переохлаждение в пещере, – десять умерли! Это данные той же справки.

Напрашивается элементарный вывод: в спелеологии при любом ЧП, даже при простом заболевании под землёй, пострадавшего надо максимально быстро транспортировать на поверхность. А это и есть как раз самое трудное в спелеотуризме: калибровки, камины, меандры… эту тяжёлую задачу взяли на себя общественные спасательные отряды из числа наиболее подготовленных спелеотуристов. Однако подготовкой самих спасателей специально никто не занимался. И сколько ни говори "халва" – во рту сладко не станет. Следовательно, как ни тверди о необходимости учить спасательному делу настоящим образом – необходимо какой-то стимул в такой учёбе.

В 1986 году командир красноярского спелеологического спасательного отряда Захар Залиев в методичке по спасработам писал:

"Пещера Торгашинский провал 3Б категории сложности расположена в 4,5 км от автобусной остановки "Сады" г. Красноярска. Причём сразу трёх маршрутов.

В виду своей достаточно высокой сложности, близкого расположения с городом (1,5 часа ходу от автобусной остановки) и расположения в регионе, где существует большое количество неорганизованных любителей спелеопрогулок, пещера Торгашинская является наиболее беспокойным объектом для КСО "Спелеолог". При малейшем попустительстве в практической работе резко возрастает количество спасательных работ. За последние десять лет в Торгашинской проводилось не менее двенадцати спасательных работ различной сложности, не включая ложные тревоги".

Так это в 1986 году! Что тогда говорить о 1965? Но именно в тот год у красноярских спелеологов родилась отличная мысль: провести соревнования по технике и тактике спасательных работ в пещере. Сейчас уже трудно вспомнить, у кого конкретно родилась такая мысль, но мне кажется, – скорее всего, у И. Ефремова. Вообще он был кладезем новых идей и начинаний в спелеодвижении Красноярска и Союза. Причём, едва у него вызревала мысль, Игорь ненавязчиво предлагал любому члену секции внедрить её в жизнь.

Так вот, соревнования по спасательным работам. Место проведения выбирать не приходилось, – конечно же, Торгашинская. Тем более, как я уже говорил, в ней случилось несколько несчастных случаев, даже со смертельным исходом.

Это были первые соревнования спасательных отрядов в Красноярске, да и в Союзе. (А может и в мире?).

В хмуром осеннем лесу у Торгашинского провала от палаток, песен, костров, разговоров, как говорится, яблоку негде упасть. На высокой зелёной сосне, нависающей над провалом, впервые взвился флаг красноярских спелеологов: белое прямоугольное полотнище с летящей чёрной мышью посередине.

Под вечер команды-участники одна за другой скрываются в чёрном провале.

Всю пещеру от дна до поверхности "разделили" на шесть дистанций по количеству команд. И каждая команда по жребию заняла свой "кусок" пещеры, навешивая верёвки и лестницы, организуя полиспасты для подъёма "пострадавшего".

Быть "пострадавшим" добровольно вызвался наш спелеолог Юрий Выжанов (впоследствии отдавший сердце водному туризму). Его, упакованного и привязанного к носилкам, поднимали со дна более двадцати часов.

На каждом участке общественные судьи-спелеологи строго следили за правильностью навески снаряжения, транспортировки, страховки, временем прохождения и т.д. Двадцать часов Юрий Выжанов был действительно в роли пострадавшего. Выигрывая секунды, команда поднимала его на отвесах "небрежно": иногда сильно ударяли о выступы скал, при заклинившемся полиспасте долго держали в положении вниз головой, проносили под струями воды и на перекурах просто садились на него отдохнуть!

Да, чтобы быть пострадавшим в пещере, надо иметь поистине богатырское здоровье.

Первым победителем в этих соревнованиях стала команда завода медпрепаратов. Капитан – А. Бакланов. Его команде по жребию достался очень неудобный участок – "Шкуродёр" от еды до еды, то есть от грота "Ресторан" до грота "Буфет".

По свидетельству судьи дядя Ухо (А. Бакланов) схватил носилки с Ю. Выжановым и весь "Шкуродёр" протащил ни разу не ударив и не зацепив о стену. А вся команда только помогала ему; организуя точки опоры, поддержки и т.д.

Однако первые соревнования выявили и огромные недостатки проведения их под землёй. С 1969 года соревнования спасотрядов перенесли на Красноярские "Столбы".

С тех пор эти ежегодные соревнования стали традиционными. Они посвящаются дню Победы и проводятся на скале "Ермак" Такмакского района "Столбов".

Чтобы уж больше не возвращаться к ним, что за последние годы Красноярские соревнования спасательных отрядов как-то незаметно переросли из краевых в межобластные. В них участвуют команды Красноярска, Дивногорска, Минусинска, Владивостока, Хабаровска, Иркутска, Новосибирска, Москвы, Новокузнецка, Томска, Омска, Фрунзе, Междуреченска.

Оно и понятно – перенос соревнований из-под земли на скалы избавил их от многих недостатков: во-первых, несравнимо повысилась зрелищность; во-вторых, каждая команда проходит одну и ту же трассу, следовательно, все находятся в одинаковых условиях.

Отработались и установились правила соревнований.

И в заключение могу сказать, что традиционные ежегодные соревнования спасательных отрядов – это испытание нового снаряжения, тактики и методики проведения спасработ, отличная проверка знаний и опыта спелеотуристов, которые всё же научились действовать довольно быстро и надёжно.

Итак, закончился год 1965 и наступил

1966 ГОД

– звёздный год Красноярского спелеодвижения. В этом году произошло два, нет – три события повлиявших на развитие не только Красноярской спелеологии, но и на спелеодвижение всего Союза.

Первое – красноярцы вырвались в "спелеологическую Мекку" СССР – на Западный Кавказ. Впервые экспедиция сибирских спелеологов была на Кавказе!

И второе. В Красноярске (опять же впервые в СССР) был организован Краевой клуб спелеологов, который на долгие годы был ориентиром, предметом зависти и мечты спелеологов СССР.

Третье. Выход за Рубеж. В июле 1966 года в Родопах (Болгария) проводится международная пещерная экспедиция. От Советского Союза в ней участвуют: Дублянский В.Н. (Крым), Ефремов И.П. (Красноярск).

Обратимся, как обычно, к газетным публикациям, более или менее объективно, освещавших жизнь и заботы спелеологов в то время.

Статья Ж. Цыкиной "Нам покровительствует спелеохус" в "Красноярском рабочем" 05.01.1966 г:

"У входа в музей при Красноярском территориальном геологоуправлении стоит монолитный бюст развесёлого, озорного казака в сдвинутой набекрень шапке. Он как бы хитровато подмигивает единственным глазом каждому, кто задерживает на нём свой взор. Как этот бюст появился в музее?

В залах Торгашинской пещеры, что под Красноярском, мы нашли полутораметровый обломок сталагмита – натёчного известнякового образования, а когда "умыли" его, то и сами удивились – настоящий бюст. Кто-то окрестил его весёлым дедом. С трудом вынесли мы из пещеры эту скульптуру, изваянную природой, и в целости и сохранности привезли в Красноярск. Деда единодушно нарекли Спелеохусом и провозгласили его своим покровителем.

Мы – это члены краевой секции спелеологов. Чем мы занимаемся? Увлекательным делом!

Любить свой край и его природу – значит не только любоваться и восхищаться прекрасным, но и уметь передать это другим, помогать сохранять природные ценности, уберечь их от порчи и разрушений.

Шесть лет назад в нашем крае проводилась секция спелеологов, у которых существует незыблемое правило: не разрушать, а все оберегать. В первую очередь мы заботимся о сохранности удивительных памятников природы.

Вспоминаю, с каким трудом наши ребята вынесли из Бородинской пещеры огромный, весом до 80 килограммов, двойной сталагмит, напоминающий сросшиеся колосья – великаны. Мы нашли его под обломками известковых глыб. Очень сложно было тащить его по подземным лабиринтам, а особенно штурмовать выход: он почти вертикальный, оледенелый. Игорь Ефремов, Геннадий Коваленко, Николай Оводов, Виктор Бикеев сделали специальное приспособление и только при его помощи донесли находку до автомашины. Так был спасён уникальный образец сталагмита.

Барражи, пещерный жемчуг, разнообразные сталактиты, окаменелые насекомые, "каменные цветы", "кипарисы", причудливой формы гелектиты – все эти находки, извлечённые из завалов в пещерах, переданы в геологический музей".

Этот же восьмидесятикилограммовый сталагмит фигурирует и в "Комсомольской правде" от 12.02.1966 г:

"Часть подземных лабиринтов будет затоплена Красноярским водохранилищем после пуска Красноярской гидроэлектростанции. Спелеологи совершили несколько экспедиций, чтобы вынести из зоны затопления наиболее ценные образцы сталактитов и сталагмитов. Из Бородинской пещеры был с огромным трудом поднят двойной сталагмит весом около 80 килограммов, напоминающий сросшиеся колосья – великаны".

Вот прочитал: "Так был спасён уникальный образец сталагмита". Сразу возникает вопрос: "От кого спасён, а, главное, для кого?". И совсем недавно, когда мне удалось побывать во вновь отстроенном музее Красноярского геологоуправления, я понял, что именно там ему место!

На мой взгляд – это один из лучших (а может даже и самый лучший!) музеев страны. Ну, естественно, музеев подобного рода. Муляжи золотых самородков, найденных на территории Красноярского края, драгоценные и полудрагоценные поделочные камни, горный хрусталь, самшиты, лазуриты, даже обыкновенный чёрный каменный и бурый уголь удивляют красотой. Искусно подобранная подсветка, материал подстилки, на стенах картины самодеятельных художников по истории зарождения жизни на земле… Великолепно!

Целый зал музея внизу посвящён только спелеологии. Сталактиты, сталагмиты (из тех, что вытащены из затопленных пещер) освещённые как бы изнутри, кальцитовые занавеси… Непередаваемо. Будто вновь побывал в пещере.

Есть там и тот самый "уникальный образец" и даже Спелеохус, воспетый Жанной Леонидовной Цыкиной в газете.

Жаль, бесконечно жаль, что этот уникальный, я не побоюсь этого слова, музей не открыт для широкого посещения.

Его директор Марков Виктор Николаевич на мой вопрос: "Почему?" – только вздохнул, развёл руками:

— Нет денег. В каждом зале надо держать вахтёра, штат опытных экскурсоводов, научных работников, уборщиц…

Опять я отвлёкся. Вернёмся в далёкий год 1966. В эти годы вместе со строительством Красноярской ГЭС росла и крепла секция спелеологов Дивногорска. Её представители: В. Бобрин (на протяжении многих лет её бессменный председатель), П. Панченко, П. Устинов, Б. Гутов и многие другие много и плодотворно участвовали в работе краевой секции.

Вот выдержка из статьи В. Зукова "Здравствуй Бирюса", напечатанной в "Красноярском рабочем" 10.07.1966 г:

"С рассветом выстраиваемся в колонну и – в путь, по росистой просеке всё вверх и вверх, пока становится некуда подниматься. Здесь, в чаще, путаются тропинки, пока не сливаются в одну. Её протоптали спелеологи до самой Дивногорской пещеры с тех пор, когда Петя Панченко с Борей Гутовым открыли эту пещеру, а сегодня мы открываем её снова. Ведь большинство идут туда впервые.

На первом же "этаже" заплутаешься без проводника в бесчисленных залах и лабиринтах. Тут можно ехать бесконечно. Любоваться сталактитами и слушать их звон. Не зря сначала эту пещеру назвали Музыкальной.

Говорят, раньше красоты было в сто раз больше. На каждом шагу нам попадаются следы варварства: захватанные грязными руками белые колонны, осколки пещерного жемчуга, корешки от бывших сталактитов.

Мимо снуют летучие мыши, бесшумно касаясь крыльями темноты. И мы лезем снова за мышами в каменную нору. Третий, четвёртый "этажи"… и вкатываемся на сталактитовый-сталагмитовый трон. Подземную эту красоту трудно описать. Сталактиты, водопадом устремляясь с потолка, сливаются с фейерверком сталагмитов. Если потушить все фонари и подсвечивать "трон" сзади, получится здорово. Тысячелетия растут эти белые колонны, капля за каплей, падая с потолка. Они "накапывают" изумительные скульптуры и статуэтки подземелий. "Тропфштейн" – капля-камень – зовут их немцы.

Такую красоту увидишь только здесь. И не спустись под землю, всю жизнь проходишь слепым чудаком, не видавшим невиданного, неведанного…".

В том же году в "Красноярском рабочем" появилась маленькая заметка Л. Ликиной:

"Растёт мастерство красноярских спелеологов, пополняются их ряды. Недавно президиум краевого Совета по туризму, учитывая специфику спелеологии и большой интерес молодёжи к исследованию пещер, утвердил организацию первого в нашей стране краевого клуба спелеологов. Он работает при Красноярском геологическом управлении. Его создание позволит ещё шире развернуть работу по воспитанию молодых спелеологов и организации более широких поисков новых объектов исследования".

Нет, она не оказалась сенсацией, но эта небольшая заметка отразила начало переворота в спелеологии, показала начало нового этапа спелеодвижения – клубных объединений спелеологов.

Председателем первого в Союзе клуба был избран Игорь Ефремов.

Передо мной Устав (Первый устав) Красноярского краевого клуба спелеологов. Давайте не поленимся и перечитаем некоторые его параграфы.

Вверху, в правом углу: Утверждён Президиумом краевого Совета по туризму (постановление от 20 апреля 1966 г).

1.Общие положения.

Краевой клуб спелеологов является организационным и учебно-методическим центром работы по развитию самодеятельной спелеологии в крае.

Работа клуба строится на добровольных началах на основании широкой инициативы и самодеятельности спелеологов.

Клуб спелеологов имеет свою эмблему, значок и вымпел.

…пользуется правами юридического лица, имеет свой штамп и печать установленных образцов.

…пользуется правом владения, приобретения имущества; правом получения и расходования средств из предусмотренных источников, правом открытия и закрытия текущих счетов, заключения договоров, правом иска, правом назначения распорядителя с предоставлением ему права передоверия и т.д.

Вот так. Ни больше, ни меньше. И это, в 1966 году, когда о подобной самостоятельности любой общественной организации и помыслить-то было страшно. Да и сейчас многие свободные кооперативы только мечтают о подобных правах! Даже в те застойные годы на базе клуба функционировала сувенирная мастерская, изрядно пополнявшая клубный бюджет…

Как я уже говорил, вторым крупным событием 1966 года была первая спелеологическая экспедиция красноярцев на Кавказ.

Какого-либо устного фольклора о той, первой, экспедиции мы не имеем, участники его давно забросили спелеологию, да оно и понятно: времени с той поры утекло более двадцати лет. Но есть официальный отчёт, которым мы и воспользуемся, чтобы ненадолго окунуться в те "дела давно минувших дней".

Кстати, это была и первая совместная экспедиция. В ней участвовали спелеологи Красноярска, Новосибирска, Сочи.

Красноярцы – Мамонтов М.И., Васкевич В.Н., Сурдо А.И., Матвиенко А.С., Песоцкая Р.И. Новосибирцы – наши друзья и сподвижники на много лет, – Сандахчиев Л.С., Мороз Н.К., Бондаренко А.И., Зябкин А.Н. Сочинцев представлял Боровский Л.Э.

В результате экспедиции на горе Орус и в районе сёл Ивановка и Каменка (правый берег реки Мзымта) у горы Высокой обследовано несколько провалов различной глубины.

У села Ивановка исследована неизвестная ранее пещера, которая была названа Сибирской. Пожалуй, это первое название данной сибиряками кавказским пещерам.

Но главный итог экспедиции – на северном склоне хребта Алек была найдена новая пещера, получившая название Географическая. В ней впервые красноярцам пришлось работать под землёй в сильно обводнённой пещере и даже преодолевать сифон на глубине в 150 метров от поверхности.

Представляете, какой ажиотаж поднялся среди спелеологов Красноярска после возвращения экспедиции? Одни только слова: "Сифон длиной 40 метров, ручей в пещере, свода, где не видно потолка, затапливаемые гроты…" – туманили и заставляли учащённо биться сердце. Не забывайте – ещё не открыта Большая Орешная, Ящик Пандоры, Женевская, да и Баджейская длиной едва три километра. Даже Лысанская с её сифонами ещё не пройдена.

Красноярские спелеологи начали спешно готовиться к будущему лету, к экспедиции на Кавказ. Председатель клуба, Игорь Ефремов обратился с таким предложением, даже не предложением, а пожеланием, почти приказом к спелеологам: ввиду большого количества воды (очень холодной воды!) в пещерах Кавказа – это и ручьи, озёра, сифоны, каскады, водопады, для избежания переохлаждения и обморожения каждый будущий участник экспедиции готовит себе индивидуальный водонепроницаемый костюм поверх комбинезона (или под него, кому как нравится). Проверка на герметичность будет иметь место в начале апреля месяца. Кто в своём гидрокостюме усидит полчаса в ледяной воде Енисея – достоин ехать на Кавказ.

Появились выкройки, стали шить из полиэтилена, детских клеёнок и т.д. Однако, наиболее "хитроумная" молодёжь про себя решила, что полчаса даже в ледяной воде можно перетерпеть и без гидрокостюма. И не знаю уж чего больше было в этом безрассудном решении пустого бахвальства, зазнайства или просто лени!

Но это уже относится к проблемам следующего года, а пока попробую воспроизвести один из ярких рассказов М. Мамонтова из кавказской экспедиции 1966 года.

Усталый М. Мамонтов в одиночестве стоит на каменной перемычке между двумя колодцами круто уходящими вниз. Над его головой тридцатиметровый отвес, вдоль которого свисает слегка подрагивающая лестница – кто-то из товарищей, "шкрябая" о стену триконями, ползёт вверх. Слабый пучок света налобного фонаря едва освещает стену напротив. Растёкшаяся, размазавшаяся по белой натёчной стене прозрачная струйка, медленно перетекающая из гуры в гуру, как капля в Бахчисарайском фонтане, навевает грустные мысли о вечности, неизбежности смерти, ненужности всего земного…

Разрушая вялые ностальгические мысли, метрах в трёх ниже его ног, кряхтит и крепко ругается, пытаясь получше расклиниться в узком колодце, Лев Сандахчиев. (Это сейчас он уже доктор наук, директор Новосибирского института биофизики, а тогда был просто кандидат наук, страстный спелеолог и заядлый матершинник).

В этот момент М. Мамонтов слышит самый неприятный звук в пещере – звук падения камня!

— Тра-ах! Тра-ах! Тра-ах! – бьёт камень о стену. В падении сбивает ещё камень, ещё, ещё… и вот уже целый камнепад с шумом и грохотом летит сюда, вниз к Мише Мамонтову!

Куда укрыться? Спрятаться? Бежать?

С двух сторон неизвестной глубины камины, узенькая полочка, на которой едва помещаются ноги… и приближающийся ужасный грохот.

М. Мамонтов прижался, вдавился в холодную стену, мечтая растечься, раствориться по ней как прозрачная струйка, спрятаться, исчезнуть в маленькой белой ванночке, собравшей в себя воду.

Огромная масса камней величиной с кулак и поболее с шумом и треском прогрохотали мимо него. И вся эта масса камней с всхлёбываниями и улюлюканьем исчезла в узком колодце, всю ширину которого немного ниже Мишки занимал Л. Сандахчиев.

"Все! Конец! Конец Лёвке!" – М. Мамонтов отлип от стены и наклонился к камину пытаясь заглянуть, как там Л. Сандахчиев. В этот момент последний камень, задержавшийся где-то в падении, крепко ударил М. Мамонтова по голове; шахтёрская карболитовая каска раскололась на несколько неравных частей, а сотрясение мозга долго потом давало о себе знать. Но в этот момент, испуганный Мамонт наклонился над колодцем и, не надеясь даже услышать ответ, тихо спросил:

— Лёва… ты жив?

Секунда, две, три… тишина, и вдруг снизу весёлый голос:

— Конечно!.. твою мать!

— А как же камни?

— А что камни? Мимо пролетели!

— Вот тебе и раз, – почти год обижался потом М. Мамонтов. – Л. Сандахчиева, который почти полностью перекрывал путь летящим камням, они, видите ли, не задели, а его, М. Мамонтова, стоящего, можно сказать, в стороне от камнепада, пошерстили порядочно…

Кто-то из спелеологов высказал тогда предположение, что во всём виновата не судьба, а Мишкины предки, ибо высокий, широкий, осанистый с густыми светло-каштановыми волосами М. Мамонтов в замкнутом пространстве занимает в два раза больше места, чем худощавый Л. Сандахчиев.

Ну что ж, Кавказ – есть Кавказ! И пещерное эльдорадо переместилось туда, хотя в том же году всесоюзный спелеолагерь проводился именно в Красноярске. Это о нём инструктор В. Бобрин писал в "Красноярском рабочем":

"В настоящее время работает вторая смена спелеолагеря. Прибыли спелеологи из Москвы, Алма-Аты, Ашхабада. Проведение такого учебного мероприятия для исследователя пещер различных городов страны в дальнейшем намечается ежегодно. В окрестностях Красноярска и близлежащих районах есть все возможности для обучения спелеологов: природой подготовлен "полный набор" пещер различных категорий трудности. Да и для опытных спелеологов здесь есть много интересного. Поэтому Красноярск может сделать значительный вклад в дело подготовки кадров исследователей пещер. До сих пор такая подготовка проводилась только в Крыму и на Кавказе".

И ещё одну выдержку из "Красноярского рабочего" за 1966 год включу в повествование. Это статья И. Пчелиной "В подземном царстве". В ней шла речь о пещере Баджейская.

"Наряд наш был более чем скромен: сапоги, штормовки, рюкзаки. Мы идём на "штурм" пещеры возле села Степной Баджей, Манского района. Мы – это небольшая группа из секции красноярских спелеологов и я, новичок, еле упросившаяся с ними в поход. Спелеологи очень серьёзно относятся к своим походам в пещеры и перед каждым штурмом проводят солидную подготовку. Хотя многие из них имеют разряды по альпинизму, обследовали по несколько раз все пещеры, всё равно перед каждым новым походом они собираются в своей штаб-квартире, что находится в Красноярске, по проспекту Мира, 37.

Баджейская пещера. Вход – небольшое отверстие, похожее на пробоину в корабле. Спуск – серьёзное дело. Хотя не берусь утверждать. Судите сами. Руки раскинуты, и под ними – верёвка. У пояса на карабине – тоже верёвка. Для страховки. Иду по пологому склону. Метр, два, пять… и вдруг земля исчезла из-под ног. А внизу пустота. А где-то метрах в двадцати после этой пустоты, уже в пещере, стоят мои товарищи. Ждут, когда я спущусь. Испугаться по-настоящему, до дрожи в коленях, я успела только, очнувшись рядом с ними. Чьи-то ловкие пальцы отвязали страховую верёвку для следующего человека.

— Пошёл, – кричат снизу…

И так вот – тридцать раз. Ждут всех, пока не спустится последний. Ждут и никуда не уходят. А вдруг с товарищем что-нибудь случится?

Нигде, никогда я не встречала такого товарищества, такой заботы друг о друге, как у туристов и спелеологов. Замёрзли ноги – тебе отдадут сухие, тёплые носки, устал и не можешь идти – рюкзак подхватывают сильные руки, отстал от других – тебя ищут, за тебя волнуются.

Мы шли к озеру – основному достоинству пещеры. Оно было молчаливо, как сама пещера, не шумело, не плескалось. Но всё-таки удивительно красивое. Осветишь его фонарём – вспыхивает бирюзовым огнём. Настоящее озеро. Можно плавать на лодке.

И они плавали, эти отважные парни-спелеологи, перед которыми пещера оказалась бессильно скрыть что-либо. Они знают о ней всё: и "Крещатик", откуда начинается ручеёк…".

"Нигде, никогда не встречала я такого товарищества, такой заботы друг о друге…" – предложение из статьи И. Пчелиной. Оно, хотя и немного наивно высказанное, определяет, по-моему, самую суть того конгломерата разношёрстных людей, людей различных характеров, возрастов, взглядов на жизнь, на существование всего человечества и земли в целом. Именно товарищества, взаимовыручка, постоянная готовность прийти на помощь, пострадать за друга, и абсолютная невозможность струсить в экстремальной ситуации, решиться на подлый поступок по отношению к товарищу. Ведь не зря спелеологи без лишних слов и объяснений соратников по походам считают друзьями. А те, кто в состоянии безоговорочно принять всей душой, осознать и впитать в кровь законы братства очень быстро отсеиваются. Что ж, значит не судьба! В спелеологии, как и в альпинизме, есть только два полюса отношений: либо ты друг, ставящий всё, даже собственную жизнь, на алтарь товарищества, – либо нам не по пути. Середины нет и быть не должно!

Однако есть и ещё один признак объединения – скромность!

Нет, не та скромность, когда герой, как партизан, молчит о своём подвиге. Нет! Парни, да зачастую и девчата, смело, раскованно, даже с рисовкой рассказывают о штурме труднейших пещер, пройденных сифонах, отвесах и камнепадах, снежных лавинах и холодных ночёвках, но ни разу в среде спелеологов я не слышал, чтобы кто-то обещал безоглядно броситься на помощь товарищу. Не обещают,… но делают непременно! И молчаливое чувство верности объединяет спелеологов лучше любых приказов и наставлений в единый спелеологический род. Хотя в нем есть отдельные, если можно так выразиться, семьи и племена, иногда даже враждующие.

Ой, что-то я резко свернул на морализаторство. Зачем говорить человеку: "Не будь подлецом!". Он или подлец, или нет.

Вообще-то, мне кажется, каждый автор, вольно или невольно, учит людей жить. С давних пор на Руси писателю отведена роль "учителя жизни".

Но я не писатель, и мне как-то неудобно, стыдно, что ли, поучать других. Нет, буду лучше просто рассказывать, как жил, что делал я и мои друзья – спелеологи, а читатель уж решит хорошо это было или плохо. Потому что разные люди одно и то же действие воспринимают по-разному: у одного, после рассказа о пещерах, дикой завистью загораются глаза, и он готов прямо сейчас, вот сию минуту, бежать с тобой под землю. Другой же наоборот – жалостливо, немного свысока посмотрит на тебя:

— Ну что ты там нашёл? Золота там не бывает? Да знаю я, слышал. Грязь одна в твоих пещерах. А ещё и упасть можно. Сам говорил. Вон мой сосед продаёт садовый участок. Недорого. Как другу предлагаю. Покупай. Будем рядом овощи выращивать, фрукты. А по выходным не в твоей грязной дыре, а у меня на верандочке соберёмся. Бутылку возьмём. Закуска – лучок, огурчики, – свои. Только с грядки. Посидим, поговорим. Это – отдых. А пещеру свою – брось к чёртовой матери!

Есть такие люди. И их, кстати, большинство. Что ж, жизнь – есть жизнь. Но есть и непоседы, которые только и ждут, иногда и сами, не подозревая об этом, чтобы случай позвал их в дорогу: на новую стройку, в океан, в пещеры, в горы…

Я почему-то уверен, что спутниками Колумба, Магеллана, Ермака были такие вот энтузиасты. Люди, которым по ночам снятся неведомые земли, быстрые реки, штормы, высокие скалы…

И вела их не высокая зарплата, или "слово государево", а жажда, неуёмная жажда открытий. Они, вероятнее всего, знали, понимали, что в истории останется Колумб, Ермак, а их имена канут в лету.

Так, в спелеодвижении тех времён остались имена Илюхина, Дублянского, Пантюхина, Ефремова. А тысячи и тысячи их друзей, соратников? Исчезли. Затерялись в архивах, среди отчётов, в газетных статьях.

Вернёмся лучше к воспоминаниям 1966 года.

Не помню, был ли я конкретно в этом походе, но статья И. Пчелиной напомнила мне ситуацию, когда в одном из зимних воскресений в Баджейскую приехало сразу сто человек. Ой, что это я? Вру! 114 желающих побывать в крупнейшей в Сибири пещере привёз только Пётр Киряков. Он, видите ли, организовал на своём заводе коллективный выход. Да ещё Матвейкина и с ней десяток парней и девчат, да ещё моя группа, да ещё… Одним словом, утром у входа в Баджейскую было столпотворение. Если вы помните, вход в Баджейскую – это отвесный провал на вершине сопки глубиной 15-20 метров в зависимости от высоты снежного конуса внизу, в пещере, под отвесом. Так что каждый участник должен спускаться по верёвке или лестнице со страховкой.

П. Киряков, стройный мускулистый парень, альпинист, скалолаз и один из лучших спелеологов страны (к великому сожалению погиб в автокатастрофе) быстро навесил на отвес лестницу, верёвку и обратился ко мне:

— Боб. Подстрахуй моих. Поспускай, а я внизу принимать буду.

Ну, как отказать другу в такой пустяковой просьбе? И я начал страховать.

Господи! О спуске по верёвке его комсомолята имели весьма отдалённое представление. Он же просто организовал коллективный выход в пещеру ВСЕХ желающих завода Сибтяжмаш. И мне пришлось каждую участницу (почему-то в подобные выходы собираются в основном девчата) привязывать к страховочной верёвке, объяснять правила спуска "коромыслом", говорить, чтобы не трусила, доказывать, что после спуска её курточку можно будет смело выбросить, либо отдать родителям на дачу. Причём они отчаянно не понимали, почему и все пытались обвинить меня в розыгрыше. Правда, вначале я всё же отправил вниз свою группу и разрешил им бродить по пещере. Вскоре в стройную очередь на спуск вклинилась группа Аллы Матвейкиной, которая заявила, что на правах старого друга, я должен, нет, просто обязан, её с группой пропустить без очереди.

Одним словом, к тому моменту, когда у меня спускался последний человек, и я уже предвкушал, что сейчас быстро скачусь сам и догоню своих, начала уже подниматься первая группа, и я вновь страховал всех, теперь уже при подъёме по лестнице.

Вот так всё воскресенье я простоял над провалом Баджейской, таская верёвку вверх-вниз. Сходил, что называется, в пещеру!

Кроме Кавказа и выездов в "свои" пещеры в этом же году была организована небольшая экспедиция в Горный Алтай. На этот раз её руководителем и организатором был я. Что поделаешь? Отпуск зимой! Где-то проводить его надо. Кстати, в следующем году, чтобы летом ездить на Кавказ, я уволился с Енисейского речного пароходства, где работал в качестве диспетчера, и где, кстати, не давали летних отпусков, и перешёл на завод учеником токаря, о чём до сих пор не жалею.

Так вот, в алтайской экспедиции 1966 года участвовали: Б. Мартюшев – это я, В. Немцов – начальник горноспасательной туристической службы из Горно-Алтайска, А. Малинин – преподаватель кафедры географии Горно-Алтайского пединститута и П. Торопов – студент из Бийска.

В районе посёлка Чемал и Камышла мы прошли и задокументировали две новые пещеры. Вот что писала газета "Звезда Алтая" об этой экспедиции:

"Вечная темнота! Никто до этого не нарушал покоя подземного замка. Свет четырёх фонарей вырывает у пещеры тайны, скрытые на глубине 50 метров.

Задача самодеятельной экспедиции – спуститься в карстовый провал в районе села Камышла, Шебалинского района, обследовать его и произвести топографическую съёмку.

Каждый надевает каску и страховочную обвязку. Проверяем фонари, берём аварийное освещение – свечи, спички. Первым идёт Борис Мартюшев. Он ловок и сноровист. Отличный скалолаз. В свободное от работы время занимается альпинизмом, парашютным спортом. Вот и сейчас диспетчер Красноярского порта взял отпуск и приехал на Алтай. (Чувствую – нескромно, но рука не понимается вычеркнуть эти строки. – Б.М.).

Через несколько минут мы уже не слышим Бориса. Звуки в колодце искажаются и превращаются в сплошной гул. Только натянутая верёвка даёт знать, что спуск ещё не закончен.

Но вот верёвка ослабла, и мы один за другим спускаемся в воронку…

На подъём затрачиваем около двух часов. Выбираем лестницу и складываем снаряжение. В 22 часа подходим к домику старика – алтайца Санакуша. А потом в избе за чаем, слушая наши рассказы, он как бы, между прочим, замечает: "Теперь другие люди стали, ничего не боятся"".

