 |
Кандидат технических наук, доцент, профессор. Сибирский государственный аэрокосмический университет. Философия в науке и технике, космическая антропоэкология, гармоническая взаимосвязь земных и космических объектов. |
Ефремов Игорь Петрович и спелеология. Это сочетание для нас стало привычным более тридцати лет назад. Привычным настолько, что многие спелеологи считали его самого, его квартиру продолжением Краевого клуба спелеологов, который он создал. Поэтому внезапная кончина 31 декабря 1993 г не вмещается в сознание – как можно, ведь спелеология, как и в прежние годы, требует доброжелательного, осмысленного шефства, стратегического руководства в административных дебрях, пусть отмирающих, но цепко захватывающих всё, что движется. Игорь умер, а его детище клуб, едва научившись самостоятельности, ещё до конца не вникло в это событие.
По существу завершилась эпоха (ведь тридцать лет!) становления интересного для молодежи, а главное высокоэффективного средства воспитания патриотизма и гражданской порядочности. Только человек, прошедший сквозь подземные лабиринты и вечную тьму, может понять, как прекрасен наземный мир. И отправиться вновь под землю полностью доверяя своим товарищам, сам оставаясь надёжным спутником. Кто прошёл школу спелеологии, тот незамедлительно откликнется на просьбу о помощи, потому что знает – природа жалости не ведает, только живой может помочь живому.
Подземную школу Игорь прошёл сам и провёл через неё тысячи людей. Он был патриарх спелеологии, многими уважаем, но и многим загадочный.
Его таинственность была следствием многогранности личности: он был замечательный шахматист, фотограф, механик, садовод. Преподавая в сельскохозяйственном институте, он успевал во многом. Но самое главное, он обладал открытостью к тому новому, что возникало рядом. К Игорю шли соседи, чтобы получить совет, помощь в деньгах. Приезжали издалека, чтобы обсудить план действий по продвижению программы где-нибудь в верхах. Я приходил к нему для обкатки новых идей по аэродинамике. Но вместе с тем его уважали академики, доктора наук и, вступая в спор, боялись разгрома. К Игорю обращались за консультацией по формированию концептуальной направленности при организации спасательной службы в России. Спелеология была его детищем, и он ее опекал до конца своих дней. Мне довелось вместе с Игорем стоять у истоков краевой спелеологии, и наша дружба позволила соприкоснуться с загадочным миром, в котором обитала его истинная личность.
Именно соприкасаться. Потому что внутренний мир каждого человека столь многообразен, что познать его также невозможно как абсолютную истину. Внутренний мир человека формируется на основе отображения реальности в виде моделей или образов, адекватность которых обусловлена с одной стороны информативностью внешнего окружения, с другой – субъективными способностями к восприятию и переработке получаемых раздражителей. Дополнение внутренних образов новыми свойствами определяет развитие личности.
У Игоря был природный дар дотошно и кропотливо добираться до сути вещей, попавших в его руки. Многих, в том числе и меня, иногда раздражало, когда, взявшись за какую-нибудь мелочь, например за налобный фонарик для пещеры, Игорь обращал это в эпопею от изучения резьбового захода на винтах до перебора вариантов материала для отражателей. Замечу, что фонарик после этого ремонта работал безотказно долгое время.
Другая причина развития интеллекта – внешняя, сыграла для Ефремова также важную роль в формировании той личности, которая ставила в основу своего существования отзывчивость к людям, активный отпор лженосителям и выбор реальных, конечных целей. Любимым изречением было: «На концовку надо работать», то есть не навешивать незавершенных дел на свою жизнь.
Чтобы понять, какие внешние условия сопровождали начало жизненного пути Игоря, я возвращаюсь в памяти к 50-м годам – в наше с ним детство. В посёлок с загадочным названием «Первое августа».