Ох, уж эти газетные статьи! В них, обычно, после редакторской правки, корректировки, исправления стиля, исчезает сам процесс, аромат штурма. Остаётся, практически, только голый факт: были, покорили пещеру, пили чай… Вероятно, для периодической печати только такие материалы и нужны, но…

Смотрю на старую пожелтевшую фотографию: белый, белый, ослепительно белый снег, с надувом и куржаком нависающий над чёрным провалом входа. В центре фото я в дюралевой каске с обрезанными полями (чтобы легче проскальзывать в узости), налобным фонарём и полу стёршейся надписью "Минстрой", застёгиваю Абалаковский пояс на грязном комбинезоне. Рядом Виктор Немцов в штормовке, брезентовых брюках и зелёной солдатской каске и ещё не переодевшийся для спуска Александр Малинин.

Высокий, широкоплечий В. Немцов стоит с отрешённым выражением лица, поглаживая всклокоченную рыжеватую бороду.

Должно быть, природа иногда, ради тренировки, производит на свет вот такой тип на удивление спокойного, уравновешенного парня. Я поразился, когда узнал, что нормальная температура у него 35,5 градусов, а пульс 40 ударов в минуту. На сколько же жизней должно хватить его сердца?

Паша Торопов – студент ГАГПИ. Мы уж привыкли, – если студент, то обязательно тонкий, стройный, быстрый. И П. Торопов – не исключение. Пока флегматичный В. Немцов примеряет лыжи… 20 километров от Чуйского тракта до села Камышла, – из них почти половина крутой спуск – мы шли на лыжах. Однако, – что значит невезение – свою правую лыжу я переломал в самом начале спуска и в Камышлу притащился чуть живой уже потемну. Так вот, пока В. Немцов примеряет лыжи, П. Торопов быстро нацепил свои и успел уже обежать пару раз вокруг наших рюкзаков.

— Шило в…? – ругнул его А. Малинин.

— … – осуждающе пробурчал в бороду В. Немцов, но, непонятно, к кому это больше относилось: к суетящемуся П. Торопову, или к А. Малинину, который, как преподаватель, вообще-то и не должен "выражаться".

Итак, навешано, вернее сброшено вниз, сцепленных друг с другом 50 метров лестницы. Начало их привязано за комель толстой берёзы, как специально, растущей у входа. И мы по очереди спускаемся в пещеру. Все! Четверо! Наверху никого не остаётся. Во-первых, наверху страшно холодно (зима на Алтае суровая), а в пещере как никак плюсовая температура. А во-вторых, у нас и мысли не возникало, чтобы на отвесах оставлять страхующего для подъёма. Хотя такие предложения и сходили в своё время от москвичей.

Пещера Камышлинский провал оказалась на удивление прекрасной. Таким в моем представлении и должен быть ледяной дворец Снежной Королевы. Огромные сросшиеся прозрачные ледяные сосульки, диаметром до полуметра, свисали с уступов входного колодца в черноту провала. Снизу, навстречу им росли, наклонившись от собственной тяжести, очень похожие на выпрыгивающих из воды дельфинов, холодные ледяные колонны. Одна из стен, как занавесью, покрыта тонкой ледяной корочкой.

Лестница легонько стучит о ледяное покрывало, издавая чарующий, завораживающий звук. Мелодичный звон проникает к душу, пугает, манит и зовёт вниз.

Почти полдня лазим мы по ответвлениям пещеры, фотографируем, делаем топосъёмку.

Выполнив намеченные планы, возвращаемся к первому колодцу. До поверхности пятьдесят метров отвеса. В лучах наших фонарей искрятся и переливаются ледяные сталактиты и настенные драпировки, поблёскивают сырые мрачные стены, тускло отсвечивают дюралевые ступени лестницы, растворяющейся наверху в глухой черноте колодца. Задрав голову, пытаемся увидеть свет. Темно. Должно быть наверху уже вечер.

Первому подниматься на выход, естественно мне. Как никак я руководитель экспедиции, да и самый опытный её участник.

В те далёкие времена мы самонадеянно считали себя самыми смелыми и ловкими парнями, поэтому неофициально считалось, что применять хотя бы самостраховку вроде как неприлично. Пусть в меня кинут камень современные спелеотуристы, что было, то было! Но нас можно и понять: самохватов ещё не изобрели, по крайней мере, до нас они ещё не дошли, а схватывающий узел "Прусика" некоторые вроде и применяли, но очень редко, настолько редко, что я и не припоминаю ни одного случая, разве что на тренировках. Ну и самое главное, красноярские спелеологи – вольные дети "Столбов" – лихие скалолазы по складу характера и воспитанию, в принципе презирающие страховку (в те далёкие времена).

Я пишу это не к тому, чтобы показать какой я смелый. Нет! В тот момент в Камышлинском провале мне очень хотелось уступить право первого подъёма любому участнику, но…

Перебирая ступеньку за ступенькой, не торопясь, лезу наверх. Прошёл одну смычку, вторую, третью… До поверхности остаётся двадцать метров.

Снизу доносится мелодичный звон ледяных сосулек да неразборчивый говор парней.

Комбинезон, утянутый к ногам Абалаковским поясом с пристёгнутой к нему массой карабинов и стальных крючьев, стал вроде короче и давит на плечи.

Черт бы побрал этот комбинезон! Руки быстро устают. Не беда. Опыта мне не занимать. Сейчас, вот через пару минут, просуну руку до подмышки между ступенями и отдохну. Нет, лучше пристегнусь карабином к лестнице и буду отдыхать как в кресле!

Но это так – мысли по поводу. Чувствую, вылезу без отдыха. На душе тихая радость – есть силушка, есть запасы!

Пролез уже половину четвёртой смычки, как вдруг… с лёгким металлическим звоном оборвалась лестница! В момент тело покрылось испариной, и сердце гулко стукнуло в груди.

Ой! Падаю? Что случилось? Лестница порвалась?! Внизу камни, лёд. 35 метров! Страховки нет. Всё! Конец! Ведь знал же, чувствовал, не хотел лезть первым! Вот и получил. Доигрался в спелеологию. А остался бы внизу, лучше? Фиг-то! Где мы, – никто не знает, спасотряда нет. Ну и сиди в темноте, жди смерти. Лучше уж так!

Рывок! Удар! Повис! Не упал? Нет. Да и пролетел–то совсем немного. С полметра. Уф, кажется, пронесло…

Оказывается, небрежно сброшенная, лестница держалась ступенькой за выступ скалы, а сейчас, когда я поднялся к этому месту, соскользнула. Но это бы ещё полбеды – не упал же, не разбился. Главная неприятность ждала меня впереди. В результате резкого рывка лопнул трос лестницы, и сейчас я тупо светил фонарём на выдержавший удар второй тросик лестницы, вдоль которого как ёлочная гирлянда висели ступени. Я боялся даже дышать, глядя на тоненький ржаво-коричневого цвета тросик, совершенно не внушающий доверия.

Сейчас от этого трёхмиллиметрового сплетения стальных проволочек зависело всё – и наш выход на поверхность, и даже моя жизнь.

Руки, клещами впившиеся в ступеньку в момент срыва, всё ещё крепко держали меня на порванной лестнице. Пальцы невозможно было разжать.

Чуть в ящик не сыграл? Да? Ну ладно, пронесло, а дальше что? Спускаться к парням? А потом вновь лезть? Все равно никто лестницу не наладит, да и никакой спасотряд не придёт, разве что дед Санакуш, так он до коровника едва доковыляет, а уж до пещеры… Надо вылезать наверх. Как? По этой ржавой ниточке? Буду пробовать! Не виси, не расходуй силы зря… Вперёд! Ну? Не можешь разогнуть пальцы? Давай, смелее. Так… руку поднял, обхвати тросик, сожми кулак. Хорошо, не бойся, – не соскользнёт. Вторую руку перехвати. Ладненько! А куда ногу ставить? Ступени висят вертикально. Ничего, как на школьном канате… Учился же в школе? Обхвати тросик ногами, покрепче. Хорошо школьникам – канат толстый, мягкий, да и всего пять метров, а мне ещё двадцать, нет меньше – метров пятнадцать – лезть! Выжимайся ногами. Так. А школьный канат, – пять метров толстой верёвки, – аж триста рублей стоит. Надо же. Ой, как натянулся и трещит бедный тросик! Вон волокна натягиваются и вроде даже раскручиваются. Эх, был бы я килограммов на тридцать полегче. Осторожнее, не дыши. Без рывочков, тихонечко. Как кошка ползти. Кстати, вниз, до следующей смычки, – все десять метров лестница сосулькой висит. А внизу парни и не знают, что произошло. Крикнуть им что ли? Тихо. Молчи. Не искушай судьбу. Тяжело, но лезть можно. Как в анекдоте: случай тяжёлый, но жить будет. Вот и место порыва – распушённые концы лопнувшего троса. А вот и скала, где ступенька зацепилась, даже выступ срезало.

Ура! Спасён! Взялся за нормальную лестницу. Осталось 10 метров. Быстро наверх. Что-то уличного света не видно. Поздно уже, темно.

Всё, я наверху. Отдышаться, прийти в себя, сбросить вниз страховку. Теперь-то я спокоен. Свою долю страха-то отхватил. Сейчас очередь В. Немцова. Попробую докричаться.

— Эй! Внизу. Лестница лопнула! Осторожней!

— Ай… вай… вай!

— Лест-ни-ца!

— … вай… вай… вай!

Бесполезно. Через 50 метров отвеса в пещере не докричишься. Голос, бесчисленное количество раз отражается от каменных стен, порождает сплошное эхо, создаёт невообразимый хаос звуков, из которого совершенно невозможно выделить основную мысль.

В своё время были попытки использовать на отвесах свистки с заранее обговорёнными сигналами. Но ведь в эти сигналы невозможно вложить всё многообразие отношений спелеологов на разных концах отвеса. Разве передашь, к примеру, в свистках оживлённый диалог, которому я однажды был свидетелем, когда сверху уронили содержимое рюкзака, да так, что тяжёлый бензиновый примус "Шмель" с двадцатиметровой высоты ударил по каске внизу стоящему. Несмотря на то, что на отвесах слова искажаются до неузнаваемости, в тот злополучный раз, спелеологи разделённые двадцатиметровым отвесом отлично поняли друг друга и без свистков.

Однако лестница натянулась. Кто-то лезет. Скорее всего, В. Немцов – он готовился подниматься вслед за мной. Выбираю страховку. По верёвке чувствуется, – лезет быстро, напористо.

Но вот движение застопорилось. Вероятно, поднялся до четвёртой смычки.

Ну что ж, приготовимся. Взять поудобнее страховочную верёвку. Так, на всякий случай. Если уж тросик лопнет – на страховке удержу. Хотя держать почти сто килограмм будет трудно.

Но, всё обошлось. В. Немцов уже почти наверху – по сводам пещеры гуляют сполохи света от его фонаря. Но что-то очень уж медленно поднимается. Устал что ли? Ведь давно уже миновал порванную смычку, мог бы и прибавить в скорости.

Наконец усталый, запыхавшийся, "парящий" Виктор выполз на заснеженную поверхность алтайских гор.

Я осветил его и, не в силах сдержать смех, бросил страховочную верёвку и, ухватившись за живот, надрывно, до истерики смеялся, глядя на В. Немцова.

Оказывается, при подъёме, вдобавок к порвавшейся лестнице, у В. Немцова оторвались пуговицы на штормовых брюках и они (брюки) двумя огромными мешками съехали на отриконенные ботинки, обнажив белые кальсоны. Как он смог выкарабкаться эти 15-20 метров со спутанными ногами, – для меня до сих пор загадка.

Да, а дед Санакуш действительно говорил: "Теперь люди ничего не боятся!". Однако сперва он говорил слова, которые не попали в газету. Поздно вечером, когда мы уже в темноте подошли к его дому, он никак не желал отпирать дверь:

— Уйди, шайтан! – твердил он. – Уйди… их забрал, за мной пришёл? Нет никого дома… Уходи.

— Дед Санакуш. Это мы из пещеры вернулись. Открой!

Открыл.

— Смотри-ка, правда, вы?! Почему шайтан не забрал?

Он для наглядности даже потрогал нас и сказал как раз те слова, что появились в газете, но потом долго нет, нет да удивлялся, как это получилось, что живы остались? Шайтан дремал, что ли?

Чем ещё знаменит год 1966 для красноярской спелеологии? Как я уже говорил, в Родопах (Болгария) проводилась международная пещерная экспедиция. От Советского Союза в ней участвовали В.Н. Дублянский и И.П. Ефремов. Никаких данных о той экспедиции у меня нет. А переписывать официальный отчёт не хочется, да я его, кстати, и не нашёл в библиотеке клуба. И. Ефремов же на все мои просьбы поделиться воспоминаниями, утверждал, что у него совершенно нет времени.

Если уж совсем честно, красноярские спелеологи тех далёких времён, на воспоминаниях которых я мечтал построить книгу, как-то неохотно ими делятся. И не то, что они очень уж скаредные, нет. В. Бикеев, В. Деньгин, В. Шорохов, С. Борисов, Ю. Ковалёв бьют себя в грудь и обещают "накатать" листок-другой, но… все им недосуг! Может к старости человек становится ленивее? Или им жаль тратить время на "пустяки"?

Вообще-то их можно понять. Даже мне кажется, что сейчас, в период жестокого кризиса, развала экономики, неуверенности в завтрашнем дне и новых больших возможностей в бизнесе, людей стала интересовать только кооперация, бизнес, нажива, политика и в их душах совершенно не осталось места для романтики.

Многие пятидесятилетние мужчины начинают чувствовать себя обойдёнными, обиженными судьбой, воспитанием, строем: жизнь потрачена впустую на однообразный безрадостный труд и такую "ерунду", как спелеотуризм. А сейчас и дали возможность развернуться, но силы уже не те, да и возраст… И как-то забылось, что 25-30 лет назад они жили интересной, яркой, наполненной жизнью, хотя спелеоувлечение и не дало им на старость туго набитого кошелька. Что попишешь, на большинство походов и экспедиций спелеотуристам приходилось выворачивать свой карман и даже подрывать семейный бюджет.

Ну что ж, не приносят воспоминания, так на нет, как говорится, и суда нет. Приходится выстраивать повествование по собственной памяти, да по газетным статьям.

Этим кратким отступлением и закончу, пожалуй, год 1966.

1967 ГОД

Одних восхищают красоты Алтая,
Другие у моря раскинут свой полог.
А мне – темнота, словно сажа густая,
Обрывы и бездны. Ведь я спелеолог.

И слева, и справа, и сверху, и снизу
Ребристые стены извилистой щели,
Но ждут чудеса в беломраморном зале.
Замрёшь очарован. Не зря – спелеолог…

Царит тишина в этом "храме природы",
Растёт сталактит: миллиметр за столетье.
Неужто не мастер, а время да воды
Создали такое вот великолепье?

Ажурны узоры кальцитовых кружев,
Кристаллы раскрылись соцветием редким.
Ты до смерти рад, в темноте обнаружив,
Наивный рисунок наивного предка.

Тут столько её, заколдованной тиши,
Скопилось за тысячи долгих столетий.
Лишь изредка пискнут летучие мыши,
И эхо пройдёт по пустотам, как ветер.

И ты, словно вдруг приоткрыл бесконечность
В космическом, истинном, вечном масштабе.
Всего на секунду постигнута вечность.
Стоишь перед нею и сильным… и слабым.

И сразу потянет и к людям, и к свету…
И солнечный луч по-особому дорог.
Покажутся чудом земные рассветы.
Нет, здорово все же, что я – спелеолог!

Нет, не подумайте, что у меня "поехала крыша", и я стал поэтом. Нет, конечно. За всю сознательную жизнь я зарифмовал две строки, да и то одна из них просто непечатная.

Это стихотворение напечатано в "Комсомольском рабочем" 25 июня 1967 года. Автор – М. Величко – все эти годы певец туристических окрестностей г. Красноярска. Лично его я, конечно, не знал. Да я уже говорил, что практически каждый турист Красноярска, будь то водник, пешеходник, горник – обязательно бывали в пещерах.

Как обычно, описание года начнём с газетных публикаций. В "Красноярском рабочем" в рубрике "Удивительное – рядом" 14.03.1967 года появилась статья В. Беляка, аспиранта Института географии АН СССР, член краевого клуба спелеологов. Статья называлась "Подземный мир Сибири".

"Чарующий, суровый и загадочный мир пещер!

За последние шесть лет в Сибири выявлены и обследованы пещеры, являющиеся крупнейшими в Советском Союзе. Так, например, на юге Красноярского края минувшим летом спелеологической группой изучена пещера–ледник. Величественный язык застывшей подземной реки на несколько десятков метров ниспадает в расположенные ниже отделы пещеры. Своды и стены отдельных гротов, размеры которых позволяют разместиться в них современному многоэтажному зданию, покрыты изморозью, состоящей из крупных ледяных кристаллов. Некоторые из них образовали гирлянды – 25-35 см, отсвечивающие мириадами искрящихся бликов… (Мне кажется, В. Беляк описывает пещеру Бородинская-2, по крайней мере, другой пещеры с таким мощным, как описано, ледником на юге края мне не известно. И если кто будет в Бородинской, рекомендую посетить на другом склоне этой же горы Бородинскую-2. – Б.М.).

Три года назад в бассейне р. Бирюса пройдена до конца наиболее значительная в СССР Кубинская пещера… В этой пещере имеются расположенные каскадом ледники, озёра с изумительно чистой и вкусной водой, а также великолепные натёчные образования самых разнообразных очертаний и форм. Чтобы спуститься на дно подземной полости, необходимо преодолеть несколько труднодоступных вертикальных участков от 15 до 25 м, зачастую под водопадами ледяной воды.

Зимой прошлого года нашим спелеоотрядом на дне этого грота (речь идёт о гроте "Летучих мышей" пещеры Торгашинский провал – Б.М.) обследован новый участок. Так называемый "Лабиринт". В одном из гротов обнаружено красивое озеро и окаменелый "поток" из белоснежного кальцита. В наиболее глубоких отделах Торгашинской пещеры найден пещерный жемчуг, представляющий собой редчайшее минералогическое образование, которое формируется в строго конкретной пещерной среде.

Для чего же необходимо познание подземного мира? Практика мирового гидростроительства знает много примеров, когда возведённые плотины гидроузлов выходили из строя на второй-третий год после их сооружения. Например, катастрофические последствия из-за недоучёта подземных пустот имели место на реках Испании. Такие крупные гидросооружения, как Мария-Кристина, Монте-Хаки, Камараза и другие рухнули, так и не достигнув запланированного уровня выработки энергии. В водохранилищах Сан-Френсис и Хеллс-Бар в США вода из реки, будучи поглощённой известняками, так и не дошла до верховий плотины. В настоящее время пересматривается место створа Бархатовской ГЭС на Ангаре.

Первоначальный вариант оказался непригодным, так как на месте предполагаемого сооружения обнаружены значительные подземные пустоты. (Не из-за этих ли подземных пустот и пещер, расположенных всего в десяти километрах выше створах Красноярской ГЭС, не может полностью заполниться наше водохранилище? – Б.М.).

Интересно, что пещерный воздух по чистоте приближается к горному воздуху верхних слоёв атмосферы. В специально оборудованных подземных санаториях успешно вылечиваются многие тяжёлые заболевания.

Работа красноярских спелеологов известна далеко за пределами края. Они активно участвуют во всесоюзных спелеологических мероприятиях. Краевая секция спелеологов является одной из сильнейших в СССР".

Уф! Перепечатал почти половину статьи В. Беляка, а тут другая в "Красноярском комсомольце" от 17.02.1967 г. Автор – тот же. Я, откровенно говоря, сейчас даже плохо помню его в лицо, но это он, Владимир Беляк, много и плодотворно пропагандировал в печати красноярскую спелеологию.

Статья называется "Тайна подземного царства".

"Солгонские подземелья. Солгонские провалы. Солгонские катакомбы – так называют подземный мир – царство вечного мрака и неизведанных тайн. Своим походом мы должны проверить рассказы так называемых "бывалых людей" и развеять мистический туман суеверий, окутывающий этот географический уникум вот уже в течение полутора столетий…

а от пещеры, да ещё мало исследованной, в любую минуту следует ожидать всяких сюрпризов: на голову может обрушиться неустойчивый свод горных пород, то встречаются загазованные участки пещерных лабиринтов, то вдруг польётся за воротник подземная вода…

и вот, наконец, спустилась в пещеру последняя группа: Евгений Мальцев и Владимир Романов. Они пошли по боковому ответвлению со специальным заданием: сделать описание ходов и выполнить программу научных наблюдений. А где-то на другом конце пещеры ходят Владимир Сазонов и Анатолий Ипполитов, наши неизменные попутчики вот уже много лет.

Мы идём к самому сердцу пещеры – Центральному гроту. По пути проходил мимо очаровательных залов, которые украшает подземная культура изо льда и белоснежного кальцита, встречаем белеющие кости медведя, летучих мышей. Альтиметр показывает глубину 60 метров.

Сорок восемь часов продолжалось исследование Таможенской пропасти. Впереди по её величественным галереям спелеологи пронесли факел света, раскрыв вековую тайну подземного феномена".

Это статьи В. Беляка, так сказать, официального летописца Красноярского клуба спелеологов, а вот в "Красноярском рабочем" небольшая статья В. Евгеньева "Царство в рюкзаках". Каких только экзотических названий не придумывают авторы? Только гораздо позже я узнал, вернее почувствовал на собственной шкуре, что зачастую названия за автора придумывает редактор. В конце концов, свои статьи в газету я просто перестал давать названия – всё равно своё придумают!

Но вернёмся к статье В. Евгеньева. Вот как он описывает один из походов в пещеру:

"Войти в неё не просто. Прежде надо долго карабкаться по скале. Где-то там, в самой её середине, есть небольшая щель. Протискиваемся в неё. Это вход в Кубинскую. Шаг, второй… и тридцать метров пустоты: надо спускаться по верёвке.

Наша секция задумала сделать съёмочный план пещеры и гипсовый макет. Пожалуй, редкая секция спелеологов в Союзе решится на такое. Но нам хочется, чтобы о Кубинской пещере даже после затопления водохранилища осталась добрая память. На гипсовом макете навсегда запечатлеется неповторимая красота пещеры. (И, хотя прошло уже более двадцати лет, гипсового макета Кубинской пещеры, к моему великому сожалению, нет до сих пор. И я очень сомневаюсь, что он когда-либо будет. – Б.М.).

Вода постепенно скапливается в камнях и убегает вниз. Сначала робким ручейком, потом речкой… И вдруг на голову обрушивается целый поток воды. Вода льётся беспрерывно и, шумя, уходит вниз. Туда же, на самую глубину, идём и мы.

Там нас ждёт ещё одно чудо пещеры: озёра. Притихшие, молчаливые и не менее красивые. Мы торопимся к ним.

Но в следующий раз сюда ещё придут ребята. Они продолжат нашу работу, вернее закончат её. И в назначенный срок гипсовый макет пещеры будет готов".

Но это всё красноярские газеты, а вот у меня в руках "За советскую науку" №42 от 18 декабря 1967 года. Это орган Томского государственного университета.

Это они, томские спелеологи, вначале были нашими учениками, потом товарищами по походам, и это о них теперь по "Столбам" ходит пословица-поговорка: "Лучший Томич – это мёртвый Томич!". Это и неудивительно – с 1965 года, года основания Томской секции спелеологов, она развивалась в основном на пещерах Красноярска, нанося им довольно ощутимый урон.

Но мы немного отвлеклись от нашего повествования. Так вот весь разворот газеты посвящён томской спелеологии, в котором статья В. Вистингаузена "Друзья – красноярцы" восхваляет спелеологов Красноярска и конкретно И. Ефремова.

"Спелеология для нас, прежде всего спорт, – говорит Игорь Ефремов, вожак красноярских спелеологов и пионер первых Торгашинских спусков, – но спорт своеобразный. Здесь ценится не хождение по одним и тем же маршрутам, а открытие, исследование и съёмка всё новых и новых полостей. Мы не ограничиваемся только своим краем – бывали в Крыму и Якутии, исследовали пещеры Тофаларии, Горной Шории, Кавказа. На очереди – недействующие гейзеры Камчатки, пещеры Сихотэ-Алиня… Наша мечта достичь тысячеметрового рубежа. Чувствуем, что кто-то рядом с районом наших работ – километровая пропасть, ждущая своих покорителей".

Все остальные статьи разворота повествуют о покорении Томскими спелеологами пещер. Красноярских пещер!

Вообще, когда работаешь со старыми газетами, резко бросается в глаза предвзятость, что ли, информации на их страницах. Советские газеты мгновенно откликались на любой очередной "всенародный" эксперимент. Газеты воспевали и поголовное перевыполнение личного плана, – "Какое это счастье для рабочего", и поворот северных рек, – жизненную необходимость Сибири и Казахстана, и арендный подряд, – как это прекрасно, и кооперацию, борьбу с пьянством…

Ну, был я в одном таком городе, где пьянство победили уже в 1986 году.

— Как найти винный магазин? – наивно спросил я у прохожего.

— Ты чё, мужик? У нас "сухой" закон…

— Иди ты?! Совсем, совсем?

— Вообще ничего… даже пива… Исполком уже отчитался, что победили.

— Ну и как же вы живёте?

— Смотри, мужик. Сейчас ещё десять утра? Так? Да? А я уже крепко пьян. Да? Все так, кто не совсем чокнутый, – прохожий хитро улыбнулся и пошёл, слегка покачиваясь, своей дорогой.

Этот разговор происходил на главной улице города Белый Яр Томской области.

Так кто же кого победил в этой борьбе?

А вот, к примеру, как описывал строительство второго железнодорожного моста через Енисей в газете "Красноярский комсомолец" Малков, секретарь комитета комсомола мостостроя, в статье "Мост построен молодёжью":

"В июне 1936 года с разных концов Союза… съехалась молодёжь на строительство моста через Енисей.

Нет сомнений, что в работе встречалось много трудностей. Приходилось работать в суровых условиях, когда свирепствовали 50-градусные морозы и дули сильные ветры, когда пробравшиеся на стройку вредители, враги народа, мешали успешно вести стройку".

В том же номере Т. Таболин: "Работать ещё лучше":

"Работая на строительстве моста сборщиком, я выполнял задание на 200 процентов. Но этого мне было мало и я стал думать как лучше организовать труд, особенно после того, как я дал обязательство к 20-й годовщине Ленинско-Сталинского комсомола выполнять задание на 300 процентов.

Радостно работать в нашей стране. Хорошо работаешь – ты в чести, почёте. Родина, как ласковая мать, бережёте нашу юность. Вот почему я в подарок Родине выполняю план не на 300, как обещал, а на 500 процентов". (Всё! Больше не могу, закрываю газету! – Б.М.).

Слава богу, хоть о спелеотуризме писали не обращая внимания на политику, на "важность" той или иной публикации на "текущий момент". А может я не прав? Может статьи должны были отвлекать молодёжь от жизненных проблем, уводить их в розовые дали пещерной романтики? Если так – это им удалось в полной мере. Что там говорить, если в своё время мне было искренне жаль молодых англичан, не живущих в "стране победившего социализма"!

Кстати, почти весь "Красноярский комсомолец" того, 1937 года был заполнен публикациями подобными заметке Т. Таболина "Работать ещё лучше". И отличались только названиями предприятий да количеством процентов перевыполнения заданий.

Что-то мы очень уж далеко забрели в сторону. Вернёмся все же к спелеологии.

Правда, её с некоторых пор официально именуют спелеотуризмом. На мой взгляд, если человек находит, открывает, описывает, снимает планы, выдаёт документацию новых пещер – его просто стыдно называть туристом, пусть даже и спелео.

Итак, 1967 год. Осень. Красноярский край. Манский район.

Старая заброшенная дорога по логу тянется в некрутую гору.

Жёлтый осенний лист уже прикрыл и размытую последними дождями колею и густо поросшую ломкой зелёной травой и широкими мясистыми листьями подорожника обочину, и заросли медвежьей дудки вокруг дороги.

Левый борт долины покрыт травой, берёзовым мелколесьем, сквозь который кое-где проглядывают скальные выступы буро-красного мергеля. Правая сторона заросла живописным еловым лесом.

На невысоком пригорке, там, где лог, раздвинув по сторонам крутые бока сопок, вываливаются в широкую долину речки Степной Баджей, из молодого ельника торчат высокие деревянные кресты, уже потрескавшиеся и потемневшие от времени. Где-то в ельнике, среди крестов, красноголовый дятел усердно долбит сухое дерево.

— Что это? Кладбище? – Владимир повернул потное лицо к шагавшему рядом А. Резвову.

— Угу.

— Впервые вижу. Кресты уж больно высоки.

— Литовское, потому что.

— В Сибири? Литовцы? Откуда?

— Оттуда. Из Литвы. Ссыльные.

"Ссыльные… Литовцы… Идёт, да идёт себе. Не запыхался, даже почти не вспотел, – Владимир с завистью смотрит на сухопарого, подтянутого А. Резвова. – А тут пот заливает глаза".

Тяжёлый рюкзак оттягивает Владимира назад, пригибает к земле, не даёт распрямиться. Какой-то жёсткий предмет, должно быть "Шмель" сквозь спальник оперся в спину, елозит по ней, растирая в кровь поясницу.

Владимир на ходу подкидывает рюкзак повыше и подставляет под него ладони. Боль от давившего на спину "Шмеля" пропала, шагать с заведёнными за спину руками неудобно. Через несколько минут он берётся за лямки, чтобы хоть немного облегчить ноющие плечи.

"Идут и идут. Давно пора привал делать. Покурить, отдохнуть. Вот пишут – тяжело туристу: у него в рюкзаке и палатка, и спальный мешок, смена одежды, продукты… А каково спелеологу? Ко всему этому ещё и снаряжение для штурма пещеры: верёвка (собрана кольцами, сорокаметровая капроновая верёвка из-под клапана рюкзака упиралась Владимиру в шею), примус, камеральные принадлежности, комбинезон, каска, освещение и железо, железо, железо: карабины, крючья, молотки, шлямбуры, самохваты, жумары… Не спелеолог, а слесарь какой-то. И как всё это вмещается в обыкновенный Абалаковский рюкзак?"

— Перекур. Всё равно этого Лося не догонишь, – шедший впереди, А. Бакланов скинул рюкзак и сел на поваленное у дороги дерево. Лосем они прозвали Валерия Бобрина из Дивногорска, который уже полчаса как, с тяжёлым рюкзаком, убежал вперёд.

Владимир плюхнулся на землю, не снимая рюкзака, привалился спиной к лежащему гнилому стволу и облегчённо вытянул ноги: "Лучше так отдохну. Пока снимать-надевать рюкзак, половина отдыха пройдёт".

А. Бакланов, счищая щепочкой прилипшие к железу триконей листья и комочки земли, сквозь широкую рыжую бороду обратился к Б. Мартюшеву:

— Борька, а страшно, поди, с парашютом прыгать?

— Не-а.

— Врёшь, – худое, вытянутое лицо А. Резвова стремительно повернулось к Борису. Из-под синей вязанной спортивной шапочки Альберта выбивались крепкие смоляно-черные волосы, нависавшие на коричневые пытливые глаза.

— Случай, конечно, был… – вроде нехотя, врастяжку, начал рассказ Б. Мартюшев. – Выпрыгнул из самолёта, за кольцо – дёрг! Падаю, падаю, а парашют не раскрылся! Я туда-сюда, – нету вытяжного! Тут уж действительно сердце стало в пятку постукивать. Кольцо в руке, вытяжного нет, парашют не раскрывается. Чудеса!

— А дальше? Не разбился? – насмешливо спросил А. Бакланов.

— Как видишь. Иначе бы рядом с тобой не сидел.

— Не тяни. Где вытяжной-то был? – Владимир даже подался вперёд.

"Везёт же некоторым. Всё успел попробовать. И парашютист, и турист, альпинист, спелеолог, аквалангист, яхтсмен…"

— Ну, падать до земли с нераскрытым парашютом, – продолжал Борис, явно наслаждаясь заинтересованностью слушателей, – мало приятного. Надо раскрывать запасной. А ну, как и тот не раскроется. Тогда что? Никакой уж надежды? А там, внизу, белое заснеженное поле аэродрома, люди суетятся… И всё так близко-близко показалось. Вроде, прямо сейчас мордой в землю врежусь…

"А ведь он специально долго рассказывает. Время тянет. Тоже устал!" – неожиданно всплывшая мысль даже обрадовала Владимира.

— Что, психи, расселись? Попёрли. Давай, давай! Вставай жирное, ленивое племя, – раздвигая кусты, из леса выходит В. Бобрин. – Пещера уже недалеко. Рядом.

С кроны столетней замшевой ели свисают длинные космы седых лишайников. За корневище её привязана верёвка. В сером скальном выступе известняка у подножия ели чернеет широкое отверстие. Круто вниз уходит заманчивый ход. В лесу сумрачно, по-осеннему, тревожно. Над соседним увалом широкими кругами парит кобчик, почти не шевеля распластанными крыльями.

— Пора, психи. – В. Бобрин ухватился за верёвку и начал спускаться, подсвечивая под ноги.

Вот из широкой дыры видна лишь Бобринская голова в самодельной клёпаной алюминиевой каске, смахивающий на шлем тевтонских рыцарей, с плотно прикрытыми ушами и фонарём над переносицей. Вскоре и фонарь скрылся за перегибом, и лишь подрагивающая верёвка говорила о том, что Валерий ещё спускается по ней.

"Ерунда всё это. Кладбище. Литовцы, кресты, тайга, дятлы, пот… Пещера! Новая пещера! Ещё без названия. Открытие. Никто… Ни разу… Первопроходцы… Какая она? Большая? Маленькая?" – Владимиру не терпелось. Хотелось быстрее лезть, бежать, лететь в пещеру.

— Давай! Следующий! – глухо донёсся из-под земли голос В. Бобрина.

Ледяные сталагмиты до полуметра высотой занимали всё видимое пространство большого грота. Они были прозрачны до невидимости. Тонкие у основания, с толстой, округлой наклонной к выходу вершиной.

— Предлагаю название: "Зал танцующих дельфинов", – тихо произнёс А. Резвов.

"А ведь, действительно, стая выпрыгнувших из воды дельфинов вдруг замёрзла, заледенела в прыжке. Красота! Безумная красота! И ведь никто… Миллионы лет ни один человек не видел этого, – у Владимира замерло сердце, и он уже не жалел ни о чём. С умилением вспоминал заросшую дорогу, кладбище, тяжёлый рюкзак. – Господи! Как прекрасно. Хорошо, что я стал спелеологом". Ему хотелось радостно петь и удивлённо молчать одновременно.

Группа осторожно обходила сверкающие в лучах фонарей ледяные фигуры.

— Понавтыкали тут сталагмутьев разных, – В. Бобрин, разбивая очарование сказочного грота, перешагнул невысокий "леденец" и направился к видневшемуся в стене грота продолжению пещеры.

Из отверстия в стене пещерной галереи доносились голоса. Если бы не этот тихий говор, Борис прошёл бы мимо, но сейчас ему захотелось покурить, поболтать с парнями, и он протиснулся в дыру, прополз метра полтора-два по узкому невысокому ходу и очутился под потолком небольшого грота.

Внизу, на полочке, сидели два Альберта и занимались странным делом: широкоплечий, внушительный А. Бакланов бездумно швырял камешки в щель под потолком грота, А. Резвов же к какой-то сырой, осклизлой палке, должно быть занесённой весенним потоком в пещеру, методом "крест-накрест" привязывал камень внушительных размеров. Фонари их были выключены, и лишь свеча, стоявшая между ними, освещала грот, рыжую от налипшей глины бороду А. Бакланова и жёлтую каску А. Резвова, склонившегося над своим "рукоделием".

— Эй, мужики! Перекур? – спросил сверху Б. Мартюшев.

— Садись рядом – отдохни! – ответил А. Бакланов в очередной раз швырнув камень, отчего пламя свечи качнулось, и, вместе с ним две громадные чёрные тени Альбертов на противоположных стенах тоже качнулись, почти коснувшись головами.

— Катись к нам, – пробурчал А. Резвов, не прекращая своего занятия.

Прямо у ног Б. Мартюшева, под потолком грота, начиналась крутая горка, длиной метров около двадцать. Кончалась она внизу, у узенькой "калибровки" уходящего под стену хода. По скату горки кем-то был отутюжен жёлоб, словно здесь, как в детском садике, катались сверху до низу по сырой катушке.

"Неужели "дядя Ухо" с "Рантом"? Резвились Альберты? Нашли место, дурачье… Впрочем, больше некому – пещера новая".

Борис сел на собственный зад, оттолкнулся и, вначале медленно, потом всё быстрее, покатился вниз. Сквозь комбинезон, трико, плавки противная пещерная сырость охладило тело. Вскоре Борис сходу перепрыгнул на полочку, где сидели Альберты.

— Э-эх! – он уселся поудобнее, подстелив под себя верхонки, чтобы отгородиться от сырой глины. – Закурим?

Альберты промолчали, неодобрительно глядя на него. А. Бакланов и А. Резвов принципиально не курили, презирая "эти дымогарные трубы".

— Что за "оружию" делаешь? – спросил Борис А. Резвова. Действительно, снаряд очень напоминал нарисованный в учебнике истории каменный топор.

— А если медведь сюда заявится? Как с ним бороться? Кулаками в морду? Да?

— Какой медведь?

— Обыкновенный. Таёжный, бурый… – А. Бакланов, вроде ненароком придвинул поближе скальный молоток, зловеще блеснувший отполированной сталью.

— Медведь? – У Бориса неприятно заныло в "области живота".

"Пугают? Зачем? И почему бы Рант такую фиговину мастерил. Да и Ухо молоток под рукой держит…"

— Смотри, – А. Бакланов щёлкнул тумблером. Яркий свет его фонаря выхватил из полумрака грот, глиняную катушку, узкую "калибровку" внизу и… отпечаток когтистой лапы рядом с Б. Мартюшевым.

"Вот те раз! Медвежий след! Свежий!" – вдавлина мягкой подушечки окружена врезами длинных когтей. А рядом ещё след, ещё… "Да сколько же из здесь?"

— Здесь что, стадо медведей протопало? – оторопело спросил Борис.

— Ну, ты даёшь! Один…

— Следов-то эвон сколько. Как я сразу не заметил?

— Один. Видно, понравилось ему кататься по глине. Ты же любишь. А вверх забегал – целая дорога следов.

"Заблудившейся в пещере медведь любит кататься? Зверь! В километре от входа? Чушь собачья!"

Борис ещё раз осмотрел грот – отпечатки следов, несколько темно-рыжих, почти в свете фонаря жёстких волос, прилипших к глине по краю желоба…

— А я-то думаю, кто наездил целую катушку? На вас грешил.

— Опять расселись, психи? – Из "калибры" показалась голова В. Бобрина в клёпаной каске и круглых очках в железной оправе. Его громкий весёлый голос разбил таинственную тишину грота. – Вставай жирное племя. Дальше пошли. Нету в пещере медведя. Нету. Вас испужался – утёк.

— Предлагаю всю пещеру назвать Медвежьей, – проговорил А. Бакланов.

Следом за В. Бобриным А. Резвов начал протискиваться в узкий лаз, не выпуская из рук своё древнекаменное оружие.

В это самое время, в другом конце пещеры…

Справа, под самой стеной, на уровне сыроватого пола основного хода Владимир увидел щель. Она была узкая, очень узкая, но, необъяснимый азарт охотника, обострившееся чутьё первооткрывателя подсказало ему, что там что-то есть, должно быть!

Владимир присел на корточки и запустил в щель руку. За тонкой каменной стеной была пустота.

"Значит – продолжение! Новый ход! Проверить? – Владимир зажёг свечу и поднёс огонёк к отверстию. Пламя заметно наклонилось и слегка раскачивалось. – Есть, есть тяга воздуха. Отлично! Значит там, за стеной большие пустоты. Значит туда уходит пещера. Это я. Я нашёл. Я открыл продолжение!"

Владимир понимал, что спелеология – коллективный спорт, а открытие новой пещеры, даже новых ходов – это заслуга всей компании, но как-то очень уж хотелось найти именно своё, личное продолжение. Найти, облазить, придумать название… Ведь основным ходом перед ним прошла группа топосъёмки, дала имена галереям, гротам, тупикам.

Неожиданно раздался резкий полу писк – полу свист и Владимир ошарашено отпрянул от отверстия: из щели, где он только что шарил рукой, стремительно вырвалась летучая мышь, взмахнула лапами-перепонками, задула свечу и унеслась в черноту основного хода.

"Чёрт! Едва не напугался! Дура! Ага, раз там живут даже летучие мыши – пещера повернула туда. Точно. Но как в неё проникнуть?"

В самом деле, в щель едва-едва проходила рука. Владимир, в тайной надежде: "А, вдруг?" – вновь принялся ощупывать отверстие и с удивлением почувствовал, как под локтём покачнулся камень.

"Шевелится? Разобрать? Разобрать! Скорее!" – он лихорадочно начал отгребать мелкие камни, щебёнку и откатывать большие, которыми был завален пол отверстия. Камни, как глазурью залитые тонким слоем глины, подавались плохо, но, едва Владимир выкатил несколько внушительных "булыганов", дело пошло веселее, и он, распластавшись на животе, смог просунуть в щель голову.

За узким лазом пещера расширялась и, насколько хватало луч фонаря, вдаль уходил высокий сухой ход.

— Ура! Новый Ход!

"Голова прошла – сам тоже протискаюсь", – Владимир, извиваясь и отталкиваясь ногами от только что вывороченных им камней, полез сквозь сужение.

"Что делаю? Что делаю? Нельзя, не положено. Запрещено в одиночку… Надо ждать парней. Надо ждать…" – но, неизвестная галерея манила вперёд, и… – "Ну, немного, ну метров 25-30 пробегу, что там за поворотом, и назад. Ничего за это время не случится. Правда? Вернусь, ну вот ей богу. Вернусь и буду ждать…"

Вдоль всей галереи полуметровым горбом тянулся слой намытой глины.

"Как хребет динозавра. А вдоль стен полоски чистой, промытой гальки. Должно быть по весне там течёт хороший ручей".

Извивающийся "хребет динозавра" усиливал впечатление угрюмости, таинственности. Луч фонаря терял яркости, упираясь, как бы впитываясь в тёмно-коричневые стены; в галерее было мрачно, сдавленно.

На влажной, блестящей глине ни одного следа, отпечатка. Владимир шёл, оставляя после себя чёткие вмятины железных триконей.

Один поворот, второй, третий… Галерея всё ниже и ниже. Слой глины – толще: "Неужели конец? Такой был многообещающий ход!"

На глине уже отпечатки не только триконей, но и рук с растопыренными пальцами и даже округлые вмятины коленок. По "хребту динозавра" Владимир пробирался на четвереньках, то и дело скобля карболитовой шахтёрской каской по шероховатому потолку.

Тупик. Обидно. Горько на душе и как-то мерзко: "Ну, невезуха! Вроде "попёрла" пещера. Обрадовался. Думал громадная будет. Поворачивать? Возвращаться?"

Коричневая глухая стена с тоненькими прожилками белых драпировок и парой невзрачных бледно-жёлтых гелектитов надменно смотрели на Владимира и вроде даже насмехались над ним.

Владимир решил уж было возвращаться, но в этот момент в левом нижнем углу приметил узкий ход.

"Может опять такая "калибровка"? а за ней вновь широкий ход? Попробовать? Нечего звать парней. Если уж ничего нет – вернусь! А вдруг снова "попрёт"? Тогда уж и позову…"

Ход был даже немного шире, чем тот, где полчаса назад ему пришлось разбирать завал.

Не раздумывая, Владимир лёг на живот и буквально ввинтился в узкий лаз. За "калибровкой" ход действительно стал немного выше, но с наклоном градусов 15-20 уходил куда-то вниз. Владимир прополз метр, два, три… "Чёрт побери. Только лёжа, потолок вот он, рядом. На шею давит. А дальше?"

Впереди ход резко, почти перпендикулярно, поворачивал налево.

Как ни старался, Владимир не мог протиснуться за поворот, хотя пространство вроде и хватало: "Гибкости не хватает. Попробовать лечь на бок? На правый бок, раз ход влево повернул".

Срывая комбинезоном мелкие сталактитики на стене, кряхтя и чертыхаясь, Владимир повернулся на бок.

"Ой, что делаю? Разве ж так можно? Один, в "калибровку", да ещё головой вперёд. Да ещё под уклон. А ну как не будет расширения впереди?" – Владимир понимал, что сейчас ему уже ничего не оставалось, как только ползти вперёд, надеясь на расширение хода. Вылазить ногами вперёд, да ещё в горку с приличным уклоном, он не в состоянии.

Пока Владимир не очень волновался. Его больше занимал вопрос, – есть ли продолжение пещеры, а о ситуации, в которой оказался, он не думал. Ну, узко, ну не развернуться, есть же продолжение. Там будет, наверное, будет, просторнее. Отдохнёт, повернётся и спокойненько выползет назад в магистральную галерею.

Изогнувшись, Владимир пополз в изгибе, но вновь остановился: теперь в изгибе заклинились ноги между стенами. Вытянув руки по швам, и съёжившись, как только возможно, Владимир, даже сквозь комбинезон, исцарапав плечо, перевернулся на спину.

Ногам сразу стало легче, и он заскользил куда-то вниз на спине…

Остановка? Голова уткнулась во что-то твёрдое. Владимир опёрся ногами и попытался продавить себя вперёд, поворачивая голову чуть правее, чуть левее, насколько это возможно. Что за препятствие его остановило он не видел. Зажатый стенами и потолком, он не мог даже повернуть головы, но понял, почувствовал, что пещера кончилась. Тупик!

"Приполз? А дальше? Выбираться назад? Как?"

Если бы понадобилось снимать план этого участка, то ход в разрезе получился бы очень похожим на перевёрнутую букву "Т". В нижней поперечине её на спине лежал Владимир. Ход был действительно очень узок, настолько узок, что плечи его касались сырых, покрытых тонким налётом глины, стен. Высота хода была ещё меньше. Потолок как бы давил на грудь Владимиру. Если бы не узенькая вертикальная трещина посередине, голова его не вместилась бы в этот низкий, приплюснутый лаз.

"Чёрт побери. В собственный гроб втиснулся. Ни влево, ни вправо, ни вперёд, ни назад!"

Прямо над его лицом уходила вверх метров на пять-шесть щель, вернее не щель – трещина. В самом её верху, там, где она сходилась, заклинилось несколько висячих плоских камней. Это единственное, что мог видеть Владимир – ни развернуться, ни повернуть головы он не мог. В трещину клубами уплывал пар от его дыхания и росой оседал на холодных стенах.

От жуткого сознания безвыходности положения, обречённости, в голове поплыл туман, щель с клубами пара и висячими камнями потеряла ясные очертания.

"Замурован? Заживо погребён? Назад… быстрее назад!"

Владимир отчаянно заскрёб по полу пальцами, до боли напрягся всем телом, попытался подтянуться пятками.

"Ну давай! Ещё немного, чуть-чуть… Кажется, немного продвинулся…"

Он не думал, как преодолеет поворот, как поползёт ногами вперёд в гору. Единственная мысль гвоздём засела в мозгах и заставляла прикладывать нечеловеческие усилия:

"Прочь! Скорее из каменного склепа. Прочь из могилы! Назад! Бежать!"

Обламываются ногти, сдирается кожа с пальцев, скребут железные трикони по камням – бесполезно! Ни на сантиметр! Как ледокол во льдах Арктики, прочно застрял Владимир в глухом каменном мешке.

"Ой, мамочки. Что делать? Умирать здесь, в сыром склепе? Долго и нудно умирать? Не хочу! Назад!"

Слёзы, обыкновенные мужские слезы стекали к затылку, оставляя на измазанном глиной лице светлые дорожки. Но Владимир не видел ни этих светлых полос, ни самих слёз. Он даже не осознавал, что сейчас, сию минуту плачет. В пределах узенького хода он извивался, пытаясь захватить руками, ногами, ягодицами, чтобы хоть немного продвинуться назад, хотя бы почувствовать, что может, что в принципе, возможно, выкарабкаться отсюда.

Вот он на секунду приостановился, глубоко, в захлёб глотнул воздуха и, дико закричал: "А-а-а!", – резко дёрнулся к выходу.

От его нечеловеческого крика, камень, тысячи лет молчаливо висевший вверху расщелины, сорвался и, набирая скорость полетел вниз.

Это был хороший камень: плоский, величиной с добрую сковороду и весом в несколько килограммов.

Владимир оцепенел, и только кровь толчками пульсировала в висках. Ему безумно захотелось зажмуриться, как в детстве спрятаться с головой под одеялом, но широко открытые глаза сами с ужасом и непонятным любопытством разглядывали приближающийся камень.

Как у винтовки: планка – мушка – цель! Трещина – камень – лицо Владимира! Тяжёлый диск неминуемо острым ребром в лоб, в переносицу!

"Влип, сука! Ну и хорошо, ну и пусть. Раз и всё! Лучше уж так. Один конец!", освещённый фонарём, как в замедленной киносъёмке, медленно вращаясь, постукивая о стены, падает камень. Вот повернулся острый как нож край с неприятной рваной зазубриной, серовато-светлый скол и даже прилепившийся на нём миниатюрный сталактитик.

Камень все ближе, вот он уже совсем рядом, маленький сталактитик на остром конце увеличился до невероятных размеров и расплывается, теряет ясные очертания.

В последний момент Владимир зажмурился и, насколько возможно, повернул голову влево, скребанув носом о потолок. Это и спасло его.

Камень со скользом ударил в правую щеку и, успокоенный, удобно пристроился между плечом и каской на голове Владимира.

"Повезло? Неужели пронесло? Челюсть-то хоть цела?", – Владимир пошевелил подбородком – боли почти не ощущалась: либо ещё не прошёл шок, либо рана была действительно небольшой.

"Цела, наверное. Цела челюсть! Слава богу, хоть так отделался. Посмотреть бы в зеркальце, что на щеке".

Зеркала у Владимира, конечно же, не было. Да если бы он и захватил его под землю, чего, практически, и случиться вовсе не могло, сейчас в положении "лёжа на спине" с руками вытянутыми по швам, воспользоваться им он был просто не в состоянии.

Ему нестерпимо захотелось стереть кровь, которая тихо-тихо щекотала щёку, разгладить пальцами больное место, зажать рану. Но, вытянутые вдоль тела, руки не поднять к лицу. И эта невозможность выполнить такую простую и привычную операцию больше всего бесила и обескураживала Владимира. Он вроде даже подзабыл о том, что намертво заклинен в узком аппендиксе новой пещере, но эта мелочь придавала дополнительную остроту его незавидному положению.

"Подлюга! Какой булыган! Чуть рожу не разворотил. Лежит, гад, в ухо давит". – Владимир пошевелил головой, отодвигая камень в свободное пространство немного выше плеча.

"Полежу, отдохну. Ребята найдут – вытащат!"

Где-то в глубине сознания мелькала мысль, что ребята, когда его хватятся, вряд ли отыщут тот узенький лаз, куда он необдуманно, как начинающий, как пацан, заполз по своей глупости. Да, если и найдут эту лазейку, вызволить его из мешка совершенно невозможно. Как смогут подобраться к нему без риска заклиниться.

Но он отгонял прочь эту мысль, успокаивая себя: "Только бы нашли. Что-нибудь придумают. За ногу верёвкой зацепят. Вытянут…"

Лежать было неудобно. Ноги выше головы. Владимир по миллиметру сполз, съехал и упирался головой в поперечную стену. Каска всё сильнее наезжала на голову, сдавливала уши.

От многочасового лежания в неудобной позе ныло тело. Пещерная тишина ватой опутывала Владимира, что-то нашёптывала, убаюкивала, и он засыпал, вроде проваливаясь в небытие, в необозримую пугающую чёрную пустоту. Вновь просыпался, осознавал своё положение – где он, что с ним, как сюда попал? Так повторялось несколько раз.

"Сколько пролежал? Наверное, много. Час? Пять? Сутки? Хоть бы на часы взглянуть. Лампочка еле светит".

Луч налобного фонаря давно потерял яркость и даже не высвечивал висящие в узкой расщелине камни, а еле-еле с тусклым жёлтым оттенком не освещал даже, просто обрисовывал контур изгиба потолка, переходящего в вертикальную щель прямо перед глазами Владимира.

"Выключить свет? Экономить надо! Но, тумблер на каске – не дотянешься", – Владимир в глубине души даже немного рад этому обстоятельству – лежать в собственной могиле, да ещё в абсолютной темноте, он не в состоянии. Тусклый свет лампочки соединяет его с жизнью, создаёт хотя бы иллюзорную уверенность, что не всё потеряно, что он ещё будет спасён, вырвется из подземного тупика, увидит солнце, осенний лес, траву…

Неожиданно перед глазами Владимира поплыли вначале белые, потом зеленовато-красные круги: "Должно быть от длительного отсутствия зрительных образов", – поставил диагноз. Круги, вырвавшись из глаз, становились большими, ослепительно яркими, постепенно съёживались, тускнели и, с медленным вращением, уплывали наверх в щель. Владимиру чудилось, что эти круги излучают собственный свет. Когда очередной светящийся ореол уплывал вверх, он вроде различал неровные стены расщелины и заклиненные наверху камни.

Вдруг Владимир услышал слабый треск и ему показалось, что холодные сырые стены его ловушки начали медленно сжиматься.

"Ой! Плечи сдавило. Больно! Ещё недавно едва касались стен… И руки… Потолок ниже становится – давит на каску, лицо…"

Сознанием Владимир понимал, что это ерунда, бред, что такого не может быть, не имеет права сжиматься промытые водой стены; скорее всего у него приступ клаустрофобии, но в тоже время он, несомненно, ощущал медленное сближение стен.

Не в силах более выдерживать ужаса перед глухими стенами, Владимир тонко, по щенячьи взвыл и вновь заскрёб руками, ногами, в тоже время зная, что вырваться таким способом из ловушки ему не удастся.

Неожиданно левая нога оперлась железным шипом отклонённого ботинка в какой-то выступ. Владимир нажал посильнее и… вывернул камень из залитого глиной пола.

- Стоп! Стоп. Что-то в этом есть. Но что? Хорошее. Что-то хорошее. Какая-то мысль. Поймать, поймать! Пол… Что пол? А-а-а… Пол не монолитный. Должно быть, когда шёл поток, здесь оседали камни. Попробовать?

Владимир нащупал пяткой освободившуюся от камня лунку, чуть продвинул ногой и, ещё не надеясь, упёрся. Небольшой скрежет, и, как нож бульдозера, его ботинок сдвинул целую пригоршню гальки, оставив за собой неглубокую канаву.

— Как Бобрин бы выразился, словно бульдозером прошёлся, – повеселел Владимир.

Дело. Работа, а не бесцельное лежание на спине. Куда-то пропал страх перед сдвигающимися стенами, исчезли даже цветные круги перед глазами. Да ему сейчас казалось, что ловушка стала немного просторнее.

Владимир раз за разом поочерёдно сгибал ноги, вводя колени в вертикальную щель и распрямлял их, грейдером сгребая слой гальки, отталкивая её подальше.

Едва разрыхлил верхний слой, работа пошла легче. Под ним камни уже не были связаны глиняным раствором, и вскоре Владимир уже лежал, в блаженстве опустив ноги в вырытую под собой яму.

— Теперь руками, задницей, чем только можно, обрушать в неё гальку из-под спины и отталкивать ногами в проход.

Владимир понимал, что, выкапывая яму под собой, он одновременно полностью или почти полностью перекрывает вырытым материалом выход, но ничего другого не оставалось.

"Господи! Только бы хватило места. Только бы вырыть яму, чтобы развернуться, – молил он какого-то спелеологического бога. – Только бы лицом к выходу. А там уж мы посмотрим кто кого".

Он боялся, что вот сейчас, через секунду, противно скрипнет ботинок, галька кончится, и он наткнётся на твёрдый, монолитный пол. И все труды – понапрасну! Тогда уж точно – конец! Ссыпать назад, заполнить яму он не сможет никаким образом, а найти его, за ним же созданным завалом, ребята просто не смогут. Насколько позволял слабый свет его фонаря, Владимир видел перед ногами гравийный вал высотой почти до потолка.

В какой-то миг Владимир почувствовал, что наступил момент, когда он сможет, наконец, развернуться. Понял, что ему хватит места в выкопанной яме. Тем более, что котлован, практически уже не увеличивается: почти весь сдвигаемый ногами щебень скатывается назад.

Сколько времени возился Владимир в микро пространстве, разворачиваясь, он не понял, не осознал. Должно быть, на какое-то время его внутренние часы остановились. Ясно помнил, как, вымазанные коричневой глиной наколенники его комбинезона вдавливались в лицо, трещала спина, нахлобученная на голову каска срезала уши… В конце концов, ему удалось извернуться, улечься лицом к выходу!

— Всё! Свободен. Теперь уж точно вылезу!

Владимир тяжело дышал, испытывая неописуемое блаженство. Он испытывал радость только оттого, что лежал не на спине и, при желании, свободно мог повернуться на любой бок.

— Ну и что? Ну и гравий перед глазами. Ерунда! – Владимир весело смотрел на высокую насыпь перед лицом. – Сейчас проще. Её теперь под собой, под собой в тот конец пещеры перетолкаю. Ещё полчаса, ну час – и я на свободе!

Конечно, в этом году были воскресные походы, открывались новые ходы и целые системы, были экспедиции в Саяны, но главное происходило на Кавказе – совместная экспедиция красноярских новосибирских спелеологов и Сочинского отделения Географического общества СССР. Среди красноярцев перед экспедицией был жёсткий отбор из многих желающих, было обещание сидения в апрельском Енисее в самоклееных гидрокостюмах, была самолётная суматоха, заталкивание снаряжения в поезд и т.д.

Откроем отчёт по данной экспедиции.

СИБИРСКАЯ СПЕЛЕОЛОГИЧЕСКАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ В КАРСТОВЫЙ РАЙОН ХРЕБТА АЛЕК (Северо-Западный Кавказ). 1967 год.

Цели экспедиции.

1. Разработка безаварийных методов прохождения сложных вертикальных полостей.
2. Исследование пещер хребта Алек.
3. Испытание новых видов спелеологического снаряжения.
4. Повышение квалификации участников.

Состав экспедиции – 31 человек из Красноярска, Новосибирска, Москвы, Сочи.

Штаб экспедиции состояла из 4 человек:

1. Мороз Н.К. – Новосибирск. Начальник экспедиции.
2. Бобрин В.Д. – Красноярск.
3. Сандахчиев Л.С. – Новосибирск.
4. Ефремов И.П. – Красноярск.

Кроме того, присутствовали научные консультанты:

1. Илюхин В.В. – Председатель Центральной секции спелеологов (спелеотуризма).
2. Боровский Л.Э. – Председатель Сочинского отделения Всесоюзного Географического общества.
3. Добровольский М.Н. – Главный геолог Тематической экспедиции Красноярского геологического управления.
4. Рарог Г.П. – Учёный секретарь Сочинского отделения Всесоюзного Географического общества.

Далее в отчёте на 37 страниц машинописного текста описано: техника и тактика прохождения карстовых полостей хребта Алек, снаряжение экспедиции, описание пещер и т.д.

Да ещё схемы, планы пещер, чертежи нового снаряжения, фотографии…

Тяжело, скучно читать подобный отчёт. Интересно, сейчас, по прошествии 20 лет, кто-нибудь там, в Москве в Центральной секции спелеотуризма. Куда их пересылали, читали ли эти толстые книги, выпускаемые ежегодно, практически, всеми секциями, городами? По крайней мере у нас, в Красноярске, даже в спелеоклубе их не очень-то жалуют вниманием. Но мне кажется лет этак через 500, когда все пещеры будут открыты и пройдены до самого конца, до самой маленькой узенькой щёлки, до самого последнего горизонта, может найдётся пытливый исследователь, который будет безмерно благодарен ребятам, совершенно бесплатно, даже себе в убыток (расходы на фотоматериалы, оплата машинистки, переплёт и т.д.) в своё личное время сделавших отчёт об экспедиции, походе…

Так что не будем переписывать официальный отчёт, оставим его будущим историкам, а откроем книгу "Медаль Колумба". Авторы В. Арсеньев и Б. Костин. Так вот в рассказе "Маршрут под землёй" описана та самая наша экспедиция, штурм пещеры Географическая. Кстати, авторы, а может и при наборе, немного приврали мою фамилию. Мартышев, вместо Мартюшева! Обидно.

"Дождь спутал планы экспедиции, – так написано в рассказе, и это сущая правда. – По ложбинам бежали мутные ручьи, и под землю нечего было и думать лезть. Правда, он немного смолкал, и в одно из таких затиший красноярцы решили рискнуть. Группа ушла вниз на разведку.

Красноярцы благополучно прошли "шкуродёр-трамвай", за которым, они знали, можно будет передохнуть и выпрямиться в довольно широкой и высокой галерее. Но отдыхать не пришлось.

В лучах фонарей, затопив галерею, нёсся поток. Казалось, он хрипел и стонал от ярости. Скованный известняковыми стенами, он бил в камень, был изъявлён воронками и тащит с собой в тартарары острые глыбы. Крутил и вертел ими, словно спичечными коробками.

Группа ринулась наверх, словно ввинтилась в "трамвай", радуясь, что путь отступления пока свободен".

Описано красиво и довольно правдоподобно. Правда, в жизни этот эпизод выглядел чуть-чуть по другому.

Еще в "трамвае" разведчики услышали глухой шум, словно там, где-то в глубине пещеры мчался поезд. Распластавшись по-пластунски, они долго ползли узким ходом навстречу шуму.

Вот, наконец, и основной магистральный ход. Не далее, как позавчера, когда заносили снаряжение, и когда Валерий Бобрин "сковырнулся" с четырёхметрового отвесика и повредил ногу, в нём было сухо, тепло, приятно. А сегодня там, действительно, "хрипел и стонал от ярости поток".

Наклонная галерея, шириной метра три-четыре, чрез полусотню метров обрывается каскадом отвесов метров по 15-20. На каждом позавчера (пока ещё было сухо) закрепили лестницы и верёвки, и у разведчиков, естественно, возникло желание: а не проверить ли навеску?

Они связались верёвкой и, по узенькой полочке, высвечивая путь налобными фонарями, осторожно пошли над бушующим потоком. Пять метров, десять, двадцать… Несущаяся у самых ног грязно-пенная река издавала такой рёв и грохот, что казалось мелко вибрировали стены пещеры, а переговариваться приходилось, крича в ухо друг другу. Тугой, холодный ветер вместе с рекой тоже уносился вглубь пещеры.

Что же сегодня творится там, в глубине пещеры? В районе сифона? Эта мощная река зальёт ходы и гроты до потолка. Не дай бог такой поток во время штурма!

Вот и первый уступчик высотой метра полтора, который в "сухой" галерее даже не замечали. Можно сказать, горизонтальный путь в пещере из таких уступчиков и состоит.

Шедший впереди, спелеолог осветил реку. У его ног широкий грязный водопад устремлялся вниз. Полочка, на которой он стоял, была настолько узка, что на ней едва помещалась одна нога. Горбом улетающая в черноту, вода притягивала, звала за собой. Спелеолог решил ещё продвинуться вперёд, как вдруг… Неосторожное движение, нога коснулась воды, и поток мигом сдёрнул разведчика с полочки и, радуясь, переворачивая, забивая рот, нос, уши, карманы, сапоги холодной грохочущей водой, поволок его вниз.

Ой, б…ь! допрыгался. Поплыл. Теперь у сифона только и остановишься. Трупом бездыханным! Почему именно бездыханным? Уж если труп – не должен дышать… Дышать? Дышать! Глоток воздуха! Вздохнуть! Всплыть? Куда? Где верх, где низ? Куда? Куда?

Неожиданно, верёвка, про которую он совсем забыл, натянулась, и сплав замедлился.

Открыть глаза? Зачем? Что можно увидеть в ревущем грязном потоке? Разве только кривую старуху в белом саване с острой косой на плече? И её противную беззубую улыбку?

Но, вероятно, свечка спелеолога где-то там, на небесах, ещё не догорела, так как сплав вдруг прекратился и он встал на что-то твёрдое. Бешеный поток уже не давит, не мнёт, не тащит в преисподнюю. Открыл глаза.

О, боже!