Посёлок располагался на отшибе от цивилизованной части Красноярска в районе современной Предмостной площади на правом берегу. Это не было стремлением властей создать трудовой потенциал для заводов имени «Побежимова», «Ворошилова», «Сибтяжмаш». Работники из таких посёлков редко попадали на эти заводы. Причина возникновения этих посёлков другая. Это, прежде всего, скопление людей, избегавших гибели от репрессий и не желавших фигурировать на глазах властей. В посёлке Первого августа проживали кроме русских татары, китайцы, корейцы, эстонцы, калмыки и Бог знает еще кто. Мои сверстники не делились впечатлениями о прошлой жизни своих родителей. Также как и у нас в семье это было тайной, за раскрытие которой могли вернуть туда, откуда наши бабушки вынесли и вывели наших матерей. Деды и отцы либо пропали без вести, либо были расстреляны, а если были живы, то нельзя было говорить, где они работают. Об этом мы узнавали из разговоров взрослых людей после того, как «отец народов» навсегда ушёл из воздвигнутого им лагеря социализма. Посёлок жил трудовой жизнью отверженных, добывая пропитание за счёт огородов, воровства и жалкой зарплаты на временных работах. Конечно, взрослые проблемы нам были неведомы. Мы бегали смотреть на колонны зеков, прогоняемых по улице Трактовой в сопровождении охраны с винтовками и собаками. Большой интерес доставляло разглядывать оружие и очень хотелось увидеть, как стреляют в убегающего зека. Немного позже, когда в 10-12 лет мы ездили в тайгу за шишками и ягодами, нам приходилось встречать там расконвоированных зеков, разговаривать с ними. Для меня было удивительно, что у них существует своё суждение. Они могут высказываться очень интересно. В любом разговоре не объяснялись причины неволи. Не было роптания на своё положение. Так выходило, что подобное существование вполне нормально. Нам тогда непонятно было, почему они не разбегались? Позже узнали, что бежать дальше того места, где мы жили – некуда.
Заборы из свежеспиленных досок с колючей проволокой были обыденным ландшафтом, они отгораживали тот, другой мир, которого боялись наши родители и мы. Игорь был старше меня на пять лет и иногда вместе с отцом плавал на буксирном пароходе. Иногда в баржах возили зеков и никто не знал, куда их везут: на поселение, или на середине пути затопить. Атмосфера тягостного ожидания взрослыми прихода НКВД передавалась нам, и мы избегали длительного общения с родителями.
Слушая радио, мы узнавали о какой-то другой жизни, где не было ни зеков, ни очередей за хлебом, где все были счастливы и радостны. Образ страны, создаваемый средствами массовой информации, манил нас и мы пускались на её поиски, сначала в окрестностях, потом в дальних краях на поездах. Дальние путешествия из-за отсутствия денег на билеты совершались на крыше вагонов (тогда не было еще электротяги). Но и там, куда приезжали, мы были чужими. Нас вылавливали и отправляли обратно. Эти побеги из своей семьи были продолжением побегов наших родителей из мест принудительного поселения.
Прямо за посёлком, если перейти на линию железной дороги (сейчас улица 60 лет Октября), лежала ковыльная степь – место, где пасли коз, коров. Для большинства пацанов посёлка это была трудовая обязанность летом. Иногда мы кооперировались, оставляя кого-нибудь при козах, и отправлялись «за калмыков» – т.е. в гору, где сейчас расположен карьер. Прямо на горе у ключика стояли бараки калмыков. По пути попадалась свалка с массой интересных предметов, особенно медных трубок, из которых делались «поджиги».
Пиротехнические забавы были основными в играх «на природе». Поджиги, самопалы, взрывы с применением карбида доставляли удовлетворение. В момент подготовки взрыва все разбегались и прятались, чувствуя себя партизанами, делающими диверсию у фашистов. Взрослые, отгоняя шпану подальше от огородов, не вдавались в тонкости внутренней психологии новоявленных партизан и часто, не желая, становились вражескими персонажами, с которыми игра в партизаны-фашисты затягивалась надолго. По существу, в играх моделировалась обстановка тех лет – конец войны, масса внутренних врагов, недобитое кулачьё (если хорошо жили). Противостояние «не нашему» в то время было повсеместно. Правобережные дрались с «городскими» и «островскими», один край улицы дрался с другим краем, близкое соседство не было доброжелательным. Друзья детства находились обычно через два-три дома. До сих пор я не припомню многих соседей.