Он стоит на скользком каменном полу по колено в воде, а над головой в бессильной ярости оглушающе ревёт мутный поток. Разогнавшись до огромной скорости река падает в продолжение хода уже примерно в метре от уступчика.

Я в мешке? Ниже подземной реки? Под водопадом?

Перед лицом мокрая коричневого цвета стена, куда-то наверх, сквозь воду, уходит дрожащая туго натянутая верёвка. В бесконечной серой, как бы размазанной скоростью, ленте над ним иногда, нет, не видятся, скорее, угадываются угрожающе пролетающие камни.

Не мало покажется, если такой каменюга да по морде! Верёвка! На том конце товарищи. Держат, спасут! Что-нибудь придумают!

В месте вынужденной остановки вместо воздуха стоит густой туман, водяная смесь. Однако дышать можно.

Все произошло настолько быстро, что он не успел толком испугаться, и сейчас его незавидное положение медленно доходило до сознания.

Наверное, тут очень красиво, как внутри Ниагарского водопада. Надо скорее наверх. Туда, к ребятам. Ну, вперёд!

Ухватившись за какой-то карман на стене, резко оттолкнулся, сунул голову в поток. Ну и что?

Получил такой хлёсткий удар в "морду", что только туго натянутая верёвка не пустила в дальнейшее путешествие по каскадам и водопадам.

Опять в мешке! В нише между скалой и летящей рекой.

Может, подумаешь, как выбраться из этой мышеловки? Впервые не я на реке, а она надо мной! Давай думай, думай… А вон, у правой стенки воды гораздо меньше. Попробовать там?

Спелеологу в этот раз повезло: в районе уступчика, действительно, галерея поворачивала, и основная масса воды шла по центру и ближе к левой стене.

Осторожно, придерживаясь руками за натянутую верёвку, он передвинулся вправо, дошёл до стены. Резко выпрямился.

Отлично!

Спелеолог свободно вдыхал чистый пещерный воздух (кое-кто считает – целебный воздух!). Течение хоть и давило, раскачивая раздувшиеся, наполненные водой карманы, штанины и рукава комбинезона, но не волокло его вниз к отвесам.

Это, наверное, было великолепное зрелище, когда из бушующего, ревущего потока выскакивает мокрая испуганная голова в жёлтой каске с надписью "Минстрой" и тускло светящимся налобным фонарём, полным воды.

Товарищи, уже на пределе сил, державшие верёвку, увидев над водой его голову, потянули и он, осторожно, по полочке выбрался к ним.

И тогда они, действительно, "ринулись наверх", справедливо решив не очень распространяться об этом приключении.

А что ещё можно вспомнить об этой самой грандиозной (по тем временам) экспедиции? Пройдены пещеры Величественная, Назаровская (до глубины 310 метров – тогдашнего дна), открыты, пройдены и задокументированы новые пещеры: Девичья (160 метров глубины), Географическая – 310 метров.

Триста десять метров. Это был рекорд! Рекорд Советского Союза. Точнее этот рекорд разделили две пещеры: Назаровская и Географическая.

Отныне самые глубокие вертикальные пещеры стали открывать только на Кавказе.

Вот небольшая справка по глубочайшим пещерам Мира и СССР.

1. Требич (Италия) – 330 м.
2. Берже (Франция) – 1122 м – открыта в 1956 г.
3. Пьер-Сен-Мартен (Франция) – открыта в 1966 г.
4. Жан Бернар (Франция) – открыта в 1976 г.

По СССР:

1. Торгашинский провал (Красноярск) – 184 м – 1958 г.
2. Кубинская (Красноярск) – 274 м – 1963 г.
3. Географического общества (Кавказ) – 310 м – 1967 г.
4. Назаровская (Кавказ) – 500 м – 1969 г.
5. Снежная (Кавказ) – 1370 м – 1979 г.
6. им. Пантюхина (Кавказ) – 1508 м – 1988 г.

Перечислять давние рекорды, пожалуй, нет смысла, главное потому, что нашим современникам они покажутся просто мизерными. Ну, скажите, кого может впечатлить цифра – 274 метро глубины пещеры Кубинская?

Но нельзя забывать, что это было почти тридцать лет назад, и установление тех рекордов было ни на йоту не легче.

Устанавливая рекорды, мы как бы даём наглядное свидетельство техническому и моральному уровню страны, уровню свободы и возможностей человека.

В тоже время рекорд как бы знак – такие пещеры есть! Такое возможно! Будут и у нас, в СССР глубочайшие пещеры! Будут! Наступит время раскрепощения спелеодвижения!

Однако, для нас, для Союза ССР в шестидесятые годы и 300 метров был показатель! И на этих глубинах была тяжелейшая, гробящая здоровье работа, были травмы, погибали наши друзья – спелеологи!

В своё время любопытно высказался Бен Абруззо:

Время от времени надо переступать установленные границы – будь-то полёт на воздушном шаре, либо рекорд высоты на самолёте, либо новое произведение литературы – иначе общество не будет двигаться вперёд.

Это высказывание в полной мере относится и к спелеологии. И очень жаль, что мы так легко привыкаем к необычному, с такой лёгкостью утрачиваем способность удивляться.

И не наша вина, а наша беда, что даже в спелеологии СССР отстал от всего мира лет на 30-35! Опять я отвлёкся. Вернёмся лучше к кавказской экспедиции Сибиряков.

Воспоминания о том лете, той экспедиции, наскакивая друг на друга, роятся в голове и просятся на бумагу.

Впервые в жизни я попал в южные края. Море, пальмы, шашлыки! И даже… На двое суток ожидания в Адлере Пётр Киряков обнаружил неиссякаемый источник… пива! В автомате! Потом дорога в горы, в горы. Ночевали у Хостинского чайсовхоза, рядом с лесопилкой, прямо у дороги. Поразительно! Можно спать не в палатке и даже без мешка. Это после Сибири!

Однако лично я совсем не мог уснуть. Ночь. На небе огромные, как фонари звезды, вокруг летают (да ещё и светятся) и звенят насекомые, которых я назвал звучным именем – Цикады (другого ничего не приходило в голову). Звенящая тишина, но в каждом писке, вздохе, шевеленье, шорохе чувствуется жизнь. А моя душа тихо поёт: я на юге, в горах, в настоящих горах!

Разнообразные приключения ожидают спелеологов под землёй, но как-то так получилось, что больше вспоминается случаев, происходящих на поверхности, при заброске. Да и что может произойти под землёй? Ну, идёшь, весь грязный или мокрый, ну тащишь, как ишак, транспортники, ну пыхтишь вверх по отвесу, или, обжигаясь верёвкой, скользишь вниз. Ну, какой-то "чудак" сронил тяжёлый камень (хорошо, если не на тебя), или акваланг (в п. Юбилейной в 1973 г Ю. Ковалёву так сломали ключицу). Вода, холодно, сыро, спать хочется…

А на заброске? Это совсем другое дело!

От Хостинского чайсовхоза по чуть наезженной колее, изрядно заросшей мелкой зелёной травой, медленно движется к горам, в сторону Главного Кавказского хребта, белеющего вдали снежными вершинами, странная процессия. Впереди, подвывая на неровностях дороги, осторожно (именно осторожно – другого слова не подобрать к медленно передвигающейся машине) едет грузовик, доверху забитый экспедиционным снаряжением. Сверху, на рюкзаках и ящиках, большой брезентовый тюк. В нем завёрнуто последнее вчерашнее приобретение: шестьдесят булок хлеба (на первые несколько дней, потом перейдём на сухари). На этом тюке надменно и гордо восседал Пётр Киряков. Из одежды на нём всего-то детская панамка, жёлтые шорты и белые тапочки на босу ногу. Большой палец левой ноги, кстати, очень грязный, уверенно торчит из прохудившегося "обутка".

Следом за машиной вышагивает "толпа" молодых людей в спортивных брюках и штормовках. Над "народом" стоит неразборчивый шум голосов. Парни радуются солнечному утру, хорошей сухой погоде. Радуются автомашине, довольны, что идут налегке, и не надо на себе тащить почти две тонны снаряжения. За ними, беспрестанно зевая, кутаясь в тёплый свитер и бормоча под нос: "Э-эх, в такую рань…" машинально переставляет ноги Б. Мартюшев, ваш покорный слуга. Замыкает процессию четыре равнодушные лошади. На первой сидит погонщик, человек лет пятидесяти, одетый в телогрейку, тяжёлые кирзовые сапоги и немыслимую копчёнку, постоянно пытающуюся съехать ему на глаза. Про эту копчёнку Славка Попов (спелеолог из Бердска) выразился, что она "с чужого плеча…". Лицо погонщика заросло колючей щетиной и не выражает ни радости от первых лучей серебристого солнца, уже выглянувшего из-за ближайшей горы, ни от свежей изумрудной травы, зелени ближнего леса, ни от сумрачной синевы дальних гор с белыми вершинами.

Кавалькада уже пересекла чайную плантацию и углубилась в лес. Дорога долго петляла меж деревьев, поднимаясь в гору. Да и какая это дорога? Колея заросла травой настолько, что только по более свежей зелени и можно было угадать её. Должно быть по ней в принципе никогда не ездили автомашины.

Машина остановилась. Из кабины, вытирая вспотевшее лицо промасленной тряпкой, вылез шофёр:

— Разгружайтесь. Дальше дороги нет вообще!

Ну какой же дурак, посудите сами, сразу бросится разгружать машину, если есть хоть малейшая возможность не делать этого? Стали уговаривать шофёра:

— Дороги-то нету? – возражал он, - Нету! А у меня не ишак, слава Богу, а автомобиль. По горам ходить не умеет. Ему дорогу подавай. А ну как перевернётся?

— Трусишь?

Такого оскорбления шофёр не выдержал. Скрылся в кабину и с треском захлопнул дверцу.

Из кабины вырвался густой клуб дыма, вероятно, шофёр со злости закурил, машина заурчала и медленно покаталась по уклону к ручью, видневшемуся невдалеке.

Склон становился всё круче, машина всё больше наклонялась влево; П. Киряков, уже было задремавший на мягком хлебе, подозрительно завертелся, встал на задний борт и со словами:

— Ну её к такой-то матери, эту машину. Пойду пешком… – спрыгнул на землю.

— Каскадёр! – одобрил его поступок Альберт Бакланов (может кто вспомнит гремевшую в те времена на Столбах компанию "Прометей" и её лидера "Тигриное ухо"?)

Ситуация действительно напоминала трюк автокаскадёров. Когда Пётр прыгал, машина уже катилась на двух колёсах, сильно накренившись влево и слегка покачиваясь в неустойчивом равновесии. Кто-то из парней кинулся было поддержать её, но глупого энтузиаста остановили.

Машина, тем временем, с лёгким "хря-ясь" завалилась на левый борт. Мотор взвыл и сразу заглох, заднее правое колесо, неестественно задранное к небу, резко, толчком, перестало вращаться.

Вниз по склону, сминая траву, весело поскакали булки хлеба, удаляясь всё ниже. За ними последовали рюкзаки, палатки, мотки лестниц, какие-то баулы и т.д. Только тяжёлые продуктовые ящики степенно легли рядом с машиной.

Парни оторопело смотрели на эту картину, П. Киряков восхищался своей проницательностью, и даже на лице погонщика появилась заинтересованность и подобие улыбки. Он сдвинул копчёнку на затылок и, довольный произнёс:

— Здорово! А? Смотри, как прыгают…

Через опущенное стекло правой дверцы вылез шофёр. Лицо его светилось широчайшей улыбкой. Оно не выражало ничего, кроме радости и удовольствия:

— Я же говорил? Предупреждал! Перевернулись.

Следующие полтора часа участники совместной Сибирской экспедиции собирали по склону хлеб и рюкзаки. Опутав машину верёвками, ставили её на ноги, применив блоки и полиспасты, подчиняясь советам и приказам однорукого погонщика в копчёнке "с чужого плеча", вьючили лошадей.

Караван лошадей и спелеологов по узенькой, серпантином врезанной в длинный склон горы, тропинке медленно тащится к хутору лесника Назарова (кстати – пещера Назаровская названа в честь его).

Склон настолько крут, что на нём совсем нет леса, только низенькая чахлая трава, да далеко внизу, чуть заметной отсюда тонкой блестящей змейкой, извивается речка.

Нам с П. Киряковым досталась самая ленивая лошадь. С самого начала, едва на неё взгромоздили пару хороших вьюков, она самоотверженно прошагала метров сто и, чуть тропа пошла в гору, спокойно улеглась на траву протоптанной дорожки. И не смотря на наши уговоры, просьбы, обещания, что дальше будет полегче, понукания и даже удары прутиком, откровенно не желала идти. По ровному, – пожалуйста, а в гору – ни-ни! Она с философским спокойствием смотрела на суетящегося П. Кирякова и равнодушно жевала траву, до которой могла дотянуться лёжа. Казалось, её большие глаза говорили: "Ну что вы кипятитесь, ругаетесь? Ложитесь рядом, отдыхайте. Здесь прекрасно, а жизнь так коротка, что…"

Но тут подбежал погонщик и поговорил с ней на другом языке. Причём, безмозглая скотина и женщина, которая… ну, лёгкого поведения, были самыми безобидными оскорблениями.

Должно быть лошадь прекрасно понимала содержание его речи, ибо только он начал говорить, в её глазах появилось вначале беспокойство, потом – тоска. Она, как мне показалось, кряхтя и втихомолку поругиваясь, поднялась с земли. А когда погонщик ещё и помог ей, крепко пнув сапогом в отвислое брюхо, она довольно прилично пошла даже в гору. Правда, пыла её хватило ненадолго, и, едва погонщик ушёл вперёд, лошадь резко сбавила темп, и мы вскоре потеряли караван из виду.

Я веду лошадь под уздцы, она успевает срывать на ходу растущую вдоль тропы траву, П. Киряков на особо крутых подъёмах, упираясь в лошадиную "корму", помогает животному. Тропинка узка настолько, что левый тюк цепляет за скалу, правый – покачивается над обрывом. Отсюда до речки внизу, на дне узкой безлесой долины, пожалуй, с полкилометра по прямой. Не дай бог, потерять равновесие – поди, до самого ручья и будешь кувыркаться.

Ну вот – так и есть! Накаркал!

Левый тюк цепляется за каменный выступ, и лошадь, вместе с нашим грузом… срывается в пропасть!

Петька, упираясь ей в ногу, ещё пытается удержать, но… лошадь уже переворачивается через себя, летит вниз! Один оборот, второй, третий… набирает скорость. Все быстрее, быстрее!

Из разбившегося ящика макароны, словно из пулемёта длинными белыми пулями, выстреливаются далеко по склону.

"Макароны? Только макароны? Сейчас рюкзаки отвяжутся и тоже поскачут вниз! А кобыле конец! Конец! Отмучилась, теперь отдохнёт. Навсегда отдохнёт. Сейчас она скроется за перегибом и там… До самого ручья!"

Но, поразительное везение! Везение, поверить в которое просто невозможно. Когда-то, может быть столетие назад, на этом голом склоне росла небольшая одинокая, скорее всего, корявая сосёнка. Она давно уже засохла, обломилась, и от неё остался лишь невысокий пенёк. И надо ж было так случиться, что этот пенёк попал точно между спиной лошади и вьюком. Пенёк выдержал, падение бедного животного прекратилось.

Ещё не до конца поверив в счастливый случай, мы с Петькой, рискуя сорваться тоже, кинулись к потерпевшей.

Лежащая на спине лошадь, вытаращив безумные глаза, беспорядочно машет ногами. Как к ней подступиться? Да и что я должен делать? Как её освободить?

П. Киряков нашёл себе подходящее занятие: балансирует на крутом склоне – собирает выстрелянные макароны (что только не взбредёт в голову в экстремальной ситуации?).

На наше счастье погонщик, должно быть обеспокоенный нашим долгим отсутствием, подоспел как раз вовремя и сказал ей (лошади), а может нам с П. Киряковым, пару отточенных матерков. Лошадь успокоилась, перестала болтать ногами, позволила спокойно отвязать вьюки.

А дальше всё было очень просто, только до базового лагеря у пещеры Географического общества мы ещё два дня занимались заброской снаряжения, уже без помощи автомобиля и лошадей, ибо погонщик заявил, что только ненормальный может спокойно смотреть как его лошадей сбрасывают в обрыв, а он не может отнести себя к этой категории людей. Одним словом более двух тонн снаряжения в прямом смысле легли на наш горб.

Так это на заброске. А под землёй? В пещере? Вернёмся опять к книге "Медаль Колумба".

"В сифоне съёмку не прекратили. Здесь, в подводном лазе, приходилось ползти на спине. Высота его – сорок сантиметров – не всегда позволяла сунуть руку за пикетажкой; лёжа на спине, достать её было легче. Точки выбирали в воздушных карманах – пазухах, где голову можно было поднять из потолка. Вернее, точки выбирал Б. Мартюшев. Илюхин же во время очередного отчёта, случалось, оказывался в воде. Тогда, нащупав очередной карман и отдышавшись, приходилось орудовать компасом, восстанавливая примерное направление пройдённого пути.

Они вышли на поверхность через тридцать два часа. Дождь перестал, и даже морось растаяла в тёплых струях южной ночи. Ребята, отдав встречающим мотки лестниц и верёвок, гроздья карабинов и скальных крючьев, устало поплелись к палаткам".

А что? Для меня это был первый сифон. Я тогда ещё был не только инструктором подводного спорта, не был даже просто аквалангистом. А тут сифон с шестью перегородками, уходящими в воду! Да ещё и топосъёмка в нём. Вот когда я пожалел, что не приготовил вовремя водонепроницаемую одежду. Просидеть полчаса в Абаканской протоке Енисея в апреле месяце было несравнимо легче, по крайней мере – гораздо теплее. Как я завидовал Илюхину, имевшему под комбинезоном водонепроницаемый резиновый гидрокостюм. И тогда же, в сифоне, я дал себе крепкое слово, непременно, как только вернусь… одним словом, я до сих пор так и не склеил себе гидрокостюм!

А закончилась экспедиция "дипломатической" международной встречей с Болгарскими спелеологами. Они работали рядом, тоже на хребте Алек, а базировались на Буковой поляне и в гостинице "Ривьера".

Встреча завершилась хорошим ужином за "круглым" столом. Именно круглым, правда не в плане, а, если можно так выразиться в срезе. Недалеко от базового лагеря экспедиции лежал огромный, сваленный должно быть молнией, дуб, обхвата этак в два-три. За один день советские (сибирские) спелеологи топорами начисто срубили у него сверху сектор по всей длине, так что получился вполне приличный стол, за которым уже не стыдно было принимать иностранцев. Особенно в этой работе отличился П. Киряков, который вообще был неравнодушен к топору, как к боевому оружию, и метал его где только мог. В деле метания топора в цель он преуспел настолько, что свободно попадал в цель метров с 10-15.

Его друг Б. Мартюшев, то есть я, презирал эти "томагавки", но не мог пропустить дерево, чтобы не воткнуть в него с некоторого расстояния нож. Тут же, возле пещеры Географической, когда Юрий Ковалёв (на долгие годы потом председатель Красноярского краевого спелеоклуба) штопал комбинезон, присел под могучим дубом, или буком, ну под чем-то из породы лиственных; Б. Мартюшев, скуки ради, метров с десяти так ловко метнул нож, что пучок кудрявых волос на голове Ю. Ковалёва пришпилил к дубу (или буку).

Так вот, после "международного" обеда совместно с Болгарами, когда "подогретый" народ искал, чем заняться, П. Киряков, поддёрнув жёлтые шорты на мускулистых, загорелых ногах, предложил:

— Международные соревнования СССР-Болгария по метанию в цель томагавков, то бишь, обычного дровокольного топора.

Болгары с радостью согласились, один из них даже схватил топор и кинул его в дерево. И даже попал, правда, топорищем.

Прибили на дереве пустую консервную банку, и, когда судьи заняли свои места, П. Киряков встал на линию метания. Он выставил вперёд полусогнутую в колене левую ногу (опять в рваном тапочке), выпятил грудь, повернулся вполоборота к цели, размахнулся.

— А-ах!

Топор со свистом, нет, с грубым шелестом, пролетел мимо строя зрителей и глубоко впился в дерево, разрезав банку на две почти равные части. Обе половинки слегка подрагивали. Болгары были восхищены:

— Ох! Ах! Прелестно! Удивительно! Какой удар. Нет, давайте лучше ножи метать.

— Давайте, – быстро согласился Б. Мартюшев и, почти без размаха, из-под колена кинул нож.

С лёгким "Хря-ям!" нож пригвоздил левую половину, разваленной топором, банки к дереву.

На этом международные соревнования были прекращены. Любомир кисло заявил:

— Да ну вас. Состязаться с Сибиряками просто бессмысленно. Они с топором на медведя ходят, – я не стал ему объяснять, что за всю жизнь медведя видел только в зоопарке. – Давайте уж лучше пить русскую водку.

Произнёс он это с ужасным "болгарским" акцентом, перевирая слова, но основную мысль понять можно было – всё-таки родственные языки.

Кстати, потом, когда этот же Любомир делал для нас перевод туристской песни (исполненной им же), он долго подбирал русский вариант слов "водяная помпа". В конце концов доказал, что это примерно, как водяной насос. Правда в песне говорилось о том, как турист с помощью этой "водяной помпы", что имелась у него в штанах, победил огнедышащего дракона в пещере!

Эта наша экспедиция знаменита ещё и тем, что в ней участвовало сразу три "калеки": Альберт Бакланов (Красноярск) имел травму пальца левой руки. Травму он получил ещё в Красноярске на работе, и на Кавказ ехал за счёт больничного листа; Валерий Бобрин на первом же выходе в Географической пещере "сверзился" с четырёхметрового отвесика и по базовому лагерю всё время экспедиции ходил с сучковатой клюкой, вынюхивая, не "тащит ли кто казённые продукты" (он был завхозом экспедиции). В следующем выходе в пещере Девичья Славка Попов (г. Бердск) об острый камень так рассёк колено, что парни на руках носили его в больницу, где сельский врач (естественно, без наркоза) сшил ему кожу суровыми нитками, но запретил даже приседать. Ребята опять на руках за 5 часов принесли его в базовый лагерь, справедливо решив, что даже болеть среди своих легче и приятнее.

Так вот, травмированный "дядя Ухо" (А. Бакланов), для участников экспедиции соорудил "общественный туалет". Под могучим дубом из подручного материала (жердей и веток) сделал насест – шаткое сооружение. По причине очень крутого склона, дальняя часть этого насеста, "точка приземления", отстояла от земли на добрых два метра по вертикали.

Красота! Перед глазами – горы! Над головой – густая крона непроницаемая даже для дождя. К нижней ветке привязан шнурок с резной рукояткой так, что можно даже потянуть за неё, как в обычном ватерклозете. И даже польётся вода (после дождя).

Но… ничто не вечно под луной. Перед окончанием экспедиции оказался разрушенным!

Я долго пытался выяснить, чья это работа, пока, уже по дороге домой, в поезде, П. Киряков рассказал мне "жуткую" историю:

- Славка это, попов сломал! Он же калека, ему ногу сгибать нельзя, врач запретил. Я и уступил ему Баклановский сортир, а сам в стороночке пристроился. И вдруг! Как рухнет это сооружение! И он, во все, что там накопилось – и вляпался! Я ему помогал штаны отстирывать…

Посмеялись мы, благо в поезде делать больше нечего, и на этом эпизод закончился? Как бы не так…

Ну, это шутки. Побочный, можно сказать, продукт, вроде как отходы основного производства. А основным производством для нас в экспедиции была все же пещера. Пещера Географического общества.

Впервые мы штурмовали пещеру за 300 метров глубины, впервые ныряли (по крайней мере лично я) в сифоне, впервые часами шли по узкой наклонной галерее по колено в воде, впервые спускались и поднимались по отвесам под каскадами бешеной воды. Все впервые, впервые, впервые…

В нижних горизонтах пещеры ручей стал полноводным, мощным и, то игриво пробирался меж камней, то разливался широким озером в нечастых гротах, то с безрассудной смелостью бросался с отвесов в многометровую глубину.

Вот и сейчас горизонтальный ход неожиданно (хотя, такое так неожиданно?) обрывается узким каменным колодцем.

Луч фонаря высвечивает лишь бешено крутящийся горб коричневой воды, да сверкающие, отмытые потоком, ступени дюралевой тросиковой лестницы и понурую мокрую верёвку, уходящие в неизвестную черноту пропасти.

- Когда эта пещера кончится? – Все давно уже устали и безмерно хотят спать.

Илюхин промолчал. Да и что зря говорить? Спелеологи и шли сюда с надеждой, что пещера будет самой большой, глубокой, самой трудной. Это и хорошо, что ещё не конец. А что устал – пустяки! Отдохнём.

Из черноты колодца доносится шум разбивающегося на уступах водопада, промозглая водяная пыль, поднимаемая потоком холодного воздуха, оседает на лице, комбинезоне, каске…

Илюхин пристегнулся к страховке и, как на тренировке, громко спросил:

- Страховка готова?

- Готова, готова. Попёр, давай! – Бондаренко поудобнее пристроился на камушке, прищёлкнул страховку сквозь карабин на вбитом в стену крюке (снаряжение навесила идущая впереди штурмовая группа) и… закрыл глаза.

Наша группа топосъёмки состояла из четырёх человек: Александр Бондаренко (Новосибирск) продвигался чуть впереди и делал абрис основного хода, Борис Гутов (Дивногорск) рисовал поперечные сечения, Владимир Илюхин (Москва), доктор ф-м наук, председатель центральной секции спелеотуризма и я работали с компасом, эклиметром, мерной лентой.

Илюхин скрылся за перегибом колодца и вскоре лишь расплывчатый круг, как призрачное матовое видение, слабо просвечивал сквозь падающий ручей.

Слегка подрагивала основная верёвка, мелодичный звоном отзывалась лестница, шуршала страховка, а Бондаренко так и не открывал глаза.

- Саня, ты никак уснул?

- Не, я не шплю, - прошепелявил он, - спасу, если што.

Видно было, что отвечает он уже сквозь сон.

И вообще, Александр Бондаренко был большой любитель поспать. Две недели назад он умудрился заснуть даже на велосипеде. Пробуждение, судя по его рассказу, было ужасным. Саня на полном ходу въехал "личной фотографией" в задний борт стоящего у тротуара грузовика. В экспедиции только у него были большие, вывернутые, словно у негра, губы и присвистывающий говор.

Отвес, ещё отвес, колодец… Все глубже и глубже…

Глухие, тёмные каменные стены. Пещера как бы давит своей не уютностью, глубиной. Никаких тебе сталактитов, сталагмитов. Лишь сырые холодные стены, дождь с потолка, беснующийся под ногами ручей.

Штурмовая группа расселась на выступающих из воды огромных валунах, ручей, продравшись меж глыб, падает последний раз с уступа в глубокое озеро. Брызги бьются в стены, мелкими струйками стекают снова в воду. Все это было бы очень красиво где-то там, наверху, где солнце, тепло, сухо. А сейчас…

- Все, ребята. Конец. Тупик, - Ефремов протёр запотевшие очки.

- Да, кончилась пещера, - подтвердил Николай Мороз.

- Мужики, да посмотрите какая река влетает в озеро, а оно не прибывает. Есть, обязательно есть продолжение. Надо нырять, - уверенно говорит Лева Сандахчиев.

- Акваланги надо. Без них - труба, - Ефремов натягивает насквозь мокрый комбинезон.

0н уже пытался нырять, насколько возможно без подводного снаряжения. Пытался, хотя бы ощупью, искать продолжение. Но… На этот раз пещера поставила точку на глубине 310 метров от поверхности. Нет аквалангов, гидрокостюмов, ласт, масок…

Группа топосъёмки, разгребая ногами воду, медленно поднимается наклонным ходом.

Илюхин направил уже слабеющий луч налобного фонаря в узкое боковое ответвление.

- Что там?

- Тупик. Метров 30-40. Когда спускались - проверяли.

- Не о том речь. Что там светится?

- Володя, у тебя начались кошмары. Да и не мудрено: уже больше суток под землёй. Без сна, - Мартюшев двинулся дальше. Привязанный к нему мерной лентой, Илюхин пошёл следом.

- Может померещилось? - неуверенно сказал он.

- А тигры пещерные тебе не мерещатся? Если начнут из боковых тупиков выскакивать - предупреди!

- Пойдём проверим. Не может это быть галлюцинацией. Что-то там все же блеснуло, - Владимир решительно повернул в боковой ход.

Илюхин осторожно шёл вперёд, освещая стены, выискивая, что могло привлечь, потянуть его в этот тупичок.

- Смотри! Ну, Боря - ты даёшь!

На небольшом каменном выступе, навалившись спиной на сырую, холодную стену, уютно спал Бондаренко, далеко вперёд вытянув ноги. Воздух со свистом выходил сквозь толстые, подрагивающие губы.

- Боря, проснись! - Илюхин потряс его за плечо.

- Я разве сплю? - как поплавок из воды, мгновенно вынырнул из сна Бондаренко. - Карандаш сломался. Вот вас поджидал, - починить нечем.

На коленях у него лежала пикетажная книжка и грязный, захватанный, но остро отточенный карандаш. Бондаренко посмотрел на него, шмыгнул носом, промолчал.

Какая интуиция, какое шестое чувство заставило Илюхина свернуть в тупик? А вдруг бы не свернули?

- Стоп. Точка. Азимут… Угол… Расстояние…

Илюхин записывает данные в пикетажный журнал, проходит очередные десять метров и вновь остановка, измерения, запись…

В работе чувствуется усталость, нежелание. Пещера кончилась, кончился и энтузиазм, азарт, гнавший нас вниз, вниз, вниз…

Это было на Кавказе, ну а наш Красноярский край? Тут, как и обычно, воскресные выходы, небольшие экспедиции, новые пещеры.

Вот, допустим, открыли новую пещеру, задокументировали, нанесли на карту. Есть план пещеры, разрез, а дальше? Что с ней делать? Спрятать, чтобы никто не видел, не знал? Или наоборот? Оборудовать, чтобы нормальный человек, не переодеваясь в грязный комбинезон, не пресмыкаясь в жидкой глине на спине иди животе, не преодолевая отвесы по болтающейся тросиковой лестнице, мог бы насладиться зрелищем белых-белых сталактитов, черных, уходящих в никуда загадочных стен и потолков, услышать шум подземного ручья или мелодичный звон, срывающейся со сталактита изумрудно-прозрачной капли.

Оборудовать? Но как? Кто? На какие средства? До смешного: Совет по Туризму затребовал от геологов официального письменного заверения, что пещера Караульная-2 не обрушится! А геологи затребовали пару миллионов рублей на проведение изысканий! На этом дело и заглохло.

Клуб постоянно пытался вести работу и в этом направлении. Вот у меня перед глазами письмо "Пещеры Красноярского края, как экскурсионные объекты", направленное клубом спелеологов в Совет по Туризму и Крайисполком. В нем приводится описание четырёх пещер, предлагаемых спелеологами для включения в туристские маршруты. Бородинская, Баджейская, Пимийская, Кашкулакская. Написан перечень работ, необходимых для их обустройства. Письмо заканчивается так: "… мы не останавливаемся здесь на таких проблемах, как место хранения необходимого инвентаря, ключа от дверей, техники установки этих дверей, состав экскурсоводов, составление кратких путеводителей и пр. Все это может быть решено после принципиального решения вопроса по нашему предложению".

Прилагается 8 чертежей и 8 фотографий.

Председатель клуба И. Ефремов.

Секретарь М. Добровольский.

И все! Что ещё надо? Бери и используй. Сделай лестницу, проведи свет, навесь ворота и греби денежку. Спелеологи согласны во всем помочь.

Ну, нет! Лишние хлопоты. Зачем? Краевой Совет по Туризму и так имеет гостиницы, турбазы и прочее, зачем ему ещё и пещеры? С тех пор прошло уже более, двух десятков лет, а воз, как говорится… Хотя уже во всем мире оборудованы и исправно посещаются экскурсантами сотни пещер? Когда же такое будет у нас? Да и будет ли?

Опять я отвлёкся. В своей истории, естественно, не смогу осветить всех сторон деятельности Красноярских спелеотуристов. Это был бы непосильный труд, да и ненужный. Ведь книгу о нас уже написала Надежда Козлова, и, я надеюсь, книга эта скоро увидит свет, ещё до окончания моего опуса. Я просто пытаюсь оживить своими воспоминаниями историю Красноярского спелеотуризма.

Так вот, в том же 1967 году, по чьей-то инициативе сверху, в городе Красноярске вдруг появились факельные шествия. Консервная банка, наполненная горючим материалом, прибивается к палке, поджигается. Тысячные толпы студентов (где они набрали столько пустых банок?) в день рождения Ленина - 22 апреля вечером - колоннами выходят на площадь революции. Красиво! И ни о чем не думай.

Но… У всякого начинания есть и свои минусы. Назавтра по улицам валялось столько пустых балок, что… начинание потихоньку прикрыли. А, может, кто наверху вдруг вспомнил о таких же шествиях фашистов?

В том же, 1967 году, спелеологи Пётр Киряков и Юрий Ковалёв, 22 апреля, не в пику, конечно, официальным шествиям, ночью забрались на скалу Токмак, презирая опасность, заволокли наверх дрова и разожгли костёр на вершине. Костер, который был виден из города.

И с этого времени ночной костёр 22 апреля на Токмаке стал обязательно традицией спелеологов Красноярска. И не потому, что спелеологи любят Б.И. Ленина, нет, конечно. Просто, как-то можно сказать, случайно привязались к этой дате, а ночной костёр для нас символизирует закрытие напряжённого, тяжёлого спелеологического зимнего сезона, и начало подготовки к летним экспедициям на Кавказ, в Среднею Азию, Саяны, Крым…

Ровно в полночь по Красноярскому времени старенький уставший 1967 год передавал бразды румяному 1968-му в подвальном помещении Красноярского краевого клуба спелеологов. На это торжество народу (спелеотуристов) собралось, как говорится, видимо-невидимо. Тут были Новосибирцы, Дивногорцы, Томичи, да и своих, Красноярцев, хватало.

Воспоминания! Впечатления! Планы! Песни! Танцы! Разговоры!

И вдруг:

- Ставка, - обратился, как оказалось весьма некстати, Мартюшев к Попову (помните с зашитой ногой на Кавказе?), - как ты ухитрился завалить Баклановский сортир у Географической?

- То есть как это завалил? - оторопел Попов.

- Ну, сломал. Упал. Извозился, я извиняюсь, в г…

- Я? Кто тебе сказал?

- Петька Киряков.

- Да? Да он… Он сам…, - аж задохнулся Славка. - Петька. Ты что?

Киряков слегка покраснел:

- Ну, ладно. Хватит воспоминаний. С Новым Годом! Ура!

Никто не поддержал его "Ура", все ждали объяснений. Взъерошенный как боевой петух, Попов направил на Кирякова твёрдый, обвиняющий палец:

- Сам уронил насест и свалился с него. Ты же выбросил свои шорты в кусты. Я с костылём ходил в лагерь, принёс тебе трико, пока ты голый сидел в кустах. Надо же… И на меня!

- Чего там. Бывает, - Киряков поборол смущение. – С Новым годом! Ура!

А ведь верно. Я как-то не обратил внимания, что с той летней экспедиции Пётр ни разу не одел свои любимые жёлтые шорты.

Тем не менее, Попов и Киряков остались хорошими друзьями, а этот эпизод – не более чем очередная шутка спелеотуристов. Без шутки, без вот такой взаимной подначки, без чувства юмора – лучше совсем не заниматься спелеотуризмом. Ну его куда подальше!

 

1968 ГОД.

 

Медленно бьют часы, отсчитывая последние секунды 1967 года. Девять, десять, одиннадцать…

Сейчас наступит год 1968-й. Пока ещё есть время, пока не истекла последняя секунда года прошедшего, попробуем сделать маленький экскурс в историю развития спелеотуризма в нашей стране.

Наше исследование, вполне естественно, не претендует на серьёзный труд, подробно рассказывающий о тактике и технике преодоления многочисленных препятствий в пещерах. Все это подробно и обстоятельно описано в методичках и инструкциях разных лет, да и основательно изучается спелеотуристами в лагерях, школах, экспедициях, походах.

Но, вдруг наша книга попадёт в руки неискушённого читателя? Так вот, чтобы подобный читатель имел хотя бы общее представление, хочу, хотя бы вкратце, пройтись по начальному периоду спелотуризма.

Итак, давно известно, что любая пещера, даже самой малой, первой категории сложности, состоит из препятствий, не говоря уже о пещерах высших категории. Что же это за препятствия?

Основные: темнота, отвесы, узости, вода.

ТЕМНОТА.

С темнотой в пещерах, на мой взгляд, можно бороться только одним способом: иметь при себе автономный источник света. На заре спелеоцивилизации это был факел. Он давал мало света и много копоти, что, жаждущим посмертной славы и увековечения сердцам, позволяло огромными буквами писать на белоснежных сводах пещер: "Здесь был Вася!". Банальная, но… наиболее повторяемая фраза. Стеариновая свеча тоже очень скоро изжила себя. Осталась в кармане спелеотуриста, как аварийный источник света, ну и для освещения подземного бивуака, когда несколько таких свечей, расставленных на выступах стен, создают иллюзию уюта.

Основной источник света для пещерника - электричество. (Как-никак вторая половина века двадцатого). Вначале это был просто фонарик в руке. Но, попробуйте лезть по лестнице, держа в руке фонарик (А не дай бог и стеариновую свечу). С 1958 года плоские, да и круглые, фонари стали привязывать к зимней, заменявшей для многих тогда каску. Таким образом руки спелеотуриста освободились. Когда же каска заменила старомодную шапку, фонарь перекочевал и туда. И так ловко там прижился, что вот уже в течение тридцати лет не меняет своё место.

Некоторые склонны утверждать, что по Союзу данное нововведение пошло от красноярцев. Судить не берусь, да это и не главное.

Было время, примерно 1964-1965 годы, когда спелеологи увлеклись (опять же некоторые) карбидными лампами. Но у них оказались недостатки, напрочь перечёркивающие все достоинства этого вида освещения.

1.Для получения горючего газа – ацетилена – необходим карбид (если мне не изменяет память, кальция). Но его не продают. Значит – доставать? Воровать? Договариваться? Выпрашивать?

2.Карбид очень гигроскопичен. Как его хранить? Изолировать от влажного воздуха пещер? Правда, уже в восьмидесятых годах, кто-то догадался держать его запас в керосине.

3.Сами карбидные лампы были очень тяжелы, неудобны. Носить их можно было только в руке. Приспособить на каску - нечего и мечтать!

4.Кроме того, не во всех пещерах есть элементарная вода. А без неё ацетилен не получишь. Некоторые исхитрялись заправлять карбидку даже… собственной водой. Но, в таком случае, газ приобретал весьма неприятный, кисловатый запах.

И от карбидных фонарей вскоре отказались. Однако в 80-е годы они вновь появились на спелеогоризонте. Только уже сильно модернизированные - обязательно самодельные, с разными системами регулировки пламени, с горелкой, укреплённой на каске.

Кто победит в этой войне средств индивидуального освещения пока не ясно. Скорее всего, на долгие годы останутся оба источник - электричество и ацетилен.

ОТВЕСЫ.

Вертикальные участки в пещерах высотой от одного-двух до сотен метров. Как их преодолевать? Ну, прежде всего, надо защититься от падающих сверху камней (а также рюкзаков, лестниц, касок и прочего снаряжения. Особенно часто падает бензиновый примус "Шмель". Отчего такой феномен - пока неизвестно). И желательно получше защитить голову спелеотуриста.

Вначале для этого применялась (по крайней мере в Красноярске) обычная вязаная шапочка, желательно с большим помпоном (это был особый шик). Далее, я сужу опять же по красноярцам, стали применить старые зимние шапки - треухи. Но и такой защиты оказалось мало - в ход пошли каски. Каски самые разнообразные: от самодельных - клёпаных из алюминия, электротехнического картона, до темно-зелёных солдатских, черных шахтёрских, белых мотоциклетных, красных хоккейных!

Ну, а во-вторых, отвесы надо все же как-то преодолевать. Для этого мы и ходим в пещеры. А как это делать? Сразу была использовала техника спуска по верёвке "Дюльфером", применяемая в альпинизме. Перенесли в спелеологию и весь набор приёмов альпинизма: верёвки, узлы, карабины, крючья…

Но в пещерах своя специфика, отличная от альпинизма, поэтому вскоре появился более удобный вид спуска - Красноярское "коромысло", потом различного вида спусковые приспособления: Болгарская рогатка, Новосибирское СП, шайба Кирякова и т.д.

Ну, допустим, спустились с отвеса, а вверх? Поднимать на "Ура", как мешок? Но первый же подъём в Торгашинском провале от грота "Дно" до грота "Тройник" высотой 50 метров в 1958 году, (судя по рассказам участников) занял 12 часов. И Бикеева вытянули уже потерявшего сознание.

Значит - лестница. Вначале - деревянная. Хотя нет, вру! Вначале применяли технику наших предков из каменного века: в отвес (если пещера начиналась отвесом) сбрасывалась большая лесина. Коротко обрубленные сучки служили ступенями. Подобную лестницу я застал ещё в 1964 году в п. Дивногорская. Были и крепко сколоченные деревянные лестницы. Помните, я описал торчащий в небо конец подобной лестницы в Торгашинском провале?

Очень долго, почти 20 лет, такая вёрткая, ненадёжная лестница была основным средством подъёма на отвесных участках.

В восьмидесятых годах так же быстро спелеотуристы перешли на тросовое снаряжение с самохватами, а теперь внедряется система СРТ. И вообще нынешний спелеотурист больше похож на слесаря-водопроводчика или шамана - весь опутан верёвками, поясами, шлеями; звенит и бряцает карабинами, самохватами, "Жумарами", на нем висят молоток, крючья, самоспас и т.д. Но это уже другой период, о нем речь впереди.

УЗОСТИ.

Что о них можно сказать? В самом начале спелеодвижения эти участки пещер – "калибровки", как метко окрестили их спелеологи, - внушал некоторый трепет. Преодолевались они на спине, боку, животе - в зависимости от конфигурации.

Метод один: извиваясь червяком, выламывая боками и спиной "не по делу торчащие сталактиты", продираться вперёд, очень надеясь на расширение хода впереди. Однако пещеры становились глубже, "калибровки" уже и ниже, а главное длиннее. Для того чтобы найти продолжение пещеры во многих из них уже приходилось работать: выгребать щебёнку, гравий, глину, выкалывать скальным молотком "неудобный" выступ. В последние годы в ход пошли специальные "безынерционные" кувалды, ломы и даже различные взрывчатые смеси.

ВОДА.

До 1966 года красноярцам в пещерах вода встречалась, в основном, в виде кристально-чистых озёр, - у которых обычно обедали, - жидкой вязкой глины в понижениях, да маленьких коротких ручейков.

Но Кавказ показал, что эта не та вода, которая является препятствием № 1 в пещерах. Пещеры Кавказа встретили красноярцев каскадами на отвесах, речками по главному ходу, дождями в гротах, сифонами. На каскадах старались навешивать снаряжение в стороне от водопада (что, впрочем, редко удавалось), спортсмены без сожаления оставили тяжёлые подбитые железом альпинистские "трикони" и переобулись в резиновые сапоги. Под комбинезон стали надевать различные гидрокостюмы от самоклееных до черно-жёлтых "Садко".

Самая страшная вода в пещере - сифон. Это место, где потолок уходит в воду на неизвестную глубину. Для преодоления его просто необходим акваланг. Что ж, акваланг, так акваланг. И в Красноярском краевом клубе спелеологов стала действовать школа спортсменов-подводников. Первым инструктором её стал Юрий Тарасов. Очень быстро ведущие спелеологи клуба стали спортсменами-подводниками, получили звание инструкторов.

ТАКТИКА.

Тактика преодоления пещер вначале была очень проста, точнее никакой тактика и не было. В пещере шли толпой, изумлённо разевая рты по сторонам, восхищаясь, разговаривая, обгоняя друг друга. Если встречалось препятствие, например, отвесный участок, группа рассаживалась, кто где облюбовал себе место, в ожидании пока один-два человека навешают снаряжение, приготовят страховку и пр. А основная масса ждала, ждала, ждала. Час, два иногда больше.

В 1967 году красноярцы предложили новую тактику штурма глубочайших пещер. Тактику снежного кома. Группа, разбившись на равноценные по опыту и сноровки двойки, как бы перекатывается вниз, обгоняя друг друга. Теперь двое на отвесе навешивают временную верёвку для спуска, страховку и по ним вся группа уходит вниз до следующего отвеса. А двое остаются здесь, капитально навешивают верёвку, лестницу для подъёма, верёвку для страховки первого поднимающегося, после чего догоняют группу.

Эта тактика позволила пещеры - шахты глубиной до 500 метров штурмовать без организации базовых лагерей под землёй.

И вот ещё что хочется сказать - каждым, тем более общественным делом, двигает личность. Вспомните, к примеру, - изучение Арктики - Нансен, Шмидт, Седов… Спелеология - Кастере, Дублянский, Илюхин. Однако, для Красноярска, да и всего Союза, главным авторитетом с 1958 по 1972 год был Игорь Петрович Ефремов, - первый председатель Красноярского краевого спелеоклуба. Практически по всем новшествам в спелеологии первую мысль всегда бросал Игорь. Это и новая тактика преодоления вертикальных полостей, объёмное исследование пещер с помощью телескопических штанг, нижняя страховка за спусковую верёвку, переход на 45-минутный цикл жизни в пещерах и т.д. Но… скромный увесистый Ефремов не любит восхвалений. А очень жаль!

На этом и закончим небольшое тактико-техническое отступление и вернёмся к нашему описанию.

Куранты бьют двенадцатый раз, наступает год 1968. Ну что ж, как обычно, приступим к изучению газетных публикаций. Теперь, слава богу, делать это значительно легче: с 1968 года с газетных полос исчезла статьи с "Ахами и Охами", с безумными восторгами, описаниями кристально-чистых озёр, молочно-белых сталактитов, громадных залов, нависающих камней и т.д. Публикаций о спелеологах стало значительно меньше, да и сами они перешли в более деловой, публицистический тон.

Покряхтев, тяжело вздохнув, приступаю!

"Красноярский рабочий" от 15.06.68 г. Заметка И. Ефремова, М. Добровольского, В. Ляшкова – "Подземный альпинизм".

"Почти все рекорды страны по глубине проникновения в различного рода пещеры установлены с участием красноярцев. Известно, что многие крупные пещеры находятся в пригородах Красноярска или рядом с другими населёнными пунктами края.

С каждым годом на территории края открываются все более сложные новые пещеры. И раскрыть свои таинственные прелести они могут тем, кто совершенствует своё мастерство спелеолога, тем, кто вооружён специальным снаряжением. Для этого надо стать членом Красноярского клуба спелеологов. Здесь помогут новичкам".

"Красноярский комсомолец" от 07.02.68 г. Статья "А вы пойдёте в поход?". Автор - Д. Попов – председатель краевого Совета по Туризму.

"Но туристы ходят не только по поверхности земли, они проникают и вглубь её. Для таких - спелеологов - в нашем крае тоже есть где разгуляться. Ведь недаром краевой клуб спелеологов считается одним из лучших в стране и за свою работу был награждён Почётной Грамотой Центрального Совета по Туризму, а его председатель И. Ефремов - значком "За активную, работу по развитию туризма"".

И ещё заметка в газете "Огни Енисея" от 19.03.68 г. "Штурм Саян".

"Группа спелеологов-дивногорцев успешно штурмовала Лысанскую пещеру в Восточных Саянах. Открыты новые подземные гроты и целый низвергающийся подземный водопад. Пещера ещё не пройдена до дна, мешает вода. Но каждый шаг продвижения обещает новые открытия. Поход проходит интересно и с большой пользой для дела. Борис Гутов, руководитель группы".

Есть ещё большая статья "Двое суток в Торгашинской пропасти" в газете "Восточно-Сибирская правда" от 30.05.68 г. Автор - В. Беляк, статьи которого мы цитировали в описании каждого года. И в этой, практически, ничего нового: повторение старых легенд, кристальные озера, сталактиты, сталагмита и т.д.

Перейдём лучше к личным воспоминаниям и материалам, которые имеются в клубе.

По экспедиции Е. Гутова в Лысанскую нет ничего, а сам Борька молчит и загадочно улыбается, на все мои просьбы поделиться воспоминаниями. Но в старых бумагах клуба я случайно нашёл небольшой отчёт Л. Петренко "О разведочной экспедиции в п. Лысан в ноябре 1968 года". В нем написано:

"Проникнуть в глубь грота дальше… удалось лишь в марте 1968 года. Дивногорские спелеологи - Гутов и Машкин, - пробившись через саянские снега, предприняли попытку штурма пещеры, имея из снаряжения лишь топор да репшнур. Сбили утлый салик (маленький плот из двух-трёх коротких брёвен. - М.Б.) и Гутов, застрахованный репшнуром, проплыл через открытый сифон в обширный зал, залитый водой. Через 30 м гряда камней преградила ему путь и Гутов вынужден был вернуться".

На ноябрьские праздники 1968 года (спелеология - спорт, которые приходится заниматься в личное время: отпуска, выходные, праздники. И когда подходят майские или ноябрьские праздники на несколько дней, с учётом переноса выходных, - это для спелеологов счастье, как подарок судьбы!) Лысанскую штурмовала группа Л. Петренко. Однако, попытка окончилась неудачей: пришлось вернуться, пройдя вглубь пещеры всего 210 метров.

Об этом штурме Леонид писал:

"Прохождение пещеры со стандартными надувным лодками исключительно опасно, т.к. плыть, перетаскивать лодку, а местами лезть с лодкой по скалам, приходится среди множества каменных лезвий и остриев.

Для обеспечения безопасности, необходима непрерывная страховка верёвкой между островами с учётом того, что верёвка может затянуть под нависающие скалы или запутаться в глыбовых нагромождениях. Ведь цель страховки на воде - не удержать от срыва, а вытащить как можно быстрее на сушу. Упростить и решить задачу можно с помощью плавсредств более стабильных к проколам, порезам и пр. механическим повреждениям.

Лучшим снаряжением будут индивидуальные плавсредства".

В этом Леонид Петренко оказался прав. Большая экспедиция 1974 года, когда были учтены эти пожелания, была организована на высоком техническом уровне. Участники имели гидрокостюмы "Садко", акваланги и прочее подводное и надводное снаряжение.

Лично я, естественно, опоздал к началу экспедиции - парашютные прыжки, альплагерь на Памире, но у меня ещё оставалась целая неделя очередного отпуска. Однако я остался один! Желание есть, время есть, снаряжение — вот оно в рюкзаке, а как добраться до Лысанской - не имею представления. Я ж в ней ещё не бывал!

- Юрий Иваныч! - спросил у Ковалёва, - Как её найти?

- Это ж очень просто. До Кошурниково поездом, там до посёлка Чибижек автобус…

- До этого места я и без тебя знаю, - перебил я его. - Ты мне набросай схему, как мне в тайге не заблудиться.

Ковалёв из пухлого портфеля достал лист бумаги, повертел его в руках, вроде даже понюхал, положил перед собой… В самом низу листа поставил жирную точку:

- Это посёлок Чибижек, - помедлил секунду и поставил ещё одну точку в самом верху листа:

- А это пещера Лысанская.

Юрий Иваныч смело соединил обе точки прямой линией, написал 30 км и протянул лист мне:

- Получай! Вопросы есть?

Я ещё обалдело смотрел на лист, как Ковалёв, вспомнив что-то, выдернул его у меня:

- Да, вот здесь ещё крутая гора. Очень крутая и длинная, а после неё заброшенный аэродром… Да, не забудь, несколько раз пересечёшь речку Крол, которая впадает в Балахтисон. А вообще не сворачивай на другие тропы, и все будет в порядке…

У железнодорожной кассы, сквозь густую чёрную бороду, усы, бакенбарды, из-под, нависающей на лоб, вьющейся чёлки весело поглядывают знакомые лукавые глаза:

- Привет, Боб. Далеко собрался?

- В Лысанскую. А ты?

- На Манский порог…

У Сергея Борисова, кроме спелеологии, есть ещё "хобби". Он страстно любит сплавляться по Манскому порогу (Большому Манскому). Ну что за удовольствие, посудите сами. Ночь ехать на поезде, потом через Кутурчинский хребет идти около 30 километров, надувать или сколачивать плот, проехать на нем все три слива порога, натерпеться страху, может даже перевернуться, врезаться в камень, а уж промокнуть-то всенепременно. Ну, разве не идиотизм? Я и сам неоднократно делал такой вояж, но не каждый же выходной!

- Боб, я иду с тобой в Лысанскую - неожиданно перерешил Борисов.

Тропу до Лысанской он, конечно же, не знал.

- Не подскажете, как пройти к пещере? - спросил Борисов у дремлющего на завалинке мужчину. Это было уже в Чибижеке.

Дядька приподнял надвинутую на глаза чёрную фетровую шляпу… Господи! Да это же… Бакланов! Альберт Бакланов!

- Ухо! Ты как… здесь? - опешили мы с Борисовым.

- Иду в Лысанскую.

- И мы… Дорогу знаешь?

- Нет… А вы?

- У нас схема. Сам Ковалёв рисовал!

Вот так втроём в течение двух суток тащились мы по тайге, но как ни странно, не заблудились.

Кстати, на второй день повстречался нам Геннадий Коренев, который тоже шёл в Лысанскую, но почему-то в противоположную сторону. И мы долго соображали, кто же из нас идёт правильно…

Внутри пещеры, по озёрам передвигались как на камерных плотах, так и вплавь. Лично мне до сифона 200 метров по озеру пришлось плыть "врукопашную", как выражался; Киряков, да ещё и погас фонарь. А в самом сифоне отказал акваланг, да порвался гидрокостюм о выступ скалы…

Но это будущие похождения. Мы же ведём речь о 1968 годе. Что ещё можно сказать о нем? В отчёте за этот год есть запись: "Октябрь - декабрь 1968 г. в Торгашинском и Манском районах Красноярского края проведён спелеолагерь. Руководитель лагеря - Б. Мартюшев, завуч - Федоровский В.".

Ничего об этом лагере не помню, кроме того, что в этот период наша двойка Федоровский - Мартюшев "сбегала" в Торгашинский провал до дна и назад (с навеской снаряжения) за 4 часа 10 минут.

22 апреля - ставший уже традиционным костёр на вершине скалы Токмак. Днём стояла хорошая, тёплая сравнительно погода, но (в Сибири весной погода никогда не бывает устойчивой) к вечеру собрались тучи, подул резкий холодный ветер, пошёл тяжёлый мокрый снег. С каждым часом становилось все холоднее.

Однако краевой клуб спелеологов от костра не отказался. Оставалось дело за немногим - поднять на вершину дрова и "истопников". Даже летом не очень лёгкая трасса с почти отвесным "корытом", нависающим карнизом, скользкой катушкой, сейчас, ночью, оказалось забитой льдом и холодным, колючим снегов.

Спелеологи, около двадцати человек, несколько часов, темной ночью, под пронизывающим ветром и густым хлёстким снегом, били крючья, навешивали верёвки, организовывали "полиспаст" для подъёма дров. Люди попристёгивались к верёвкам в разных точках трассы, обеспечивая подъем, а на вершине побывали лишь двое - Ковалёв и Киряков. Они и зажгли наверху костёр от имени всех Красноярских спелеологов.

Мечты, мечты, мечты… Снова ночь. Темно. Красноватые отблески костра освещают высокие сосны, окружающие небольшую полянку. Костер уже растопил под собой снег и провалился глубоко до промёрзшей земли, но, тем не менее, хоть и не очень ярко ещё горит. Вокруг костра в грязных, местами порванных комбинезонах, касках сидят спелеологи. От сырой подземной одежды идёт густой пар.

Над костром, на обгоревшей перекладине, большой котёл. Вода в нем (вернее не вода - растопленный снег, в котором плавает трава, веточки, хвоя) уже закипает. Владимир Бикеев готовится бросить в него заварку чая. Рядом подрёмывает Олег Коваленко.

Группа только поднялась из Торгашинки. Сейчас лёгкий чай, переодевание и бегом в город, на первый автобус. Сегодня уже понедельник - всем на работу.

Киряков, подбрасывая веток в костёр, задумчиво говорит:

- Представляете, мужики! Сто лет назад учёные - географы всерьёз считали, что у каждой реки, не важно большой ли, малой, великой или просто ручейка есть, как бы сказать, антирека, которая течёт в обратном направлении под землёй, снабжая водой основную реку. Эти самые учёные никак не могли поверить, что элементарного дождя хватает для питания постоянно текущих рек. Вообще-то я с ними вполне согласен: могучий Енисей, а Волга, которая течёт в степях, где по полгода не бывает дождей. А Амазонка, Миссисипи? Вот бы нам такую пещеру, чтобы от устья до истока под землёй. А? Пещера - 2000 километров длиной? Вот бы где уработались!

И ведь без преувеличения это была мечта спелеологов. Хотя к тому времени пещеры уже успели собрать свой урожай, вернее свой сбор со спелеологов. Торгашинский провал уже неоднократно "прибегал" спасотряд (организованный при спелеоклубе). Были сломанные руки, ноги, просто ушибы, обморожения. И даже два смертельных исхода: В. Октаева в 1963 году и через 8 лет - Г. Абрамов. В 1965 году и меня несли от Кубинской со сломанной ногой. И далее пещеры продолжали собирать жертвы. Погибли В. Жога, Ю. Зубеня на Кавказе, Э. Вольф в Орешной. Причём речь идёт только о Красноярцах. По Союзу жертв несравнимо больше.

Снимем мысленно шляпы и каски, помолчим минуту, отдавая память нашим друзьям, соратникам, отдавшим жизни за свою мечту, увлечение.

Отныне, ежегодно большинство красноярских спелеологов отпуск проводили на Кавказе. Там оказались самые большие, самые трудные пещеры.

В 1968 году проводилась большая комплексная Сибирская экспедиция на плато Арабика на Кавказе. Сибирская экспедиция. Следовательно, опять вместе с Дивногорцами и Новосибирцами (хотя Дивногорцы автоматически были, да и есть, члены краевого клуба).

Не будем описывать всю экспедицию. Вспомню хотя бы фрагменты из работы нашего отделения, которое искало новые пещеры за хребтом Моки-воху, в районе Орто-балаган.

Зона леса далеко внизу, а здесь на высоте более 2000 метров альпийские луга. Хотя крутые склоны с реденькой травой скорее напоминают лунный пейзаж. Серо-белые скалы по гребню хребта Берчиль и Моки-воху, заострённые карры с миллионами ям, выщерблин, воронок, поноров, в каждой из которых может скрываться грандиозная пещера.

Зной. Солнце, едва только утром выплывает из-за правого плеча горы Арабика, на целый день вроде неподвижно повисает над раскалённой увалистой долиной. Долина, закрытая с трёх сторон белыми блестящими скалами, не пропускает даже дуновенья ветерка.

Сухо. Жарко. Даже большой снежник в цирке не имеет в нижней части не только реки, даже ручья. Стаявший снег тут же, минуя жидкую фазу, превращается в лёгкий пар. Ниже снежника лишь метра два вязкой, сырой земли.

Слева от снежника, на каменистой морене, тандемом поставлено две перкалевые палатки. Это база отделения № 4. Отделение ждёт! Ждёт продукты и снаряжение.

В том, что отделение осталось без продуктов виноват, естественно, туман. Горный туман. Туман в горах это такая, оказывается, подлая вещь, что не приведи господи!

Захватил он отделение на заброске. Выбравшись на хребет, отделение присело отдохнуть. Под ногами Моки-воху - желтовато-зелёный извилистый хребет, который тянется от неуклюжей, горбатой, но величественной горы Арабика. На восток видно возвышающиеся друг над другом, вначале тоже жёлто-зелёные, потом темно-синие, и ещё дальше черные, с еле видимыми пятнами снега и ледников, хребты. На запад, далеко внизу, у границы леса, базовый лагерь экспедиции. Впереди, в широком цирке чуть виднеется наша цель - домик пастухов Орто-балаган.

- Подъем, парни. Пошли! - командует командир нашего отделения Пётр Киряков. Но… вокруг густой туман. Как так? Только светило яркое солнце, и видимость была от горизонта до горизонта. И вдруг… сплошная белая пелена вокруг, и лишь неясно видно полметра земли под ногами. Однако рюкзаки надеты - идти надо.

- Вперёд, мужики - весело воскликнул Киряков, прошагал по хребту несколько метров и неожиданно свернул вправо.

- Куда это ты собрался? - поинтересовался Зябкин.

- В Орто-балаган.

Зябкин, Мартюшев и Лебедев твёрдо считали, что Орто-балаган, вообще-то говоря, находится в другой стороне.

После недолгих споров, отделение разделилось на две группы, и каждая пошла в направлении, которое ей нравилось больше.

Через несколько секунд группа Кирякова скрылась в тумане, некоторое время доносились ещё их разговоры, потом стихли и они.

Мартюшев, Лебедев и Зябкин молча шагали на северо-северо-запад по хребту Моки-воху, как они наивно полагали. Пересекали какие-то лощинки, распадки, поднимались на небольшие взлёты. Несколько раз пересекали снежные склоны, которых вообще не должно было быть. Наконец Мартюшев тихо произнёс:

- Кажется, мы немного заблудились…

- Ему ещё и кажется, - усмехнулся Зябкин. - Да мы уже больше часа идём в противоположном направлении.

- Переждём туман, - подал разумное предложение Лебедев. Генрих Лебедев, представитель новосибирских спелеологов, причём самый обстоятельный и деловой представитель. Он снял рюкзак и, пытаясь взглядом пробить туман, поставил его у своих ног на крутом, очень крутом склоне.

- Эй! Держи! - закричал Зябкин.

Но, - поздно! Перевернувшись раз, другой, лебедевский рюкзак, стремительно набирая скорость, уехал куда-то вниз, в туман. Все долго прислушивались. Лишь тишина да безмолвие.

- Растяпа, - с 'радостью в голосе сказал Зябкин.

- Ты-то чего радуешься? - тоже весело спросил Мартюшев (Не у него же ускакал рюкзак).

- А черт его знает, но уж больно красиво, - утробный жеребячий бас Зябкина подрагивал от удовольствия.

- Ну радуйся, радуйся. Только, что жрать будешь? - обиделся Лебедев.

- У тебя были продукты? - большой любитель покушать, Зябкин явно заволновался.

- Да…

- Что ж ты не держал его? Ищи теперь!

Неожиданно слева, глухо, как из подполья, послышались голоса. Туман вроде как потемнел, и из него, как на фотографии при проявке, материализовалась группа людей. Впереди с большим рюкзаком, как обычно в шортах, выступал Киряков:

- Привет, мужики! Как это мы состыковались, ума не приложу.

И действительно, в горах, в густом мелочно-белом тумане, на удивление всем встретились две небольшие группы, ушедшие, кстати, в разных направлениях.

Через 10 минут, так же неожиданно, как и появился, туман исчез. Снова величественно, где ей и положено, возвышаясь над хребтами и долинами стоит Арабика, а слева, в десятке метров от вольготно расположившегося отделения, слева… склон обрывается отвесно! Далеко внизу, кажущиеся отсюда карликовыми, видны кроны деревьев. Лебедевский рюкзак ускакал именно туда! Теперь даже искать его - напрасная трата времени!

Вот я и говорю, в том, что у отделения кончились быстро продукты - виноват кавказский туман.

Прошло три дня. Время приближается к полудню, и отделение занято серьёзной работой: по выдолбленным в крепком фирновом снегу ступеням гуськом поднимается наверх, под основание белой скалы и, с гиканьем, свистом, улюлюканьем, как на салазках, скатываются по снежной катушке на собственной "пятой точке опоры".

После десятка подобных рейсов чувствуется некоторый дискомфорт: штормовые брюки и трусы под ними, мягко говоря, сыроватые.

Киряков приволок из палатки спальный мешок. Вот это радость! Потеха! Все отделение усаживается на спальник и вж-жик, с ледяной катушки. Смех! Весело! Шутки!

Внизу спальник с разгона плюхается в грязь. А-ах! Брызги, люди рассыпаются в стороны. Снова в гору и вниз! Дух захватывает!