Отрочество нашего поколения, прошедшее в посёлках на подобие «Первого августа» сформировало такую структуру внутреннего мира, который воспринимал внешний социальный мир двояко: в его лживой официальной сущности и в жёстоком реальном проявлении. Игорь рано понял дуальность социалистического бытия.
Смутное стремление найти внутреннее равновесие, получить новые впечатления выгоняло нас в лес, на скалы, на реки. Мы неутомимо обследовали окрестные горы, невольно развивая ориентировку в незнакомой местности по мелким признакам, и забредали так далеко, что иногда возвращались затемно. Родители, боясь наших проделок в доме, попросту навешивали на дом замок, оставляя в условном месте, что делала нас самостоятельными в выборе деятельности. Хорошо, что нас с Игорем привлекала природа. В посёлке было много шансов попасть в мелкие шайки воров, которые промышляли по всему городу. Нам нередко приходилось сталкиваться с этими ребятами, не проявляя особой симпатии к ним. Ими хорошо была усвоена та дуальность бытия, от которой мы убегали, а они её использовали для себя в полной мере, пополняя население территорий, огороженных колючей проволокой. Из того, что нас отталкивало от них, следует выделить жестокость в отношении ко всему окружающему, будь это люди, животные или плоды труда людей.
Игорь любил голубей, собак, кошек. Они сопровождали его жизнь, независимо от условий, в которых он оказывался. Специально для кормления голубей уже в наше «рыночное» время закупал крупу и через форточку подкармливал голубиную стайку голов в двадцать. Зачастую они требовательно стучались в стекло форточки, когда подходило время кормления.
Хоть мы проживали в разных и даже враждебных концах посёлка, я на Манской улице, Игорь на Столбовой, нас сдружил общий фанатический интерес к пещерам. В начале 60-х годов цивилизация, в виде автобусов, трамваев и, главное, коммунального моста через Енисей, добралась до посёлка Первого августа, значительно освободив его от крестьянских хлопот с огородами и домашними животными. Поливать огород стало нечем – заражённая пенициллином колодезная вода была совершенно непригодной для овощей. Нам приходилось за несколько километров ходить на водопроводную колонку с ведрами. Постепенно посёлок чах и разъезжался. Мы тоже готовились к переезду в блочные дома тут же неподалёку. Мрачная завеса лжи, спасающая от возмездия НКВД, блекла, на горизонте полыхала развесистая клюква коммунистического будущего. Привлекательной была высказываемая забота о будущем поколении. Мы в это поколение уже не попадали, но пути нам были тоже открыты. Игорь заканчивал сельскохозяйственный институт, я начинал учиться во ВТУЗе. Воскресные дни посвящались пещерам. Тогда уже в составе секции, председателем которой стал Игорь, мы открывали новые гроты в Бездонной пещере, новые пещеры на Бирюсе, собирали ценный материал, делая подземную топосъёмку. Время от времени мы отправлялись в походы куда-нибудь в скальный район: на Китайскую стенку или на Столбы – в то время меня привлекало скалолазание. Игорь, более степенный, скалы рассматривал как препятствия в принципе преодолимые, но не желательные. Когда я демонстрировал «столбизм» – лазание по скалам без страховки, он фотографировал и подсказывал снизу.
Ряд экспедиций в Манский, Ширинский районы, на Бирюсу, в Торгашинском районе дали обильный материал, заинтересовавший геологов и … органы безопасности. Исследуя новые «дыры», спелеологи, не ведая того, нарушали табу, которое, оказывается, налагалось на пещеры и другие естественные полости. Позже спелеологи сами были вынуждены «секретить» входы в интереснейшие пещеры, но в основном по причинам их сохранения. В числе исследованных оказалась серия провалов в Манском и Ширинском районах, где были обнаружены массовые захоронения неизвестных людей. Официально сообщить об этом факте спелеологи могли лишь, заявив о массовых убийствах белыми партизан, которых сбрасывали в естественные колодцы. Никто в то время не смел думать иначе. Однако, обнаружились такие доказательства обратного, что спелеологам оставалось только помалкивать. Тем не менее, где-то ещё истлевала дежурная инструкция «о неразглашении», под которую попадали открыватели пещер. Мрак завесы, оказывается, еще колыхался и Игорь его видел.
Удары начались неожиданно. После выездов за рубеж в Польшу, Югославию, Болгарию с прогремевшей там славой сибирских пещерников, пришла волна травли Красноярского клуба спелеологов. Повод был известен по официальным документам «о требовании Центрального совета по туризму (куда была приписана спелеология) привести в соответствие юридическую форму существования Краевого клуба спелеотуристов в г.Красноярске». Причину недолго выясняли – она была ясна с момента делегирования красноярцев в Союзную федерацию спелеологов.
Настырность и самостоятельность провинциалов из Сибири перешла интересы центра и соответственно последовали ответные действия. Вышеупомянутая «соцдуальность» выступила в классическом виде. Предложенная Игорем концептуальная направленность спелеотуризма как «выявление и исследование карстовых полостей для организации посещения их трудящимися» соответствовала международным требованиям и не могла быть не принята центральными органами. Но интересы Московской элиты от спелеологов не могли удовлетвориться этим направлением, т.к. ближайшие крупные карстовые полости были на Кавказе и в Крыму, где красноярцы давно «застолбили» исследование обводненных рекордных пещер. Единственный путь – отвадить сибиряков от «доходной» деятельности. Идеология борьбы была разработана В.Илюхиным – лидером советской спелеологии. Игорь рассказывал, как они вместе, словно при игре в шахматы или карты, обговаривали очередные ходы. Цинизм Илюхина мне был знаком в личных отношениях, и никакие публикации в центральной прессе о достижениях и достоинствах лидера советской спелеологии не могли загладить отрицательного впечатления от встреч с ним в экстремальных условиях подземного штурма. Илюхин был из тех, кто поддерживал завесу лжи во имя своего благополучия и себе подобных. Игорь всячески пытался разрушить эту завесу.
1971-74 годы – период реакции в отношении Красноярских спелеологов. Удары следовали изнутри, сверху и с боков, вплоть до допросов в комитете безопасности и прослушивания телефонов. Помню, на одном из собраний мне пришлось защищать Игоря от нападок одного из местных ставленников Илюхина. В течение нескольких лет Игорь с верными ему сподвижниками по клубу отстояли и клуб и деятельность, но в 1985 году клуб, отказавшись от борьбы, был ликвидирован юридически.
Ценой перенесённых Игорем напряжений борьбы и энцефалита стала ограниченная подвижность. Походы в пещеры стали редкими. Деятельность Игоря открылась в новом направлении – в научном. Занимаясь механикой движения колеса, он обнаружил явления, описание которых влекло ряд открытий на «фундаментной базе классической и современной механики». На простых экспериментальных установках Игорю удалось продемонстрировать суть явлений. Мы частенько обсуждали основные аспекты предлагаемых открытий, и я с удивлением узнал, что проявления новых свойств встречаются также часто, как и колёса в окружающей нас технике. Однако закрепить их в форме нового знания без нарушения существующих стандартов и классификации простейших механизмов невозможно. Игорь вторгся в область технических знаний, законсервированную тысячами «учёных», защитивших диссертации на заведомо ложных предпосылках, которые легко обнаруживались в противоречиях рассуждений и выводов. Поскольку речь в этих работах шла о современных упруго деформируемых колёсах, теоретический подход с позиции классической механики к описанию их движения сразу же проявлял несостоятельность из-за одного обстоятельства – радиус качания был непостоянным. Те, кто знаком с механикой, знают, что радиальная координата в традиционных расчётах неизменна. По поводу обнаруженного несоответствия классической механики современным объектам Игорь многократно докладывал на конференциях и семинарах, опубликовал ряд статей. Но, по его утверждению, ни сторонников, ни оппонентов он не заимел. Многие толковые головы понимали суть новизны, но включаться в борьбу за неё отказывались. «Жизни на это не хватит» – говорили они. Завеса лжи как флаг реяла и над наукой.