Зябкин едет впереди. Густая, патриаршая борода его веником торчит в сторону. Александр Зябкин, неистовый спелеолог из Новосибирска, имеет всего один недостаток: он очень громко, неприлично громко, храпит во сне. Храпит так, что остальные просто не могут сомкнуть глаз. По решению общего собрания нашего отделения Зябкин спит теперь отдельно, вместе со спальником завернувшись в полиэтилен, не ближе, чем в ста метрах от наших палаток.

Приехали вниз. Снова грязь, смех, шутки.

- Смелый ты, Петька, - Зябкин с восхищением смотрит на Кирякова. Пётр останавливается, гордо выпячивает грудь.

- Спальник у тебя мокрый и грязный, - продолжает Александр, - а ночью холодно…

- Это не мой, - Киряков подхватывает спальник, направляясь наверх.

- Чей?

- Твой, Саня, твой.

Рассерженный Зябкин отбирает спальный мешок, расстилает на камень для, хотя бы, частичной подсушки. Разгорячённая "толпа" тоже недовольна.

- Давайте, хотя бы, последний раз съедем. Все равно - мокрый! - предлагает Бережнов.

Александр Бережнов, рабочий Сочинского отделения Географического общества СССР. Работа у него простая: собирает мелких крабиков, что кишмя кишат в прибрежных камнях. Потом в мастерской общества их заливают эпоксидной смолой, сверлят два отверстия и продают отдыхающим декоративные пуговицы по 50 копеек за штуку. Но (нет полного счастья) пришли ребята из ОБХСС и запретили: "Географическое общество не фабрика, не завод". Ну, что ж! Перестали делать отверстия, назвали "Сувенир морской" и стали продавать по цене 1 рубль. Это ничего, это можно. Таким образом зарплата Александра даже повысилась. А на прибыль от продажи Географическое общество (Сочинское отделение) организовывало экспедиции, в том числе и участие их парней в нашей, Сибирской.

Без спальника никто на катушку лезть не хочет. Интерес потерян. Опять ждать, ждать. Солнце, жара!

Сегодня день отдыха. Двое парней спозаранку отправились через хребет Моки-воху в базовый лагерь экспедиции за продуктами (вот он Лебедевский рюкзак!), а главное - за снаряжением.

Все тот же Генрих Лебедев два дня упорно таскал камни из какого-то понора в левой стенке долины и добился-таки успеха: раскопал ход вниз. Да какой ход! Отвес. Бездонный отвес!

Бросаем камень вниз и слушаем.

- Тук. Тук-тук…, - ударяется камень о стены. Пять секунда, десять, двадцать… Чуть слышный удар… Тишина! Люди не дышат, прислушиваясь. Вдруг ещё? Все отделение сидит в маленьком гротике склонившись над круглой дырой, откопанной Лебедевым. Бросают камень снова. 22 секунда. ещё и ещё. В среднем 20-22 секунды. Может камень летит и дальше, но звук уже не доходит с такой глубины, теряется где-то в пустотах пещеры.

Зябкин, шевеля в такт чёрной бородой, с упоением умножает двадцать на 9,8 метров в секунду, вычитает потерю скорости от ударов о стены, трение о воздух…

- Колоссально! Никак не меньше 100 метров! Отвес. А дальше?

- Вот это, братцы, дыра!

Впервые советским спелеологам попался отвес 100 метров. И название пещеры уже готово: Генрихова бездна! А у нас для штурма и лестниц нет - мы разведка. Но штурмовать будем только сами!

Лебедев ходит героем, вернее, не ходит - сидит в своей бездне, расширяет ход вниз, выколупывая и вытаскивая наверх камни.

К вечеру посланцы принесли продукты, кучу верёвок, лестницы. Однако, лестниц всего тридцать метров. Но у отделения столько энтузиазма, жажды первооткрывателя, что такой пустяк, как нехватка лестниц почти не тревожит.

Утро. Солнце уже раскалило склон.

Киряков напялил на себя чёрный залатанный комбинезон. Комбинезон приятно пахнет высохшей глиной, пещерой, чем-то неуловимым, заманчивым: подземной глубиной, неизвестностью, загадочностью, таинственностью. При похлопывании, высохшая глина лёгким светло-коричневым облачком отскакивает в стороны. Хочется чихнуть, сухая глина свербит в носу, но ещё больше хочется поскорее во мрак пещеры. Туда в глубину. Даёшь рекорд!

И то сказать, сложное это ощущение - страшновато и приятно. Новая пещера! Первопроходец! Никто. Никогда. Никогда не ступала нога человека. Ни-ког-да! Колумб. Магеллан. Гумбольдт. Кастере.

Босые ноги отдыхают на камне, который ещё хранит ночную прохладу. Лёгкий ветерок остужает голову.

Ну все, пора. Генрихову бездну штурмуют четверо: Александр Зябкин, Борис Мартюшев, Пётр Киряков, Юрий Ковалёв. Остальные - наверху. Спасотряд. Страховой полис, на случай если… не дай бог! Киряков накрутил портянки, натянул резиновые сапоги. Ногам сразу стало душно. Сапоги раскалились на солнце, обжигают даже сквозь толстую портянку.

Каску на голову. Проверить фонарь. Ще… черт побери, опять тумблер заело. Грязь насохла. Откуда на каске грязь берётся? Что, я в пещерах на голове хожу? Отковырять, прочистить. Щёлк! Нормально, есть свет. Выключить пока, батарейки надо экономить.

- Ну, пока, мужики, - спокойно. Пошёл и все. Будто каждый день встречается отвес сто метров.

Возле входа, на огромном тёмном валуне Света Коваленко принимает солнечные ванны. Загорает. Куда ей? И так уже коричневая, как саксаул. Саксаул? Почему именно саксаул? А Фигура у неё… ничего!

Узкий наклонный ход. Тянет прохладой, погребом, прелой землёй. Со свету ни черта не видно. Скорей бы глаза, как это, адаптировались.

Киряков, пригнувшись, светит под ноги. Остановился. Поворачивает голову направо, налево. Бледное пятно налобного фонаря освещает серые стены, выхватывает из мрака щели, трещинки; мелкие жёлтые сталактиты и гелектиты, совершенно некрасивые тут, в начале пещеры.

Наклонный ход выводит в небольшой гротик. Навалившись спиной на стену, сидит Лебедев. Под ногами у него чёрная дыра провала. В неё уходи подрагивающая верёвка. Там, внизу уже трое.

Верёвка ослабла. Тишина. Вскоре, многократно отражённый от стенок, крик:

- Вы-а-ай!

Это значит: "Выбирай!"

Лебедев вытаскивает страховочную верёвку, раскладывает её большими кольцами у ног.

Киряков пристегнулся к страховке, пропустил спусковую верёвку в "шайбу", резко выдохнул.

Вперёд! Вперёд и вниз.

Глаза уже привыкли к темноте. И слабый луч налобного фонаря кажется ослепительно ярким. Пока ещё батарейки новые. Стена слева, стена справа. С лёгким свистом и шипением, верёвка проскальзывает сквозь спусковое приспособление, и Пётр быстро скользит вниз, в чёрную пустоту провала. Стены уже не светло-серые, как в привходовой части, а коричнево-глянцевые. Немного щемит сердце и, вроде как бы, пустота в желудке, все-таки, что ни говори, под ним сто метров пустоты! Внизу, далеко внизу, будто на другой планете, почти нереально еле виден светлячок фонаря. Ничего, все нормально! Парни уже внизу, расположились в разных точках отвеса. Стены медленно уплывают вверх. Посмотреть туда? Наверх? Что там?

Потолок. О, господи! Разве это потолок? Это ужас! Немыслимо. Назад? Поздно. Вниз. Быстрее вниз!

Весь потомок, по всей ширине камина, как бы ажурно собран из обкатанных округлой формы булыжников. Величиной с кулак. С хороший, добрый кулак!

Посередине этого сборного свода отвеса пещеры видно неправильной формы округлое отверстие, выходящие из него верёвки и лицо склонившегося к нему Лебедева:

- Ну как? - У Генриха в глазах любопытство и зависть.

- Хм-хм… Нормально. Пока…

Иногда от этой потолочной конструкции, собранной исключительно на невероятной изворотливости и изобретательности природы, выпадают камни и исчезают внизу, откуда доносится глухое:

- Бум. Бум - бум…

Теперь уж поздно что-либо придумывать. Вниз. Вслед за камнями вниз. Быстрее. Шипит верёвка в спусковой "шайбе". Нагревается. Жжёт руку через рукавицу. Притормозить? Очень даже запросто. Руку с верёвкой немного к себе прижать. О, словно на гигантских качелях. Вверх-вниз, вверх-вниз. Словно резиновый жгут капроновая верёвка. Аж сердце замирает. Успокоился? Снова вниз…

Вот и Зябкин. Значит тридцать метров пройдено. Александр стоит на валуне величиной с письменный стол, прочно заклинившийся в камине. Место, конечно, ненадёжное. Никакой защиты от падающих камней. Но другого поблизости просто нет. Все также в метре друг от друга черные сырые стены камина уходят вниз, в черноту. От вбитого в стену крюка туда же свешивается верёвка.

Сразу от широких полей каски узкий кожаный ремешок теряется в густо, чёрной бороде Зябкина. Каска, усы, борода закрывают почти все лицо. Ясно видны лишь глаза. В них лёгкий испуг и тоска. ещё бы. С интервалом секунд в сорок - пятьдесят мимо пролетает, то с рёвом артиллерийского снаряда, то с лёгким жужжанием, камень.

- По "тыкве" отоварит - не заскучаешь, - 3ябкин провожает взглядом, пролетевший совсем рядом, камень.

- А каска зачем? - Пётр отстегнул страховку и заправляет в "шайбу" верёвку для спуска дальше.

- Какая каска? Что каска? Да на такой скорости он твою каску и не заметит. Только в животе и остановится. Пожалуй, не переваришь, - Зябкин пристёгивает страховочную верёвку к Кирякову.

И снова вниз, вниз. Там, на разных глубинах уже двое: Ковалёв и Мартюшев. Пётр должен миновать их и спуститься как можно глубже. Насколько хватит верёвок и лестниц.

Все те же коричнево-жуткие стены вытянутого камина. Пусто. Голо. Ни сталактитов, сталагмитов, ни боковых ходов, ответвлений. Отвес, отвес, отвес.

Ещё тридцать метров пройдено. Небольшой карнизик, даже не карнизик, а выпуклость, изгиб стены задерживает падающие камни. Под карнизом на узенькой полочке покуривает Мартюшев. Пётр присел рядом. Отстегнулся от страховки, закурил.

- Вжик-жик! Трах-тах-тах! - Одиночный камень улетает вниз, куда уходят верёвка и где Кирякова поджидает Юрий.

Курящих друзей камень не задевает, лишь мелкие осколки осыпают каску и лицо. Да ещё запах. Запах сероводорода (или тухлого яйца. Кому как больше нравится.). При хорошем ударе известняк способен выделять именно такой, запах. Проверено.

Вот и дно. Дно пещеры Генрихова бездна, сто двадцать отвесных, насквозь простреливаемых метров. Киряков отстегнул спусковую "шайбу", страховку, поправил, ответившую лёгким колокольным звоном, лестницу, вытер пот, обильно выступавший из-под каски.

Глубоко под землёй. Один. Единственный, даже из штурмовой четвёрки, добрался сюда. Страшно? Нет. Нет, конечно. Чего ему бояться? Ему, прошедшему не менее сотни пещер, альпинисту, скалолазу? Но все же…

- Ладно. Бог не выдаст - свинья не сожрёт! - Пётр медленно пошёл по дну камина, высвечивая стены.

Вообще-то и не холодно. Даже душно. Снять каску? Ну, уж нет! Дураков нынче мало. Камнем захотел по бестолковке?

Дно камина усыпано камнями. На многих следы свежих сколов. Такого ещё ни разу не встречалось ни в каких пещерах.

Какое разочарование! Тупик! Ниже хода нет. Хотя, если… копать, разбирать завал, как Генрих наверху, может быть… Под этими камнями есть, должно быть, продолжение. Куда-то разгружаются весенние воды. В пещере сухо - значит, воды уходят вниз, а, главное нет слоя глины по стенам, верного признака стоячей воды.

Ну что ж, копать - значит копать. Но это уже в следующем году, а сейчас: длина, ширина, азимут… Записать в пикетажку. Есть. Теперь и покурить можно. О, спичка вспыхивает - ярче фонаря.

Трах-бум-бум!

Ого-го! Что твоя бомба. Почувствовал, как стены содрогнулись. Ничего себе. Около лестницы упало. Хорошо отошёл.

Пора. Сигарета докурена до пальцев. Надо выходить. Неохота? Киряков понимал, что лишние минуты нахождения в пещере лишний риск не только для него, но и для троих друзей, ожидающих его на уступах, заклиненных камнях. Он вернулся к лестнице.

Ого-го! Камень величиной со стул лежит рядом с концом лестницы. Его же тут не было?!. И верёвка перебита камнем. Вон обрывок валяется. Лестница хоть цела? Нет? Подёргать. Так. Вроде цела. Кусок верёвки, не бросать же здесь. Пётр смотал обрывок, пристегнул к поясу.

- Эй! Наверху! Ковалёв!

- А-а-а! - донеслось сверху.

- Страховку перебило! - Пётр посветил наверх. Две параллельные стены как бы сходились высоко-высоко. Извиваясь змеёй, туда, во мрак уходили блестящие ступени лестницы. Страховки не видно, вероятно перебита высоко. Киряков вступил на лестницу.

Рука за тросик, нога на ступеньку. Вторая рука, левая нога пяткой на ступень. ещё шаг, второй, третий. Но пока он ещё стоит на дне, - просто вытягивается тридцать метров тросиковой лестницы. ещё шаг. Мягкий рывок - его слегка подбросило вверх. Секунду переждать. Дать лестнице раскрутиться. Один оборот, другой. В обратную сторону. Остановилась. Теперь наверх. Медленно, не торопясь. Шаг за шагом, шаг за шагом. Все сто двадцать метров отвеса Генриховой бездны, с короткими остановками, с перетягиванием лестницы, с перестёжкой страховки. Наверх к солнцу, к свету, к теплу, к друзьям!

А что, по-вашему, делает спелеолог, отдыхая на привале, где-нибудь глубоко под землёй? Особенно, если перед ним поёт голубоватым пламенем бензиновый примус "Шмель"? Да ещё если он совсем один, когда остальные ушли дальше, вглубь пещеры, в лабиринт узких ходов, заклиненных камней, завалов? Открою секрет - конечно же над пламенем "Шмеля" сушит носки. Да, да - сушит носки, пристроив их рядом с котелком. Носки у спелеологов в пещере постоянно мокрые, ну в крайнем случае - влажные. Даже если пещера сухая. Может "точка росы" в резиновых сапогах поднимается выше? Не знаю.

Тишина. Ребята ушли в завалы нижнего угла огромного грота на поиски продолжения пещеры. Свет выключен. Александр Бережнов даже не зажёг свечу. Зачем? Без неё вроде даже теплее, да и думать не мешает.

"Хорошая пещера, огромная. Длинный, наклонный ход и отвес шестьдесят метров. Да ещё через завалы ход вниз пошёл. А ну как рекорд будет? Вот бы здорово!". А может и совсем не о глубине пещеры и будущем рекорде думает Бережнов. Может просто мечтает, чтобы скорей вернулись парни - вон чай уже закипает? А может, мечтает, чтобы скорее высохли носки, или решает не выбрать ли место посуше, да подремать? Но оставим ненадолго Александра в глубине пещеры и вернёмся на поверхность.

А в это самое время половина отделения № 4 под руководством Кирякова прочёсывала верх скальной гряды над снежным цирком со стороны хребта.

Светлана Коваленко распором поднялась узкой щелью и заглянула за скальный выступ:

- Ура"! Пещера! Большой вход!

Быстро переоделись в комбинезоны. Каски, верёвки, освещение и четвёрка скрылась в расщелине скалы.

Вначале шея довольно высокий горизонтальный ход, но уже через пол сотню метров потолок понизился настолько, что пришлось ползти на четвереньках. Узкий, невысокий лаз петлял влево, вправе опускался, поднимался; иногда ненадолго расширялся; попадались боковые ответвления.

Вдруг, передвигавшийся впереди, Киряков остановился: посередине небольшого грота зияло отверстие.

- Мужики, дыра!

Из провала лёгкий ток воздуха. Несёт пещерным холодом; внизу чувствуется объёмистая пустота.

Сидя на корточках - высота свода не позволяет стоять - Пётр не глядя нашарил камушек и сбросил его вниз… Тишина.

- Лучший метод измерения глубина отвесов, — изрёк Зябкин в бороду, - сбросить вниз хороший камень.

Зябкин, Лебедев, Киряков и даже Светлана Коваленко обхватили лежащий в проходе камень, весом килограммов этак в восемьдесят и, кряхтя и подбадривая друг друга, подтолкнули его к отверстию.

- И-и-эх?! - камень скрылся в провале.

Секунда, две, пять. Тишина. Семь, восемь, десяти… И вдруг, удар. Взрыв! Следом истошный вопль из глубины:

- А-а-а!

Откуда в новой, неизведанной пещере человеческий голос? Мистика? Галлюцинация? Померещилось?

А произошло вот что: по стечению обстоятельств группа Кирякова нашла второй, верхний вход в ту же пещеру С-160 и по низкому извилистому ходу вышла к потолку того же грота, где сушил носки Бережнов.

Таким образом, камень в. тишине пролетел все 90 метров похожего на бутылку с узким горлом грота и, совершенно неожиданно для Александра, буквально взорвался, разлетевшись на осколки в нескольких метрах от примуса.

Но, судьба, хранила Бережного и в этот раз! Единственно, он сильно испугался, а закричал так, на всякий случай, - как бы ещё чего не сбросили. Гораздо серьёзнее пострадал примус "Шмель", котелок, Сашкины носки, да, закипевший уже было, чай мелким озером разлился по полу грота.

Что ж, несмотря на такие вот, небольшие приключения, Сибирской экспедицией найдено, задокументировано и нанесено на карту района более сорока вновь открытых пещер различной глубины и протяжённости. Обследовало большое карстовое плато гор Арабика. Некоторое, наиболее экспансивные спелеологи, сделали восхождение на вершину пика Арабика (2860 м), высшую точку массива. Зачем? А черт его знает. Тянет, знаете ли.

В 1968 году Центральный Совет по Туризму и Экскурсиям по инициативе председателя Центральной секции Спелеотуризма Владимира Илюхина впервые организовал всесоюзный спелеолагерь. В Крыму, на Караби-яйле.

По просьбе Илюхина, дабы передать спелеологам СССР наработанную красноярцами технику и тактику штурма вертикальных полостей, для работы в этом спелеолагере были направлены три инструктора – красноярца. Мне кажется, можно и не называть их фамилии - читатели сами догадались, вероятно. Конечно же, Ковалёв, Киряков, Мартюшев.

Ну, что ж. По окончании экспедиции перебрались с Кавказа в Крым. Добрались на Караби-яйлу, каждый подучил по отделению новичков. Начальник спелеолагеря И. Михайлов к каждому красноярцу прикрепил стажёра, который должен был до тонкостей перенять богатый опыт Красноярских спелеологов.

И передача опыта началась!

Над зелёной всхолмлённой поверхностью яйлы, метров на 15-20 выступает скальная гряда серо-стального цвета. Август. Солнце. Жара. Отделение № 3 под руководством инструктора Мартюшева отрабатывает методы спуска с отвесов по верёвке и лестнице. Кстати, эти тренировки лучше проводить на поверхности, чем в пещере.

Все отделение друг за другом, кто побыстрее, кто совсем медленно, уже спустилось способом "Дюльфер".

- Показываю способ "Коромысло". Смотрите внимательно, - Мартюшеву, если уж совсем честно, лень самому спускаться. Ему бы сейчас лежать во-он под той яблонькой, наблюдать за всеми, иногда покрикивать: "Эй! Верёвку твёрже держи!", или что-нибудь в таком духе. Он, конечно же, так и сделает, но первый показ за ним. - Пропускаем верёвку, - основную верёвку, а не страховочную, - вокруг руки, за спиной, вокруг другой руки. Так. Следите, чтобы верёвка не попала на открытую кожу - обжигает. Страховка готова?

- Готова, - на страховке стажёр Аркадий Попов.

Мартюшев начал спускаться, подтравливая верёвку и переступая по отвесной скале. Время к обеду, солнце светит ярко. Жара. Из-под каски крупными каплями капает пот. Снять бы, конечно, каску, но… учебное мероприятие - не положено! Мелкие камушки, сдергиваемые верёвкой, пролетают мимо. Вот ужо и кончилась скала. Совсем рядом трава, поляна, кусты, яблони, наблюдающие за спуском спелеологи. Последний шаг.

Можно и "пошиковать" перед новичками. Мартюшев бросает верёвку и последние полметра прыгает вниз. Красиво, элегантно, но… В последнюю секунду левая нога зацепилась за маленький кустик, росший из расщелины, и он некрасиво, не эстетично, как-то спиной брякнулся оземь.

- 0-ох! - Захолону дыхание.

Новички - спелеотуристы стыдливо отвернулись. Неудобно разглядывать конфуз опытного инструктора.

В лагерь отделение № 3 вернулось, ведя под руки постанывающего инструктора.

А через три дня вновь происшествие. Юрий Ковалёв повёл своё отделение в пещеру Тисовая.

Кстати, после войны на Крымских яйлах, в том числе и на Караби, осталось много неразорвавшихся боеприпасов. И местные жители нашли самый удобный выход из положения - посбрасывали не взорвавшиеся мины, бомбы, снаряди в пещеры. Так вот, в той же Тисовой на глубине 60 метров, на полу огромного грота лежали четыре ржавые - прержавые мины, или бомбы, черт их разберёт, если не специалист.

Так вот в пещере Тисовой на глубине 40 метров извилистый, круто наклонённый ход вливается в стенку этого грота. Ковалёв объяснял своим новичкам, что эти самые бомбы ни под каким видом трогать не разрешается, ещё раз объяснил, как спускаться по стене гимнастическим способом, взял в руки лежащую на выступе, не закреплённую верёвку, и стал спускаться.

Спелеотуристы с интересом следили, соображая, как это опытные Красноярцы могут спускаться по стене держась за не привязанную верёвку. Сказать же о том, что верёвка ещё не привязана, они посчитали просто неприличным. Пятнадцать метров Юрий летел, скользил по стене грота, пытался хотя бы немного притормозить падение… Одним словом, ногу он ушиб крепко и в лагерь пришёл хромая.

Справедливости ради следует заметить, что у самого Ковалёва несколько другая версия данного случая: якобы он не спускался в грот, а, наоборот, поднимался наверх; верёвка была все же привязана, но собралась кольцам на уступчике и, когда Юрий поднялся десяток метров, она соскользнула, ну и так далее…

Пусть каждый читатель выберет себе версию по вкусу, лично мне, как автору, больше нравится первая, ибо её я слышал от участников его отделения, едва они вернулись из пещеры Тиссовая.

Итак, два красноярца из трёх уже продемонстрировали технику и передовую тактику. Оставался Киряков. И он не ударил в грязь лицом. Через несколько дней отделение № 2, которым командовал Пётр; вернулось из пещеры Мира. Впереди, в своих неизменных шортах, гордо опираясь на выломанный из дерева костыль, хромал Пётр Киряков!

Ну, что ж. На этом и закончим год 1968-й!

1969 ГОД.

 

Начну, как обычно, с газетных публикаций.

"Красноярский рабочий", 21.03.69 г., статья Л. Петренко "Неисследованный мир".

"Многие думают, что сегодняшний день оставил нам мало мест, где можно пройти нехожеными тропами. Это не так. "Белые пятна" вокруг нас - таинственный мир пещер, мир запутанных лабиринтов, труднодоступных шахт, подземных озёр и рек".

Далее идёт обычное описание Торгашинского провала, с тем самым атрибутом брёвен, брошенных в провале и выплывших в Енисее, первыми спусками и т.д. И продолжение: "Нынешней зимой в Торгашинском провале были сделаны интересные открытия. Удалось установить связь водоёмов в двух различных участках пещеры. Возможно, разобрав каменный завал, удастся найти ход, соединяющий две совершение автономные система пещеры. Другое открытие было сделано в районе грота "Жуткий треугольник". Здесь был пройдён и задокументирован новый кольцевой участок пещеры протяжённостью свыше 200 метров, состоящий из двух гротов и нескольких колодцев, уводящих на глубину 115 метров. "Бездонная яма" по количеству открытий оказалась действительно бездонной.

Да, были открытия, новые пещеры, новые ходы и системы в уже открытых пещерах, но я, едва увидел в газете Л. Петренко, вспоминаю подъём из "Жуткого треугольника" в грот "Снежный" не колодцем, как обычно, где, уж не помню почему, мы не навешивали снаряжения, а соседним камином, в распор все двадцать вертикальных метров. Нас было четверо: Л. Петренко, В. Бикеев, Б. Мартюшев и одна карбидная лампа на всех! Да и лампа-то едва-едва светила из-за отсутствия води. Но тут самым находчивым оказался Бикеев. Он, как бы это поделикатнее выразиться, просто помочился в лампу. Сразу огонёк, из чуть телепающего превратился в хорошее голубое пламя, и мы полезли наверх. В середине, между Петренко и Мартюшевым, скребся Бикеев, подсвечивая то одному, то другому.

Но, где-то в середине отвеса наша карбидка, наша последняя надежда, неожиданно взорвалась, оставив нас в камине совершенно без света и в такой неприятной Бикеевской вони, что мы с большим трудом, на ощупь, выбрались на поверхность.

А вот несколько строк из "Советской России" от 13.12.69 г. "В Саянских горах немало великолепных пещер, как магнит, притягивающих спелеологов из разных городов Союза. НА СНИМКЕ: грот Грандиозный в Бородинской пещере. Фото А. Полякова (ТАСС)"

Что об этом можно сказать? В течение двух дет фотокорреспондент ТАСС, Александр Поляков, активно сотрудничал с Красноярскими спелеологами, ходил в пещеры вместе с нами и на Кавказе, и в Саянах. И снимал, снимал, снимал…

Как-то в Торгашинке, в самом начале "Шкуродёра", я, по своей наивности, убеждал Полякова, что у него не получатся фотографии, (почти все спелеологи, и я в том числе, увлекаются любительской фотографией), когда он без фотовспышки, освещая Кирякова лишь одной свечкой, снимал на плёнку 65 единиц. Но, посмотрев потом фотографию я был поражён: это был не просто портрет Кирякова, нет это была высокохудожественная работа. Это был портрет спелеолога! Смотря на фотографию, я не видел Кирякова; я видел спелеолога, который лазит под землёй уже несколько часов, и столько в его лице усталости, одухотворённости, мечта и чего-то возвышенного, чего я и понять не в состоянии.

И ещё одна небольшая заметка в "Красноярском рабочем" от 23.11.63 г., которая поразила меня нашей общей дикостью, бескультурьем.

"Утеплённые стоянки в лесу для механизмов получили широкое признание у лесозаготовителей. В них быстро можно подготовить технику к работе, не тратя много времени на разогрев двигателей.

Решили построить такой гараж а в Таёжинском лесопункте. Но когда стали подыскивать место под строительство, вспомнили про пещеру, расположенную недалеко от лесосек. её размеры вполне устраивали механизаторов. В двух залах, соединённых просторным ходом сообщения легко можно разместить до десяти тракторов и лесоукладчиков.

Сейчас в пещере заканчиваются работы по установке отопительной системы. Скоро она начнёт служить людям".

Лечебницы, профилактории, экскурсионные объекты в пещерах - это ещё куда ни шло, да и то это надо делать весьма осторожно, но гараж для тракторов?! В уникальном природном образовании - пещере? Не хочется ничего даже добавлять к такой заметке. Пусть этот гараж останется на совести лесозаготовителей.

В "Красноярском рабочем" 1.05.69 г. появилась статья П. Кирякова "По приглашению Польских спелеологов".

"Члены Красноярского краевого клуба спелеологов в феврале этого года получили приглашение польских спелеологов приехать в Польшу и посетить пещеру "Снежную", которая находится недалеко от города Закопане в Татрах. Эта пещера интересна для спортсменов тем, что глубина её достигает 860 метров и подобной нет у нас в стране.

А пещера эта считается одной из сложнейших для прохождения. Достаточно сказать, что вход в неё был настолько завален снегом, что три дня пришлось потратить на то, чтобы пробиться внутрь её…

По рассказам польских спелеологов, на путь от "Колодца" до "Дна" и обратно группы из 6-8 человек тратят до 24-30 часов. При этом до "Дна" доходят два-три человека, остальные остаются на отвесах. А нас, вместе с проводником, пятнадцать, и все хотят попасть туда. Выходило, нам нужно для этого не менее 48 часов. Но прошли мы этот путь туда и обратно за 21 час. Вот почему Роман (польский проводник - М.Б.) признался, что такой темп ему непривычен".

Строго говоря, 1969 год для клуба был, пожалуй, самим урожайным. Судите сами: впервые такой массовый выезд за рубеж членов клуба. Да ещё не надо забывать, этот выезд совершён в застойное время, когда вообще за рубеж попасть было трудно; в этом же году на Кавказе (хребет Алек, верховья р. Хоста) красноярцы вновь установили рекорд СССР - пройдена пещера Назаровская - 500 метров глубины. Впервые в СССР достигнут рубеж в полкилометра по глубине пещеры. Это ли не сенсация. По тем временам это был наш, спелеологический Эверест! Да и у себя в крае совершено величайшее открытие: найдена пещера Большая Орешная (пока только 6 километров подземных лабиринтов, но это лишь начало Большой Орешной!).

Но, вернёмся к началу года, к поездке в Польскую Народную республику. Только не надо забывать, что каждую субботу, воскресенье члены клуба ходили в близлежащие от города пещеры - Торгашинские, Бирюсинские, Манские; на праздники, уезжали подальше - в Бородинскую, Джебскую, Кашкулакскую, Лысанскую, и т.д.

Итак, выезд в Польшу. В начале года на клуб пришло приглашение от польских спелеологов, и… началось хождение по кабинетам. Надо отдать должное Игорю Ефремову и Мавру Николаевичу Добровольскому - основная нагрузка по оформлению легла на их плечи. Они прошли все инстанции от краевого Совета по Туризму и Экскурсиям и Крайсовпрофа, до краевого комитета партии.

В одном кабинете чиновник требовал:

- Дайте слово, что не опозорите лучшую в мире страну, завоюете первое место.

- У нас не соревнование, а совместный спуск в пещеру "Снежная".

- Нет! Раз спелеология - спорт, вы обязаны занять первое место.

Инструктор крайкома партии, едва не упал в обморок:

- Вы что? Как вы смеете? Идти на приём к ПЕРВОМУ с обычной картонной папкой? Сошли с ума?

- При чем папка? Главное - бумаги внутри!

- Нет, нет, нет! Вот, возьмите… - подарил парням толстую красную папку с золотым тиснением "К ДОКЛАДУ".

Не знаю уж папка ли сыграла роль, ила настойчивость Ефремова, но разрешение на выезд было получено.

От Красноярска в поездке участвовало восемь человек, но в их числе не было Б. Мартюшева. И не потому, что он не имел желания съездить за рубеж, просто ему в этот раз крупно не повезло. А как хорошо все начиналось.

Персональное приглашение на фирменном бланке из Польши. Характеристика - рекомендация от Красноярского завода Телевизоров, где он тогда работал, подписанная комитетом комсомола, парткомом, директором… В этот период Мартюшев был членом сборной завода и чемпионом края по парашютному спорту, так что заводской спорткомитет и ДОСААФ помогли в оформлении характеристики.

Через неделю Борис исправно потел на внеочередном заседании бюро Райкома ВЛКСМ, до умопомрачения, до скрипа мозгов пытаясь вспомнить какая власть в Польской Народной республике, кто такой Герек и за что "мы их уважаем". В результате игры в вопросы и ответа получил-таки характеристику Райкома ВЛКСМ и добрался до последней подписи.

Предварительная запись на неделю вперёд, и вот, немного смущаясь, Мартюшев вошёл в кабинет секретаря Райкома Партии!

Общее впечатление - зелено-зелено. Как на лужайке. Просторный, нет! Огромный кабинет, побеленный с зеленоватым колером, необъятный стол буквой "Т", обитый темно-зелёным сукном, мягкие стулья вдоль стола и стены тоже обтянуты зеленью. Перед таким величием у Мартюшева непроизвольно задрожали ноги.