Заряд оптимизма для Игоря принесло перестроечное время. Он безоговорочно поддерживал демократов и Ельцина. Активно включался в выборную компанию первого Верховного Совета России. Участвовал в одной из комиссий по подготовке Конституции. При его активном участии возникло движение безопасности человека при стихийных бедствиях и катастрофах. И здесь он не оставил своё детище – спелеологию в стороне. На основе спасотряда клуба спелеологов планировалось создать региональную спасслужбу с привлечением общественности из альпинизма, туризма, скалолазов. Более двух лет отняла борьба за становление нового, нужного для общества направления. Но, оказавшись в официальных кругах, идея была выхолощена для обычной реорганизации пожарной и горноспасательной службы. Утонула в административных передрягах и в борьбе за бюджетную дотацию. Игорь, как родитель, на глазах которого детище пошло по рукам, заметно сник и больше не обсуждал ни политические, ни спелеологические темы. «Не поддаётся логике» – была его общая оценка обстановки в России. То, что происходило с клубом спелеологов и с возникшей было спасслужбой, он внешне воспринимал спокойно, но когда кто-нибудь появлялся «оттуда», заинтересованно расспрашивал, советовал, чувствовалось, что он готов и дальше заниматься прежними делами, если они кому-то нужны. «Не надо сжигать мосты» – часто комментировал он такие беседы.
Готовый помочь каждому кто обращался к нему, Игорь лишал права на помощь только одного человека – самого себя. Фактически больной (у него было высокое давление) он не обращался к врачам, не жаловался на недомогания. По-видимому, за его доброту, отзывчивость, стремление бороться за справедливость даже смерть не посмела его обеспокоить – умер Игорь легко: уснул и всё.
Я знаю, что скажет уважаемый читатель: судьба, как и у многих – всю жизнь стремился к чему-то, но так и не достиг. Чего, позвольте, должен достичь человек к концу жизни? Славы? Памятника на площади? Или ещё чего-нибудь принятого людьми как достижение? Игорь не ставил целью жизни забраться на высшие ступени ни в одной области, но оказался на вершине человеческой сущности. Прежде всего, он не раз срывал эту проклятую завесу лжи, что разделяет и озлобляет людей. Не в его силах уничтожить её совсем – таится неистребимое желание во многом прикрывать ею свой главный срам – нищету души. И под защитой лжи создавать временное благополучие, которое заставляет защищать себя другой ложью, пока не наступит катастрофа – смерть, тогда рядом с бывшим благополучием всплывает ложь, поражающая память человека. Игорь прошел по жизни тщательно глядя под ноги, помогая подняться во весь рост тем, кто оказывался ниже. Эти люди продолжают жить и сами стараются повторить действия Игоря. Создание людей, стремящихся делать добро другим, – это высшее достижение человеческой жизни.
Что же касается неcвершённых открытий, то они основываются на истине, которая рано или поздно будет познана человеком, если он избавится от ложных теорий.
Игорь часто выполнял свою миссию, отскабливая многолетнюю великодержавную грязь с кусочков истины, оказавшихся у него в руках. Но сколько этой грязи? И сколько надо рук, чтобы из зачумлённого запуганного зека соцлагеря сделать гражданина великой Российской страны? Это оценивать нам – живым. Потому, что из случайного осколка или куска грязи величественного храма не построить. А ссыльный посёлок Первого августа, которым оказалась вся Россия, переселять некуда.