"Присесть бы, - вяло думал он, - Страшно. Наверное, не положено. Без приглашения начальства нельзя. Никак нельзя! Ладно, уж, постою. Ух, черт побери, в пещерах, под куполом парашюта так не трусил".

- Выкладывайте ваше дело, молодой человек.

А, это же ко мне обращаются - Мартюшев как можно короче объяснил ситуацию, рассказал о вызове в Польшу, глубоко пряча внутреннюю дрожь, прошагал через весь кабинет и протянул бумаги Секретарю.

Тот внимательно читает приглашение, характеристики, рекомендации. Вот сейчас он возьмёт ручку из массивного прибора на столе, и…

- Не подпишу…

- Почему? - опешил Мартюшев. - Но, почему?

- Ты ж на заводе Телевизоров работаешь, - снизошёл до объяснений хозяин зелёного кабинета.

- Так ведь директор завода подписал, секретарь парткома - тоже, - ещё пытается клянчить Мартюшев.

-Ну и что? А я не подпишу. И ничегошеньки ты не сделаешь.

И действительно, ничегошеньки Мартюшеву сделать не удалось. Ни в КГБ, ни в отделе ВИЗ без подписи Секретаря Райкома даже не стали разговаривать. Обойти эту подпись он не смог. Единственное, что он сделал - помог погрузке снаряжения в поезд, увозящий парней в Польшу, но, увы - без него.

По приезду парней были разговоры, разговоры, рассказы, рассказы. Начну с того, как спелеологи проникли в пещеру "Снежная". Помните в статье Кирякова: "…вход был настолько завален снегом, что три дня пришлось потратить на то, чтобы пробиться внутрь её".

На самом деде все выглядело так. На длинном снежном безлесном лавиноопасном склоне было входное отверстие. Вернее, отверстия не было.

- Где-то здесь, - показали спелеологи Вроцлавского клуба.

И сибиряки начали копать. Откидывали снег кто чем мог: лопатами, крышками, просто руками. Час, другой…

Наконец-то! Вход! Судя по описанию, далее идёт горизонтальный очень узкий ход, длиною десять метров, которой заканчивается стометровым отвесом. Эти десять метров преодолеваются только ползком. Но сегодня этот лаз тоже в тугую напрессован снегом. Работа по раскопке резко замедлилась. Теперь технология откапывания пещеры Снежная выглядела примерно так: запахнувшись поплотнее в штормовку, спелеолог, извиваясь, на животе заползал внутрь, зачерпывал кастрюлю снега, после чего его веревкой вытягивали назад.

Снег из кастрюли вываливали на склон и цикл повторялся. Таким методом к вечеру вход в пещеру был прокопан.

Радостные спелеологи спустились до зоны леса, переночевали в избушке. Утром штурм!

Однако не тут-то было. Вместо раскопанного вчера входа в Снежную, ровный, девственно чистый снежный склон. Ночная лавина свела на нет все усилия Сибиряков.

Что ж! Супротив природы не попрёшь! Конечно, жаль затраченного труда и немного страшно, а ну как заткнёт вход, пока люди будут внизу, в пещере? Но делать нечего, надо копать.

Снова определили: "Где-то здесь". Снова раскопки. К вечеру, уже в темноте, путь в пещеру открыт. Мокрые, холодные, полу замёрзшие спелеологи решили на ночь уйти в зону леса, отогреться в избушке.

Но… история повторилась. Ночная лагуна вновь замуровала вход! Опять раскопки. Только на этот раз ребята не пошли ночевать в избушку, а, едва освободился проход, начали штурм пещеры.

Разумный читатель скажет, что могли бы и в первый день так сделать, а не идти ночевать в избу. Но, полез бы такой умный читатель совершенно мокрым в пещеру, зная, что вход может вновь закупорить лавина? А? И, главное, сразу за узким десятиметровым лазом - отвес сто метров. Притом, чистый отвес. Так что, поневоле призадумаешься. Вот такой огромный, нерасчленённый отвес впервые встретился советским спелеологам. Кстати, на этом отвесе произошёл случай, в результате которого Игорь Ефремов сделал очередное открытие в технике спелеологии.

На дне большого грота, прямо под стометровым отвесом, разбит базовый лагерь. Гудят примуса, варится ужин, на уступах расставлены свечи. "Толпа" переодевается. Кто готовится спать, а кто и ужинать. Перед горой рюкзаков с продуктами удивлённый проводник:

- Панове, куда столько? Здесь еды на месяц!

- Не волнуйся, Роман, - спокойно уверяет его Лев Сандахчиев. - На штурм должно хватить.

Однако Роман никак не может "вразумети", как за один штурм, продолжительностью максимум двое суток, можно съесть столько продуктов. Просто он ещё не знает сибиряков, которые любят-таки поесть. И желательно поесть поплотнее.

Питание в Польше, по сравнению с нашим, очень дорого, и всю еду парни привезли с собой. На всякий случай, захватили и пару ящиков водки. Через границу разрешено провозить две бутылки на человека. Не пропадать же разрешению - вот и купили два ящика!

Потом в поезде Вроцлав - Краков, или Краков - Варшава, когда ребятам достались только стоячие места, а ехать всю ночь, чтобы не было очень уж скучно, они и открыли бутылку. И надо же такому случиться - рядом с ними оказался ксёндз. В чёрной сутане и шапочке, как положено. Общительные сибиряки тут же решили укреплять международные отношения:

- Отец. Не побрезгуй. Выпей с Русскими.

- Нет, панове. Религия не позволяет употреблять спиртное. Спасибо, но не могу.

- Хорошая религия, отец. Она права. Но, надеюсь, она же не запрещает попробовать русскую водку?

Ксёндз на секунду задумался:

- Нет, пробовать, кажется, не запрещает…

Выпили, закусили, занюхали, чем бог послал… Налили ещё по одной.

- Давай, отец. Пей быстрее, не держи стакан.

- Нет, нет. Нет, панове. Не положено. Религия.

- Хорошо. - Нашёлся Николай Мороз, спелеолог из Новосибирска, на протяжении многих лет хороший друг красноярских спелеологов. - Нельзя пить - не пей! О чем речь? Ну, а скажем, повторять… Повторять-то религия не запрещает?

- Повторять? - ксёндз вновь задумался. - Нет, вроде…

- Ну вот. Ты не пьёшь. Просто повторяешь.

Одним словом, через пару часов, ксёндз уже увлечённо говорил о политике, и все выяснял у спелеологов, уважают они его или нет?

Кстати, продукты, привезённые с собой, помогали нашим парням жить по своим меркам. Однажды парни были приглашены на торжественную встречу (банкет – по официальному). На столе перед каждым бутылка сухого вина, блюдце (а может десертная тарелка?) на котором нарезана просвечивающими пластиками копчёная колбаса и тонюсенький ломтик хлеба. Все чинно, чопорно, торжественно. Сказана речь, выпит фужер вина, колбаски и хлеб моментально исчезли в желудках сибиряков. И все! Ни тебе горячего, ни какой другой закуски на следующие тосты.

И только по окончании банкета, прямо в гостинице ребята разожгли примуса, наварили каши с тушёнкой и наелись по-сибирски, прочно!

Я, кажется, немного отвлёкся?

В базовом лагере варится ужин, идёт подготовка: кто-то пытается над примусом подсушить носки, рукавицы и даже комбинезон, а по верёвке, навешанной на стометровом отвесе, спускаются последние участники экспедиции. И приземляются они совсем рядом, буквально в двух-трёх метрах от базы.

Ну, вот, наконец, последний. Это - Николай Мороз. Кстати, на поверхности давно уже ночь и вход в пещеру может в очередной раз закупорить лавина.

Мороз "едет" по верёвке на скользящем спусковом приспособлении, изобретённом в Новосибирске. Пройдена уже половина отвеса. Скорость спуска приличная, верёвка жжёт руки сквозь верхонки. И тут верёвка, тот конец её, которым тормозят, регулируя скорость, вырывается из руки.

Почти без трения верёвка скользит в спусковом приспособлении, и Николай с ускорением начинает просто падать вниз. Все быстрее и ниже. Судорожно пытается схватить, поймать прыгающий, ускользающий конец верёвки. Вот он уже в 20 метрах от дна. В 15 …

Внизу все оцепенели. С ужасом смотрят вверх на стремительно падающий пучок света. Что делать? Чем помочь? Как быть? Вот что значит спуск последнего без страховки!

И только Ефремов! Игорь Ефремов! Непонятно, в какие доли секунды в его мозгу вспыхнула спасительная мысль. Мысль, которая тут же облеклась в действие.

Единым толчком бросил Ефремов своё 90 – килограммовое тело туда, месту приземления и всем телом повис на верёвке, по которой спускался – теперь уже падал – Николай. И чудо свершилось! Туго натянутая верёвка заклинилась в спусковом устройстве Николая, и он плавно завис в нескольких метрах от дна, раскачиваясь вверх – вниз.

Инцидент закончился благополучно, а по приезду в Красноярск Ефремов предложил ещё один метод страховки снизу последнего спускающегося за основную верёвку. Долгое время этот метод применялся на больших отвесах.

А вообще-то весь штурм сибиряками Снежной пещеры в польских Татрах отличался огромной скоростью прохождения, что было внове для европейской спелеологии. Проводник Роман вскоре вынужден был снять один из двух свитеров – темп движения оказался для него жёстким. Но больше его поразило, как ребята без просьб и напоминаний хватали любой транспортный мешок, а если подвернётся, то и два и тащили их наверх (это уже на подъёме, когда народ и так уставший). Такое взаимопонимание он встретил впервые. Весь механизм штурма работал настолько чётко, что вместе с транспортниками подняли наверх и рюкзак Романа с личными вещами.

Но более всего был поражён Роман на подземном озере.

Метров тридцати длинной озеро заполняло весь ход. Было два варианта преодоления его: осторожно, по полочкам лезть над водой, либо по пояс в воде перебрести озеро (надувных лодок экспедиция не имела). На второй вариант никто не отважился, – как и во всех пещерах, вода страшно холодная.

И вот парни смотрят, как Лев Сандахчиев, иногда выдавая нецензурные слова, медленно перебирается по стене, выискивая зацепы, карманы, полочки. Он уже прошёл почти весь участок, осталось метра 3-4 до противоположного берега, но (может Бог наказал его за брань?)…

- Бульк – тых! – срывается Сандахчиев в озеро.

- Упал … твою мать! – срывается фраза с его языка.

Ситуация просто комичная, но парням как-то неудобно смеяться над неудачей товарища, тем более сейчас каждому предстоит такое. Лева бормочет себе под нос что-то из своего репертуара и, вместо того, чтобы быстрее добежать до берега и попытаться хотя бы немного выжать одежду, возвращается к ребятам.

- Зачем? – недоумевает Роман.

- Почему? – удивляются остальные.

- Решил ещё раз пройти по стене, - хохотнул Киряков. – ради тренировки.

Между тем Сандахчиев, раздвигая прозрачную воду грязным комбинезоном, подошёл к парням:

- Петька, садись на спину. Так – перетак!

- Лева. Ты сошёл с ума? Да? – пытается выяснить Роман.

- Я уже все равно мокрый, как … – тут он ввернул таки свои излюбленные слова, - зачем же и вам мочиться?

И всех участников одного за другим Лева перенёс на спине через озеро.

Это была непостижимая логика сибиряков. Логика, не вмещающаяся ни в какие наставления методички.

Были в этой экспедиции и ещё приключения и под землёй и на поверхности, но перейдём, пожалуй, к летнему этапу 1969 года, к Большому Кавказу.

Начался спелеологический Кавказ всесоюзным сбором инструкторов на турбазе "Красная поляна". Вероятно, не надо объяснять читателю, что тогда ещё не начиналась борьба с пьянством, так что у входа на турбазу, справа от величественной арки ворот, усатый грузин продавал стаканами Саперави и Хванчкару. Прелестное вино. Турбаза, волейбол, танцы, вино. Несколько дней теории – экзамен. И разъехались по пещерам.

Отделение москвичей работало неподалёку от турбазы "Красная поляна" в левом боковом ущелье. Они нашли и задокументировали новую пещеру. И надо же, непередаваемое везение, буквально через день после их отъезда мощный селевый поток так плотно закупорил вход в пещеру, что и по прошествии нескольких лет он ещё не открылся.

В те времена слово СЕЛЬ лично для меня было пустым звуком. В Сибири нет такого природного явления, по крайней мере, я не слышал.

Но в 1976 году, когда я всерьёз, не бросая спелеологию, увлёкся мототуризмом, я все же познал, что это такое.

Мы тогда на двух "Явах" поднимались от Пенджикента в горы Западного Памира ан перевал Шахристан. Хорошая асфальтированная дорога, подрезая зелёный травянистый склон, тянется к виднеющемуся вдали увалистому гребню на высоту более трёх тысяч метров. Иногда, извиваясь серпантином, она делает несколько петель, набирая высоту, забегает в поперечные ложбинки, срезает небольшие скальные выступы. Сухой горный воздух до боли высушивает ноздри. Жарко!

За очередным поворотом по дороге натружено пыхтел, катаясь вперёд-назад большой жёлтый бульдозер. Зачем он здесь? Что делает на пустынной горной дороге?

Оказывается из правого узенького оврага, не далее как вчера, объяснил бульдозерист, прошёл маленький сель.

Ничего себе, маленький! Какой же тогда должен быть большой, если сейчас весь овраг, да и метров сто дороги забито темно коричневой глиной вперемежку с камнями. Этот полу застывший поток широким уступом оседлал дорогу и растёкся ниже по долине. Коричневая масса на горячем азиатском солнце уже засохла, покрылась корочкой.

Мой напарник решил проверить, выдержит ли она мотоцикл, но уже через пару шагов верхняя корочка проломилась, и мы с большим трудом вытащили барахтавшегося в жидкой грязи Валерия. Он был довольно смешон, так как единственное, что ему удалось не измазать липкой глиной – белый мотоциклетный шлем.

Как бы плотно снежная лавина не закупорила вход в пещеру Снежная в Польше, её можно откапать, имея шанцевый инструмент, людей и желание. Другое дело грязекаменный поток – СЕЛЬ. С ним шутки плохи.

Однако в этом году отделение красноярских инструкторов на хр. Алек, в зоне леса, где селя даже теоретически быть не может. Мы штурмовали пещеру Назаровская.

Обратимся, как обычно к газетным публикациям. "Комсомольская правда". Репортаж специального корреспондента Леонида Репина "Экспедиция в бездну".

"А ту пещеру я им нашла. Шла как-то по медвежьей тропе и увидела. Я подумала тогда: пусть она будет самой дальней и самой глубокой (из разговора с женой лесника – Таисией Фёдоровной Назаровой). Эту пещеру так назвали – Назаровской.

Назаровская оказалась строптивой: за гигантским, величественным входом прятались узкие лазы и вертикальные каскады, по которым стекала подземная река. Река эта вливалась в сложный сифон – естественное озеро, в которое нырял ход. Этот сифон стал у спелеологов притчей: семь лет как открыли пещеру, и ни разу никому не удавалось его пройти.

В то утро я проснулся рано и сразу почувствовал в лагере какое-то лихорадочное возбуждение. Оказалось, ночью вернулись две группы: одна из Назаровской, другая – из той, куда спускался я с Пантюхиным. В Назаровскую ходили красноярские спелеологи. Они дошли до сифона и, не веря самим себе, обнаружили между каменным сводом и поверхностью воды открылся узкий просвет – сантиметров на десять, не более. Но для спелеологов и эта удача – редчайшая. Красноярцы преодолели сифон и дошли до глубины почти 400 метров – дальше же они идти не могли, потому что кончилось снаряжение.

В Назаровскую (на второй решительный штурм – М.Б.) пошли красноярцы и несколько человек из других городов. Среди них был Илюхин (председатель центральной секции спелеологов СССР – М.Б.). Контрольный срок возвращения группы истекал через двое суток.

Поздним вечером я вместе с двумя спелеологами пошёл к Назаровской, чтобы помочь группе поднять снаряжение.

Вход в пещеру был прекрасен. Огромная арка из массивных глыб, упирающаяся одним концом в гладкую вертикальную стену высотой метров тридцать. Сверху над входом нависли ветви старых деревьев, одно из которых, не выдержав собственной тяжести, рухнуло и теперь упиралось одним концом мощного ствола в вертикальную стену.

Это было очень странное зрелище: где-то далеко под ними плавно покачиваясь, ползли белые каски. Людей не было видно – их поглотила тьма и потому каски напоминали какие-то странные существа ползущие неровной вереницей по поверхности.

Первым вылез Володя Ляшков. Он поднялся по лестнице и, в конец обессиленный, сел тут же на камни. Он был мокр, как если бы вышел из-под воды, грязен, как если бы век прожил под землёй. У него были синие губы, безмерно усталый взгляд и руки с белыми ладонями и глубокими морщинами – от долгого пребывания в воде.

Потом вылез на свет Пётр Киряков – тоже весь синий, достал негнущимися пальцами флягу, отвинтил пробку, добыл сигареты и вместе с Ляшковым их раскурил.

Мы поднялись к костру, и спелеологи стали снимать комбинезоны, подставляя застывшее тело поближе к огню. Двое едва сели, тут же уснули. Тридцать часов они продирались в пещере, иной раз по шею в воде – и греться им там было негде.

Когда я уезжал, один из спелеологов сказал: "Да, такое адское переохлаждение могли выдержать только эти ребята из Красноярска". Не знаю, так ли это. Возможно. Знаю только, что работа, которую они проделали, была невероятно трудна.

Они лезут под землю, потому что там перед ними открывается таинственный, прекрасный мир. Мир, в котором до них никто не бывал. Они открывают его. И, открывая, проверяют свою волю и мужество.

Вчера, когда делался номер, мне позвонил Владимир Илюхин. Он сообщил, что, по уточнённым данным, новый рекорд страны – ровно пятьсот метров".

Так описана наша работа. И это было правдой.

Долгие годы штурм Назаровской не давал мне покоя. Наконец в 1980 году я написал художественно – документальную повесть на основе воспоминаний того лета 1969 года. Печатать её, естественно, никто не собирался, да я и не носил её по редакциям. И вот сейчас небольшие фрагменты из неё вставляю в наше повествование. Меня могут упрекнуть, что кое-где я поднаврал, мол, некоторые эпизоды просто придуманы. Может быть! Вполне может быть! Но ведь это не главное. Основное – выдержан дух того времени, показано моральное состояние спелеологов, их безудержное стремление проникнуть глубже, туда, где ещё никто не был. А огромный риск и острые приключения все же были. Были. Может и не совсем так как описано, но были. А, впрочем, пусть читатель сам рассудит.

Темнота обступила его со всех сторон, давила на лицо, шею, руки. Казалось её можно щупать руками, резать. Помимо воли вслушивался он в окружающую черноту, пытаясь уловить шаги товарищей. Но кроме своего хриплого дыхания он не слышал ничего. Через несколько минут дыхание успокоилось, и стало слышно как капли, срываясь со стен, падают в озеро, разбиваясь о воду. Звук был похож на чёткие удары метронома. "Дзы-ынь… сейчас следующая… Дзы-ынь… сейчас… Кстати, который час?" – мысли, будто прорываясь сквозь черноту пещеры, были какие-то вялые, никчёмные: "Прошли уже с десяток отвесных участков метров по двадцать пять – тридцать, да и основной ход с большим уклоном. Значит надо мной метров двести – триста камня. Интересно, какая погода сейчас наверху? Лишь бы не было большого дождя. Тогда уж точно наверх не вырвешься".

По ноге побежали "мурашки". Он слегка пошевелился, изменяя положение и сразу всем телом почувствовал озноб. Сырая рубашка под комбинезоном неприятно липла к телу, наполняя его холодом.

Что-то не так. Что-то изменилось. Что? Метроном сломался! Нарушился ритм падающих капель. То он замедлялся, почти замирая, то убыстрялся, сливаясь в звонкий ручеёк. Мужики подходят к отвесу. Хорошо!

Через несколько минут темнота сменилась каким-то светло – серым светом и стала различима стена напротив. Он посмотрел вверх. Высоко, под самым потолком, до которого было метров 50-60, засверкали сполохи, перемещаясь по стенам вверх – вниз. Стали слышны неразборчивые голоса ребят. Задёргалась верёвка, висящая вдоль стены. Кто-то уже спускается.

"Чётко идёт. Со страховкой, словно на тренировке… Наверное, Илюхин",- подумал он.

Человек на верёвке спустился почти донизу. Приостановился. Видно было, как он высвечивает дно, огладывая место приземления. Оттолкнулся ногой от стены, развернулся и твёрдо встал на обе ноги в полуметре от неглубокого озера под отвесом.

- Молодец, Илюхин. Красиво спускаешься.

Владимир не ответил. Отстегнул страховочную верёвку, вытащил из воды конец основной, по которой спускался, отошёл пару шагов в сторону и только тогда крикнул наверх:

- верёвка свободна! Следующий! Что там дальше? Какой ход? - обратился к сидящему спелеологу.

- Не знаю. Не ходил.

Опять задёргалась верёвка, и стал слышен шипяще – свистящий звук. Кто-то быстро, очень быстро, почти не затормаживая, спускался вниз.

- Кто это? – спросил Илюхин.

- Наверное, Киряков. Пижонит.

Раздался громкий всплеск. Пётр Киряков, немного не под рассчитав, угодил в озеро. Брызги ударили в стены, а он, стоя по колено в воде, крикнул наверх:

- Пошёл! Следующий! – и начал отстёгивать верёвку.

Спелеолог, спустившись пол отвеса, неожиданно остановился. Снизу было видно, как он, раскручиваясь, то в одну, то в другую сторону, отчего луч его фонаря делал широкие круги по стенам грота, пытается расстегнуть на груди верёвку. На площадке появился ещё сноп света и раздался усиленный пещерой голос Ларионова:

- Ковалёв, что приключилось?

- верёвка запуталась, - хрипло ответил висящий в тридцати метрах Юрий Ковалёв.

- Сам распутаешь?

- Постараюсь.

Сейчас, в данную минуту, Юрию было трудно. Необычайно трудно. верёвка под тяжестью тела натянулась, и распутать её в таком положении практически невозможно. Да ещё страховка сдавливает грудь так сто трудно дышать.

- Ковалёв отдых себе устроил, - подходя к Илюхину, пошутил Пётр Киряков.

Владимир не ответил. Не хотелось ему быть сейчас на месте Ковалёва.

Между тем от Юрия сверху донеслось:

- Ослабь страховку, дышать трудно…

И через полминуты:

- ещё сильнее затянулась… Не распутаешь… Бросай лестницу!

С минуту ничего не было слышно, потом раздался звон и, раскручиваясь вдоль стены, прокатился моток лёгкой тросиковой лестницы. Видно было как Юрий, раскачиваясь, пытается дотянуться до неё. Поймал одной рукой, подтянул к себе, встал на неё ногами, отстегнул верёвку и пошёл вниз.

Спустившись, Ковалёв спокойно, словно и не висел сейчас на тонкой верёвке на высоте пятиэтажного дома, сказал:

- Отойдём немного, сейчас сбросят транспортники, - и крикнул наверх:

- Давай, швыряй!

Ребята стояли и молча курили, слушая как десятикилограммовые транспортные рюкзаки, похожие на большие сосиски, гулко шлёпались в озеро.

- Пять. Шесть. Восемь. Все.

- Не все, - возразил Илюхин. – ещё два.

- Их нельзя бросать. Продукты, примус, кухня… Один на мне, другой - у Ларионова.

- Уж не из-за него ли у тебя запуталась верёвка? – спросил Пётр.

- Наверное.

Спустившийся с отвеса Ларионов подошёл к ним:

- Берите мешки и вперёд. Много времени потеряли на этом отвесе.

 

II

Пещера была непохожа на многие другие, а за время занятия спелеологией он прошёл их не одну сотню. Сибирские, Крымские, Уральские пещеры обычно широкие с довольно низким потолком. Назаровская же, по которой они сейчас шли, представляла собой узкий и высокий коридор, по дну которого непрерывно бежал ручей, чем ниже становясь все полноводней. Временами возникало ощущение, что они не передвигаются, а поднимают и опускают ноги, оставаясь на одном месте. Все также на расстоянии полуметра слева и справа серо – черные стены, уходящие в никуда, все так же свет фонаря не достигает потолка… Иногда это однообразие неожиданно прерывалось. Пол впереди обрывался и вместо него зияла чёрная бездна, в которую с грохотом падал ручей.

 

III

Перед очередным отвесом группа отдыхала, ожидая, пока Ковалёв и Петром навешают снаряжение. Расселись, кто где смог найти место посуше. От всех шёл густой пар. Мартюшеву не досталось сухой полки, и он уселся прямо на транспортник, облокотившись спиной на мокрую и холодную скалу и устало, опустив ноги прямо в журчащий ручей.

Раздались голоса, шлёпанья ног, скрежет металла о стены, и из-за поворота к отдыхающим парням подошли Гутов с Кореневым.

- Что так долго? – повернулся к ним Ковалёв.

Маленький коренастый Коренев вышел из-за спины могучего Гутова, сбросил транспортник на пол, снял второй со спины, уселся на них и, посмеиваясь рассказал:

- Спускаюсь это, значит, я с отвеса, а внизу сидит грустный Борька, - Коренев кивнул в сторону Гутова, который ещё не успел снять транспортник, - и как Алёнушка чуть не плача смотрит в воду. Говорю ему: "Идём дальше". - А он:

- Не могу. верёвка в озере. Жалко.

- Как в озере?

- С отвеса бросил, она в озеро упала.

- Ну, так доставай.

- Вода уж больно холодная.

Жалко мне стало Гутова, а он посидел ещё немного, запустил руку по самое плечо в ледяную воду. Вытащил. Посмотрел на меня, на неё и говорит:

- Ген… Я че вытащил, а?

- Как что? – говорю, - капроновую верёвку, основную, длинной метров сорок. А чем ты недоволен?

- Я ж сверху бросал шестимиллиметровый репшнур. Слышь, Генка, может она в воде разбухла? – с тайной надеждой спросил меня Борис.

- Капрон не разбухает, - говорю ему, а он чуть не плача: "Знаю!". И опять рукою в озеро. Долго там шарил. Наконец нащупал - тащит. Что бы вы думали? - Коренев выдержал эффектную паузу:

- Транспортник с вестницами!

Подземная галерея огласилась хохотом. Смеялся даже всегда серьёзный Илюхин.

- И только с третьего захода удалось ему вытянуть репшнур, - закончил Коренев.

- Вещи-то хоть принесли?

- Конечно!

- Кто побросал? Петька, ты? Или Мартюшев? - Ковалёв решительно встал. - Гена, давай шлямбур. Стену долбить надо. Здесь ни одной щели для нормального крюка.

 

IV.

Далеко внизу, чуть видимый, горел фонарь Кирякова. Спелеолог осторожно, без рывков и излишних торможений спускался к маленькому светлячку внизу. Мимо медленно уплывала вверх стена. На темно-коричневом фоне её отчётливо выделялись более светлые горизонтальные полосы, на которых кое-где прилепились сухие веточки, трава, какие-то корешки.

Что ж, во время хорошего ливня наверху, вода заполнит грот во-от до этого уровня. И если окажешься внизу… Конец! Но, будем надеяться, что сегодня не будет дождя. По крайней мере, ночью, вернее рано утром небо было чистым. Почему же вода заполняет грот до потолка? Сифон! Сифон… Бич. Странный бич обводнённых пещер.

В пещерах часто встречаются озера. Чтобы преодолеть их приходится плыть на лодке, либо, скользя и царапая стену сапогами, пробираться над озером по небольшим полочкам, цепляясь за микротрещины. Ну, а если подземное озеро занимает весь ход, а потолок, постепенно понижаясь уходит под воду - это сифон. Может за сифоном и есть, точнее, наверняка есть, продолжение. Но для большинства спелеотуристов здесь, у сифона, конец пещеры. Пришлось спелеологам получить и вторую специальность - аквалангист.

Однако, сейчас, в Назаровской, команда, хотя большинство и были аквалангистами и даже инструкторами подводного спорта, были без аквалангов и гидрокостюмов.

"Точно Петька сказал, все колени до костей изотрёшь о гальку" - думал Коренев, на четвереньках продвигаясь по узкому и низкому лазу. Комбинезон, обляпанный мокрой глиной, надет на голое тело, тёплые вещи упакованы в полиэтилен. Что ж, достойная попытка сохранить хотя бы часть одежды если и не сухой, то хотя бы не очень мокрой. Транспортный мешок, привязанный к правой ноге, очень мешал ползти. Перед носом Геннадия маячили сапоги Ларионова, а сзади доносилось:

- Стой! Точка! Расстояние девять, азимут 235. Угол плюс десять!

"Борька с Илюхиным ещё и съёмку ведут. Им-то совсем худо", - подумал Коренев и уткнулся каской в Ларионовский сапог.

- Чего встал?

- Сифон. Киряков уже нырнул.

Ход, по которому они ползли, медленно понижался и уходил под воду озера, занимавшего всю ширину галереи. Вода была настолько чистой, что было видно каждый камешек на дне, лишь кое-где у берегов медленно оседала муть, поднятая ребятами. Примерно к середине озера потолок понижался, почти касаясь воды, оставляя просвет едва сантиметра в два.

"Плохо в нем будет топосъёмщикам. Вон, озеро изгибается и уходит куда-то вправо. В этом месте придётся остановиться, определить расстояние, азимут. В страшно холодной воде. Бр-р!" - рассуждал про себя Коренев, глядя на воду.

Думая о топосьёмщиках, Геннадий не хотел сознаться даже себе, что ему просто странно, неприятно, боязно лезть в очень холодную, даже на вид, воду.

- Свободно! - послышалось из-за перегиба, и Коренев, сосчитав про себя до трёх, головой вперёд полез в озеро.

Холодная вода резко охватило тело, заныли руки. Он поплыл быстрее. ещё быстрее… Ещё. Противно стучали зубы. И он не знал, от холода или от страха. Вот подбородок коснулся воды, а каска скребла по шершавому потолку. Геннадий набрал полные лёгкие воздуха и рванулся вперёд. Но волна, поднятая им самим, залила глаза, нос. Пришлось приостановиться. Поплыл медленнее. Потолок все ниже и ниже, все сильнее давит на каску, заталкивая голову под воду. Геннадий зажмурил глаза, опустился под воду с головой и, быстро работая руками, ногами, на последних остатках воздуха рванулся вперёд. Слышно было как вода бурлит, обтекая тело, покалывая тысячами мельчайших ледяных иголок. Каска скребла о потолок, мешок, привязанный к ноге, дёргался, останавливая Геннадия. Но вот шум воды уменьшился, и, ещё не осознав до конца, что сифон уже позади, он услышал голос Кирякова:

- Открывай глаза. Уже давно на берегу. Плыть надо, а не ползать по дну.

Коренев осмотрелся. Они были в небольшом уютном гроте высотой метра 3 - 4

 

V.

Наверное впервые за время лазания по пещере ему было тепло, даже не тепло, жарко! Прошло уже полчаса, как они продираются по этому проклятому "шкуродёру".

Сразу за сифоном Кирякова - так единодушно назвали его в честь первопроходца - был небольшой гротик, где команда пообедала, если принятие пищи в 4 ночи можно назвать обедом, переоделись в полусухую одежду и двинулись дальше.

Штурмовая группа и группа Шарапова быстро ушли вперёд, отделение же топосъёмки надёжно застопорилось в узком ходе.

"Шкуродёр" представлял из себя длинную очень извилистую щель, высотой метра два-три и шириной сантиметров 30-40, а местами и уже. В самом его начале он втиснулся туда боком, по какой-то непонятной причине поставив ноги по-клоунски: пятки вместе, носки врозь. И вот уже в течение получаса не может изменить их положение - ширина щели внизу не позволяет развернуть ногу. В левой руке у спелеолога компас, к поясу привязан конец мерного шнура, который тянется к пыхтящему впереди Илюхину.

- Стой, Володя. Точка… - хрипит спелеолог Илюхину.

Владимир останавливается, натягивает ленту. Видно как он пытается наклонить голову, чтобы прочитать показания на ней:

- Расстояние… Азимут…

Едва виднеющийся из-за обилия пара, вернее даже тумана от испарений перегретых тел, Гутов каким-то образом даже исхитряется записать данные в пикетажный журнал.

Можно проталкиваться дальше. Следующие пять-восемь метров до очередного поворота.

Все так же, ногами в раскоряку, спелеолог делает, точнее пытается сделать шаг вперёд. Правая нога коленом упирается в какой-то выступ, который он просто не видит, ибо в его положении он просто не может посмотреть вниз: в узком ходе голова повёрнута вбок, смотреть он имеет возможность только вдоль левого плеча. Попытке повернуть голову мешает козырёк каски и шмыгающий нос.

Поднять ногу повыше… Хорошо. Ощупать коленом выступ. Смешно: "Ощупать коленом выступ!". Скажи кому, что можно коленом что-то ощупывать - не поверят! Ощупать. Найти место, где бы пролезла нога. Там же голень и прочее, одним словом, потоньше, чем несгибаемое колено. Черт бы его побрал! Ага, вот тут вроде пошире будет? Так и есть… Правая нога протискивается мимо выступа. Отлично. Попробуем теперь грудь. Не идет… Богатырская, что ли?

Спелеолог левой рукой пытается прощупать, что же ему мешает. Нащупывает небольшой камушек, вкрапленный в монолит стены. Не имея под рукой ничего лучше, надавливает на этот камушек компасом. С лёгким хрустом камешек отскакивает.

Ничего с компасом не сделается. Их же из железа, нет, пожалуй, из пластмассы делают. Все равно крепкий - вроде выдержал! Цел компас-то. Пробовать снова пролезть? Не получается… Как-то лезть надо, не век же здесь стоять!

Он полностью, до кругов перед глазами, выдохнул воздух и с силой втолкнул грудь меж каменных стен. Слышится шуршание, лёгкий треск разрываемой материи, и… спелеолог уже на полметра впереди. Теперь хотя бы можно вздохнуть полной грудью. Однако теперь каска заклинилась… Поднять голову повыше? Нет, ещё сильнее застряла. Ниже? Не получается! Попробовать присесть? Ерунда какая-то, колени оперлись в скалу…

Спелеолог принимает "умное" решение: левой рукой расстёгивает ремешок шлема и выползает из-под него. Вот он протискивается немного вперед по ходу, а каска остаётся висеть, зажатая между стен, светя фонарём ему в затылок. Правой, как бы оставшейся сзади, рукой выдёргивает свой немного помятый, весь в рубцах и царапинах шлем и нахлобучивает его на голову.

Так, постепенно перетекая через сужения и без того безмерно узкого хода, подбирается к Илюхину. Сзади скребётся Борис Гутов. Но его не видно: во-первых, узкий ход не даёт возможности повернуть голову; во-вторых, от всех троих идёт такой пар, что группа движется вроде как в туманном лесу. О наличии Бориса за спиной можно догадаться по скрежету отриконенные ботинок о стены, треску разрываемого комбинезона и "нехорошим" словам, которые он с хрипом выдавливает из себя в самых узких местах. Проталкивающийся впереди председатель центральной секции спелеологии доктор физико-математических наук Владимир Илюхин, как и положено учёному, ведёт себя более или менее интеллигентно.

Спелеолог добирается до места, где только что стоял Илюхин. Можно немного и отдохнуть. Ну что это за отдых, скажите на милость? Затылок оперся в скалу, стена напротив так близко, что на ней все видится не резко, а нос при повороте зацепляется за холодный скользкий камень. Даже в этом, чуть более широком месте, грудь сдавлена так, что полный вздох, вообще-то говоря, не получается. О ногах даже говорить не хочется. По всей длине "шкуродёр" в верхней и нижней части более узок, чем в средней - там где проплывает его живот - поэтому ноги он переставляет как ходули - не сгибая, да ещё носками в разные стороны. Противная судорога уже несколько раз сводила левую, почему именно левую? ногу, но он, немного пошевелив ею, находил положение, в котором судорога отступала.

Эх! Развернуть бы правую ногу в сторону движения! Об этом приходится только мечтать. Когда-нибудь "шкуродёр" кончится? Или я вечно буду протискиваться, шкрябаться, пыхтеть? Пусть отвесы, сифоны, что угодно, но хоть немного пошире ход!

- Боб, - слышится, приглушенный пещерой, голос Илюхина, - что если один из нас сломает, к примеру, ногу или руку? Как его вытаскивать?

- По частям придётся!

Владимир смеётся, но чувствуется, что ему не до смеха. Уж очень неестественно звучит он в этом длинном вертикальном склепе. Да и этот безобразно узкий ход вымотал и Илюхина.

Но, всему приходит конец. Пришёл конец и нашему "шкуродёру". ещё несколько минут пыхтения, кривляния, выдохов и протискивания и топосъемочная группа благополучно "вываливается" в широкий и высокий ход, по дну которого течёт ручей. На группу нельзя смотреть без смеха: грязные, уставшие, в мокрых изодранных комбинезонах, уселись они на влажном берегу подземной речки. Пока ещё жарко, душно. Парни расстёгивают комбинезоны и впускают внутрь порцию холодного сырого пещерного воздуха.

- Я все время побаивался, - откровенничает Гутов, - вдруг землетрясение? Вдруг стены начнут сходиться? Вам такие мысли не лезли в башку?

- Приходили. И такие мысли приходили в голову, - отвечает Владимир. - Только я больше боялся, как бы окончательно не заклинило каску.

- Ну и какой длины этот чёртов "шкуродёр"?

Илюхин насухо вытер руки подолом рубахи, взял тетрадь с записями у Бориса, несколько минут считал, безмолвно шевеля губами, и объявил:

- Около пятисот.

- Фь-ю! - от удивления присвистнул Гутов.

 

VI.

- Как? Неужели все? Не может быть! - Ковалёв осветил стены, посмотрел наверх. С трёх сторон его окружали мокрые, совершенно гладкие стены. И только с четвертой стороны, откуда они пришли, тянулся коридор. Потолок был так высок, что его просто не было видно. Сверху изредка падали крупные капли. На стенах висели тоненькие, совершенно белые сталактита. Среди темно-грязных каменных стен, эти натеки притягивали к себе взгляд какой-то неземной, очень хрупкой красотой. Когда капля воды срывалась с такого сталактита, он издавал чуть слышный мелодичный звон.

- Издевательство! Такой широкий прямой, словно метрополитен, тоннель и вдруг тупик, - Киряков пнул по скале. - Откуда она взялась?

- Подожди, мужики! Ручей ведь куда-то исчезает, - Ляшков присел на корточки, - Парни, дыра!

Ковалёв и Пётр одновременно наклонились к Ляшкову, стукнувшись касками. Под стеной был низенький, совершенно не видный сверху, пока они стояли, лаз. И если бы Ляшков не догадался присесть и заглянуть под стену, он так бы и остался незамеченным.

Растёкшийся по всей ширине хода, ручей, неторопливо убегал в этот лаз.

- Я пошёл, - Киряков улёгся животом в воду, просунул голову в отверстие лаза. Ручей, перегороженный Киряковым, разлился в небольшое озерцо, в котором уже по колено в воде стояли ребята, глядя на ноги Петра, медленно втягивающиеся в дыру. Вдруг вода с шумом устремилась в лаз. Озерцо исчезло. Донёсся голос Петра:

- Ребята, элементарная калибровка. С большим уклоном. Дальше - широкий ход!

Холодная вода змеёй ползла по груди, а сам Ковалёв по гладкой, отполированной ручьём калибровке не полз, вроде как плыл вниз: "А назад как? Против течения, да ещё в гору… И упереться не во что! Перегородишь телом ручей и…".

За калибровкой его поджидали замёрзшие, дрожащие ребята.

- Хватай вещи. Пошли быстрее. На ходу согреемся.

 

VII.

Отвес был небольшой - всего метров десять. Ушедшая вперёд штурмовая группа навешала на нем верёвку для спуска, но нижний конец её, насколько я мог судить отсюда, сверху, уходил прямо в озеро.

- Спущусь вниз; а там видно будет, - сказал я Илюхину.

Пристегнувшись к верёвке, я быстро съехал вниз, остановившись у самой воды и, держась за верёвку, посмотрел в озеро. Глубина его была не менее пяти метров, а если прибросить коэффициент на кристальность подземных озёр, то метров семь-восемь! Вдоль хода озеро тянулось метров на десять и, изгибаясь, уходило за левую стену. Оба берега - отвесные стены.

Я нащупал ногой небольшой выступ и умостился на нем:

- Точка! Расстояние… Азимут… Угол…

Наверху Илюхин вытер теперь уже влажной тряпкой руки и записал данные в пикетажный журнал.

- Готово.

- Володя, спускайся ко мне!

Илюхин пропустил верёвку через спусковое приспособление и, скользя по мокрой скале сапогами, подъехал ко мне:

- Боб, а дальше куда?

- А я почём знаю? Верёвка, вон, в озеро ушла. Может и нам туда?

- Шутишь? Но не вплавь же они на тот берег…

- Наверное нет. Встань на полочку, освободи верёвку.

Я взялся руками за верёвку и, раскачавшись, маятником подлетел к левой стене. Зацепился за маленький выступ, огляделся.

О, смотри-ка, полочка! То-то, я её раньше не видел! Она же под водой. На глубине сантиметров двадцать. Она довольно широка, по крайней мере нога не соскользнёт.

Я встал на полочку, вода почти закрыла голенища сапог, но внутрь ещё не заливалась. Перебросил верёвку Илюхину и медленно пошёл вдоль стены. Полочка уходила все глубже, и через несколько шагов вода залилась в сапоги. По всей вероятности ноги уже привыкли к холоду и сырости, так что кроме тяжести никаких неприятных ощущений от этого не прибавилось.

За поворотом озеро кончилось, и я прыгнул на пологий галечный берег.

- Точка. Расстояние… Азимут… Угол… Володя, иди ко мне!

По стенам забегали блики света. Я оглянулся. Снизу, из глубины хода, ко мне приближалась штурмовая группа.

- Привет, мужики! Конец пещеры?

- А, Борька, - Ковалёв подошёл ко мне. - Держи топосъемку от дна сюда. Мы вели съёмку навстречу вам.

Илюхин достал из кармана свечи и разжёг их, расставив на выступах стен. В пещере стало светлее, и мы увидели, как устала штурмовая группа. Лица друзей вытянулись, обросли щетиной, глаза запали.

Все! Пещера пройдена до дна, до самой последней точки. Энтузиазм, который вёл парней вниз, иссяк! Сейчас начинается самое трудное, самое тяжёлое: подъём наверх к солнцу, свету через все эти бесчисленные отвесы, калибровки, сифон, озера, "шкуродёр".

Наша группа топосъёмки выглядела ничуть не лучше. Все медленно жевали колбасу с хлебов, запивая её холодной водой, которую зачерпывали из озера прямо у ног.

- Володя, примерная глубина пещеры? - попросил Ковалёв.

- Я на скорую руку прикинул, перепад высот метров пятьсот, ну, плюс-минус двадцать. Горизонтальная протяжённость - четыре с половиной километра.

- Выходит, рекорд? Рекорд СССР?!

- Да.

Ни криков ура, ни радости, восторга, ничего - лишь безмерная усталость, желание завалиться тут же и спать, спать, спать.

 

VIII.

Юрий положил мешок с лестницами на пол у ног. Ребята подходили к нему, бросали транспортники и без сил опускались рядом. Чувствовалось, что все очень устали.

Они остановились перед стеной, перегородившей пещерную галерею. Лишь у самого пола был низкий ход, по дну которого не спеша протекал ручей.

Кажется, давно – давно они легко и бездумно проскользили эту "калибру" полные сил и энтузиазма. До дна пещеры было ещё далеко, да и кто мог знать, где оно, это дно?

- Попробую. В случае чего…, - Ковалёв лёг на пол, прямо на переливающийся по всей ширине галереи ручей.

Вот его голова уже скрылась в "калибре", следом спрятались плечи, пояс. Но вот ноги стали подаваться назад. Они скребли по стене, полу, старались зацепиться носком за любой выступ, чтобы выдернуться из дыры. Вскоре, неуклюже пятясь раком, показался и сам Ковалёв. Следом за ним вырвался шумящий поток. Казалось даже невероятным, как такое количество воды смог задержать в "калибровке" своим телом Юрий. Хотя тело у него не малых размеров!

Через несколько секунд поток успокоился и вновь по дну хода тихо струился мелкий-мелкий, совершенно безобидный ручеёк.

Ковалёв сел, привалившись к стене. Ему было безразлично где сидеть, так как весь он был мокр, из-под каски вода струями бежала прямо за воротник:

- Кажется, прочно застряли. Не пройдём…

Восприняли это известие спокойно. Они настолько устали, что не осталось сил даже для элементарного страха.

- Ход идёт вверх и против течения, - продолжал Ковалёв. - Затыкаешь собой дыру, вода поднимается до потолка… Нечем дышать.

Опять все промолчали, глядя на мокрого Ковалёва. Да и что можно сказать? Вот если бы кто-то был с той стороны "калибровки". "Народ" внимательно разглядывал пол или стену перед собой. Штурмовое отделение: Ковалёв, Ляшков, Остьянов, Киряков и отделение топосъёмки: Илюхин, Гутов, Мартюшев. Где-то далеко, метров на двести ниже их отделение Шарапов, Коренев, Ларионов снимает с отвесов лестницы и верёвки, идёт тоже к выходу.

- Мужики, а ведь пол - скользкий. А ну, толкните меня! - Киряков лёг перед отверстием, несколько раз глубоко вздохнул, сделал гипервентиляцию лёгких, по научному, и затаил дыхание. Ляшков с Илюхиным, опершись в поворот галереи, стали заталкивать Петра в "калибровку".

Но, едва Киряков скрылся в дыре, несмотря на усилия двух Владимиров, движение застопорилось. Прошло полминуты, минута… Киряков застучал ногами по полу.

- Выдёргивай! - закричал Ковалёв, вскакивая.

Через пару секунд Пётр был уже среди парней. Он смотрел как-то мимо всех большими, ошалелыми глазами, беззвучно открывал рот. Вода стекала по лицу, подбородку, комбинезону, а Пётр, всхлипывая, прямо через воду с бульканьем втягивал в себя воздух:

- Оставалось с полметра… До выхода. И вышел бы… Какой-то выступ… Упёрся в плечо. И никак! Ни вперёд, ни назад… Дальше? Не помню… Я нахлебался? Да?

- Немного, - ответил Ковалёв. - Отдохнём и попробуем снова. Что-нибудь придумаем. В крайнем случае дождёмся спасотряд.

- Ребята. Здесь метров через пятьдесят есть хорошее место. Маленький сухой гротик. Там хоть сквозняков нет. Может отогреемся. Пошли? - предложил Ляшков.

- Идите, отдыхайте, - Ковалёв поудобнее расположился на транспортнике. - Здесь будем дежурить по двое, чтоб не скучно было.

- Зачем, Юрий Иваныч?

- Чтобы спасотряд, если он доберётся сюда, не проскочил "калибровку". Он нужен нам с той стороны. Первыми дежурим мы с Илюхиным. Ты согласен, Володя?

 

IX.

- Курить хочется.

- Потерпи.

Владимир с Киряковым сидели у "калибровки" и тихо разговаривали. Подошла их очередь дежурить. Пётр встал и, от нечего делать, стал методично осматривать стену.

- Вовка, подь сюда. Смотри - отверстие?

- Где?

- Во-о-н. Наверху. Давай вместе светить!

Владимир направил свой луч куда показал Пётр, но ничего разглядеть не смог. Батарейки, даже второй комплект, за сутки нахождения в пещере "сели" почти до пустоты. И если он вообще что-либо видел, то благодаря сильно адаптировавшемуся к полутемноте зрению.

- Да, нет! По-моему, просто тень.

- Сделаю хороший свет, посмотрим.

Киряков зажёг свечу и отсоединил свои батарейки от налобного фонаря.

- Давай свои тоже, - потребовал он. - Соединю последовательно - будет яркий свет.

- Лампочка сгорит.

- Ну и хрен с ней. Несколько секунд посветит.

Владимир с "мясом" вырвал провод и отдал батарей Кирякову.

Яркий, ослепительно белый луч оперся в стену, поднялся выше, ещё выше и высветил круглое отверстие в стене, уходящее вглубь по направлению к выходу. Оно было на высоте метров десять - двенадцать от пола.

В ту же секунду свет погас, оставив друзей в непроглядной темноте.

- Видел?

- Угу. Узковатое. Пролезешь ли? - с сомнение спросил Пётр.

- Должен. А лампочка сгорела, как я и предупреждал.

- У меня запасная есть.

Владимир ощупал скалу:

- Мокрая. Сапоги скользить будут. Боюсь, не вылезу.

- Ничего, пролезешь. Ты ж скалолаз. Должен пролезть. Обязан!

- Обязан, обязан… Без страховки, крючья бить некуда. Ладно. Возьми молоток и карабины - только мешать будут.

Владимир внимательно осмотрел предстоящий путь: "Сперва левой рукой за выступ, для правой ноги есть выемка. Дальше? Правая рука за карнизик… Это ясно! Потом - легко, уступов много. Смешно, словно на соревнованиях перед стартом… Сейчас не надо спешить, бороться с секундами… Вот выше - хреново. Скала, словно башка Котовского! Нет, вроде для ноги есть крошечные сталагмитики. Не обломится? Постараюсь сильно не нагружать. Только бы мне перехватиться рукой. Не на чем постоять, передохнуть секунду, перевести дыхание перед перехватом. Придётся снизу идти помедленнее, силы экономить…"

- Вовка, вначале по мне поднимешься, - перебил его мысли Киряков.

"Правильно. У ключевого места полегче будет. Дальше? Не видно ни рожна. Придётся на ходу ориентироваться. Ну, пора!"

Он снял рукавицы, как перед прыжком в воду, несколько раз глубоко вздохнул, прямо по Петру полез наверх.

- Петька. Наступаю на голову. Держи.

Владимир наступил сапогом на каску Петра и шарил рукой вверху, пробуя уступ. Напрягся и почти бегом легко поднялся ещё на два метра. Посветил выше себя.

- Место паршивое. Если сорвусь… Не дай бог упасть на спину или головой… Через "шкуродёр" не протащите.

Не то, чтобы он действительно боялся падения - уж если что может случиться, то случится обязательно - просто, не сознаваясь даже самому себе, затягивал начало решительного шага.

Вздохнул, взялся рукой за выступ, перехватился другой, перебросил ногу на маленький сталагмитик, непонятным образом прилепившийся к скале, и резко толкнулся, почти прыгнул вверх.

Нога соскользнула! Резкая боль в колене от удара о скалу, короткий, как удар хлыста, страх, мгновенная паника в мозгах, непроизвольная попытка удержаться хоть за что-либо левой рукой… Понял что бесполезно и … полетел вниз.

А куда ещё, не вверх же! Вверх, к сожалению, как бы ни хотелось - не полетишь. Только бы не перевернуться. Не цепляться за скалу. Все равно не удержишься. Ногами… Ногами вниз. С четырёх-пяти метров не убьёшься. Может даже ноги не сломаешь. Карман проскользнул возле глаз. Какой удобный был - здесь было легко на подъёме… Как много, оказывается, мыслей успевает проскочить в башке, пока падаешь! Вот и пол. Внимание!

Киряков, каким-то чудом, в последний момент исхитрился поймать Владимира за поясницу.

- Отпусти, ребра сломаешь.

- Ноги целы? - Пётр разжал руки. - Позвать парней?

- Зачем? Лезть все равно одному придётся, - ответил Владимир и начал снимать сапоги.

- Ты что? Босиком?

- Да.

- ?!!

- Не чувствую скалу в сапогах. Трудно.

- А если опять срыв?

- Постараюсь не срываться?

Владимир разулся и стащил с себя комбинезон:

- Ну я готов. Обвяжи репшнуром за пояс.

Знакомый путь по Кирякову и выше Владимир преодолел довольно быстро. Перед ключевым участком приостановился.

Ну вот! Этого ещё не хватало! Вместо, хотя бы даже маленького сталагмита, какой-то пупырёк с острыми краями.

Оказывается в предыдущей попытке он ногой обломил - таки этот миниатюрный кальцитовый нарост - единственную точку опоры на этом ответственном участке.

Владимир подтянулся на руках, переставил ноги, выжался на них, прижимаясь к стене и скользя по мокрой скале лицом. Дальше никаких зацепок просто не было. Скала была совершенно гладкая. Вообще-то в пещерах штурм идёт сверху вниз, так что на всех отвесных участках можно навесить либо верёвку, либо лестницу, трос… Так что при подъёме нужна только сила, здоровье и хорошее настроение. Здесь же он поднимался снизу вверх и никто, ну вот никто не догадался навесить верёвки, или хотя бы наделать на стене хороших уступов, приклепать дверных ручек… Однако это ерунда, надо думать как пролезть этот участок.

На полметра выше его рук виднелся, надо сознаться, маленький уступчик за который можно было бы удержаться, так по крайней мере считал Владимир, но чтобы достать до него, надо наступать ногой на острый пенёк от сталагмита. Голой ногой!

Другого выхода не было.

- Внимание, пошёл! - сказал он вниз, Петру, точнее самому себе дал приказ и, наступив ногой на обломыш, перенёс на неё всю тяжесть тела. Резкая боль! Но - не сорвался. Рука уже дотянулась до верхнего уступчика.

- Вовк. У тебя кровь с ноги капает, - сказал снизу Пётр.

- Знаю… Не мешай.

Подтянулся, перехватился за следующий выступ, ещё выше…

Дальше - легче! Скала была немного моложе. В ней было много карманов, уступов, щелей. Владимир быстро добрался до отверстия и втиснулся в него. Дыра была узкая и сухая. Он быстро прополз по ней чуть более метра, она стала шире, и вскоре он услышал шум ручья уже по ту сторону стены.

- Все! Прошёл! - крикнул он Петру. - Привяжи к репшнуру верёвку, да бинтик.

Владимир вытянул верёвку, обмотал бинтом ногу. Боль утихла, но повязка быстро покраснела. Срастётся. Ничего с ней не сделается.

Владимир по верёвке спустился к "калибровке". Стоять на мокром холодном каменном поду было очень уж неприятно*

- Петька! Зови парней.

Из "калибровки" глухо донеслось:

- Они уже здесь.

- По команде лезь!

Владимир лёг поперёк ручья, сделав запруду своим телом. Ледяной холод обжёг бок, вода поднималась выше, но зато ручей в "калибровке" иссяк.

- Вперёд!

Вода за спиной поднималась все выше и выше. Она уже переливалась через шею и ноги, потекла в "калибровку", но оттуда уже показалась голова Кирякова.

- Петька. Давай быстрее, холодно…

- Сейчас, сейчас… - Киряков рывком выскочил из "калибровки" помог Владимиру встать.

- Побегай, согрейся.

- Бо-сиком?

Пётр передал Владимиру влажный комбинезон, носки, сапоги. Сам лёг поперёк хода, перегораживая ручей:

- Следующий!

 

Х.

Устало передвигая ногами, группа подошла к двадцати пятиметровому отвесу, с которого низвергался самый многоводный водопад.

Борис с тоскою посмотрел вверх. Лестница висела прямо в струе.

Ну вот, только-только согрелся хоть немного и опять под холодный душ. Бр-р! Что-то не видно страховки. Где же она? Может, зацепилась где на уступе? Скорее бы уж наверх… Сверху, чуть пробиваясь сквозь грохот водопада, донеслось:

-… ревку! …нимай!

Со свистом пролетел, едва не чиркнув по лицу, конец верёвки и повис рядом с лестницей.

Придётся под ливень входить, чтобы только пристегнуться. Бр-р-р! Холодно. А, все равно сырой, как… Как кто? Может как рыба? Хотя рыбе в воде даже приятно, а на воздухе ей не нравится…

Борис резко шагнул под водопад, нагнувшись, чтобы вода, хотя бы сначала, не забивала лицо. Несколько секунд, пока комбинезон и свитер, но наполнились водой, было сравнительно тепло, только слышалось, как вода барабанит по спине, плечам, каске. Но вот одежда намокла и сразу стала тяжёлой и холодной.

Быстро пристегнувшись карабином к страховке, Борис крикнул:

- Давай! - и полез по качающейся лестнице.

Но лезть оказалось труднее, чем он предполагал. Едва он взялся руками за лестницу, рукава почти моментально наполнились водой и раздулись словно две толстые мягкие сардельки. Вода давила на тело, и ему казалось, что приходится поднимать лишние сто килограммов. Но все бы это ничего, если бы не надобность постоянно дышать. Воздуха фактически не было, вокруг стоял какой-то холодны водяной пар, туман, водяная взвесь, которая с трудом втягивалась в лёгкие.

Уже запыхался, а прошёл-то всего метров шесть-восемь. Посмотреть бы вверх - сколько там ещё осталось? Но ведь даже не поднимешь голову - сразу полный рот водой зальёт. Хочешь - дыши, хочешь - глотай. Как быстро руки устали… Раньше так не уставал. Так уже больше двадцати пяти часов под землёй без отдыха. Ага… Смычку прошёл… Осталось ещё двадцать метров. Да и водопад вроде слабее давит - легче подниматься стало.

Руки и ноги делали привычные движения. До верха отвеса оставалось ещё метров пять-шесть. Уже видно было свет стоящего на страховке Владимира. Здесь вода уже не била по Борису, она с шумом, мощным потоком, проносилась рядом, а на Бориса попадали лишь отдельные капли. Борис остановился, пристегнулся к лестнице карабином и устало опустил руки. Вода ручьём потекла из рукавов. Потряс в воздухе руками, снимая усталость, и полез выше.

XI.

Вновь процитирую статью Л. Репина из "Комсомольской Правды":

"… Первым вылез Володя Ляшков. Он поднялся по лестнице и, вконец обессиленный, сел тут же на камни. Он был мокр, как если бы вышел из-под воды. У него были синие губы, безмерно усталый взгляд и руки с белыми ладонями и глубокими морщинами - от долгого пребывания в воде. Я спросил его: "Сколько прошли?" Он ответил: "450 наверняка. Может больше…". Точно сказать сейчас действительно трудно - надо ещё обработать данные измерений. Но и так уже ясно: есть новый рекорд СССР. И есть результат - очень высокий.

Мы помогли спелеологам поднять снаряжение - несколько очень тяжёлых мокрых мешков с лестницами, верёвками и крючьями, а я все почему-то не видел Илюхина. Потом вдруг подходит ко мне совершенно незнакомый человек и говорит еле ворочая языком, но сравнительно бодро: "Привет. Вот это дыра!". И я, к своему удивлению, узнаю Илюхина. Он очень осунулся, посерел, лицо за эти сутки с лишним заросло, да ещё замазалось глиной. Честное слово, его было трудно узнать.

Мы поднялись к костру, и спелеологи стали снимать комбинезоны, подставляя застывшее тело поближе к огню.

Тридцать часов они продирались в пещере, иной раз по шею в воде - и греться им там было негде. Они все безмерно устали и мне очень не хотелось их тут же расспрашивать, но деваться было некуда - назавтра все разъезжались…".

 

XII.

Установлен рекорд СССР. Найдена, пройдена до дна и задокументирована самая глубокая в Союзе пещера. Назаровская. Конечно, как и всякий рекорд, всякий новый рубеж человечества, дался он очень нелегко.

Уместно вспомнить строки из предсмертного дневника Августа Соломона Андрэ:

"Возможно; нами руководило гипертрофированное самолюбие или мы просто были не в состоянии жить так же, как другие, и так же как они, умереть и быть забытыми в грядущих поколениях.

Может быть это честолюбие?"

Может. Но по складу характера, по внутреннему компасу, я за такое честолюбие!

Белые просторы Арктики, высочайшие вершины, глубочайшие пещеры даются в руки только тем, кто умеет мечтать, а главное много и тяжело работать, не размышляя при этом, что получит в награду.

Но, сделан рекорд, кончилась эпопея с Назаровской, все вернулись в Красноярск. Может и все? Почивать на лаврах? Получить медали, дипломы, грамоты и отдыхать? Нет. Нет и нет!

Этот год ознаменовался ещё одним замечательным открытием. В Сибири. В Красноярском крае. В Майском районе открыта новая огромная пещера. Орешная. Большая Орешная.

Справедливости ради следует отметить, что пещерка около села Орешное была известна давно, но была она небольшой, длиной всего 300 метров, с одним невысоким гротом.

Однако, любознательные Сергеи - Борисов и Тарасов - догадались, разобрав небольшой завал, протиснуться в узкую калибровку под левой стеной основного хода. И открылась им такая огромная полость, такие запутанные лабиринты, что дух захватывает. Шутка ли сказать, сейчас она уже более 30 километров. Тридцать километров хитроумно переплетённых подземных ходов, галерей, гротов, озёр!

Когда, несколько лет спустя, спелеолог из владивостокской группы на минуту отошёл от товарищей "по малой нужде" - он… заблудился, и спасательному отряду в тридцать человек понадобилось трое суток, чтобы найти его в пещере (к счастью ещё живого!).

Вот такая пещера! Я долго уговаривал Борисова описать тот первый прорыв в Орешную. И он, большое ему спасибо, не отказывал, даже клятвенно обещал наговорить на магнитофон и плёнку просто подарить мне!

Что ж. Думаю, когда-нибудь он это сделает. Только его воспоминаниями воспользуется кто-либо другой. Я ж сейчас бессилен что-либо сделать и лишь приведу выдержку из статьи Л. Петренко. Газета "Красноярский Рабочий" от 1.02.70 г. Статья называлась "Больше самой большой".

"На пять километров протянулись огромные гроты, коридоры, глубокие озера Баджейской пещеры, что в Майском районе. До недавнего времени она считалась самой большой в Сибири. Спелеологические открытия текущей зимы выдвинули нового претендента на это звание.

Двое молодых исследователей пещер - работник Красноярского судоремонтного завода Сергей Борисов и студент Красноярского университета Сергей Тарасов в десяти километрах от Баджейской пещеры обнаружили ещё один ход под землю. Обследовав свыше 600 метров новой пещеры, спелеологи вынуждены были вернуться из-за недостатка свободного времени. Возвратились разведчики во вновь открытую пещеру через две недели во главе целого отряда из 27 человек. Предварительная разведка, произведенная самыми квалифицированными спелеологами, показала, что отряд вступил в преддверие очень большой и очень запутанной системы карстовых пустот.

Отряд был разделен на шесть групп, за каждой из которых был закреплён участок для исследования. Вновь собраться все вместе спелеологи смогли лишь к истечению контрольного срока. Свободного времени оставалось как раз, чтобы не опоздать в город к началу рабочего дня.

Результаты глубокой разведки оказались очень интересными. В общей сложности было пройдено шесть километров новых подземных ходов, залов, галерей. В настоящее время идёт подготовка комплексной экспедиции для исследования и документации этой новой пещеры, уже сейчас ставшей самой большой в Сибири".

Ну что? Можно вздохнуть свободно и отложить описание в сторону? Труд, на который я потратил более двух лет, закончен!

Но не остановилась история красноярского спелеодвижения. Ежегодно проводились большие экспедиции по нашему краю, в Иркутскую область, на Кавказ, Памир, Тянь-Шань. Были воскресные выходы в пригородные пещеры, где до сих пор находят новые ходы и гроты. К слову сказать, в этом году у Большой Орешной нашёлся даже второй вход! Были рекорды, преодоления безумно страшных по протяжённости и глубине сифонов, кино и фотосъёмки в пещерах. Много было хорошего и плохого. Происходили смены поколений. Новые молодые спелеологи ходят по пещерам и, снисходительно посмеиваясь, смотрят на "стариков" и их старомодную технику.

Были и потери на нашем пути. Спелеологи Красноярского клуба Зубеня, Жога, Вольф уже никогда не наденут каски и комбинезон, не щёлкнут тумблером фонаря, не спросят:

- Страховка готова?

Многие спелеологи, в том числе и Игорь Ефремов, после укуса в тайге микроскопическим клещом, пострадали от сибирского энцефалита.

Но следующие десятилетия Красноярской спелеологии пусть уж описывает кто-то другой. Я думаю, верю, - обязательно найдётся такой человек. Неравнодушный человек.

Я же устало кладу ручку на стол.

Все! Я своё дело сделал. А как? Пусть судят другие…

Красноярск - д. Отрадовка

Ростовской области.

1989 - 1992 гг.