Штурм пещеры Назаровской

В летнем сезоне 1969 года Красноярский краевой клуб спелеологов (КККС) проводил экспедицию на Кавказе (04.08-04.09) рук. Бобрин В.Д. и одновременно участвовал во Всесоюзном сборе по переподготовке инструкторов (16.08-03.09) рук. Южин В.В. Два отделения сбора переподготовки инструкторов одновременно являлись участниками экспедиции и в связи с этим вели работу по индивидуальному графику инструктора (Бобрин В.Д. и Ковалёв Ю.И.). После прослушивания лекций на Красной Поляне, оба отделения в полном составе 15-16 августа выехали к месту проведения экспедиции, к Черкесскому водопаду (17.08).

Экспедиция проводилась совместно со спелеологами из г.Новосибирска рук. Легков М.Н. (4 чел.). Из 24 участников экспедиции 11 являлись одновременно и участниками сбора переподготовки инструкторов, а именно: Киряков П.Н., Мартюшев Б.Н., Ляшков В.Г., Ларионов Н.В., Гутов Б.М., Остьянов В.Н., Шарапов В.П., Коренев Г.Ф., Логинов Ю.А. Все участники, кроме двух человек, являлись членами КККС: Остьянов В.Н. из г.Львова и Шарапов В.П. из г.Севастополя.

Отработав в составе экспедиции, отделения сборов 27 августа перебрались в район хр. Алек, для завершения работы сборов сдачи экзаменов, проведения зачётного выхода. Зачётный выход осуществился в п.Назаровскую, где при повторном штурме 01.09-02.09 трехсотметровая планка отечественных пещер была передвинута до пятисот метров.

Некоторые особенности этого прохождения описал участник этого штурма Киряков Пётр Никитич.

 

Назаровская – одна из Кавказских пещер мощного карстового района хребта Алек. Со времени открытия она входит в список глубочайших пещер Советского Союза. История открытия её относится к 1964 году, когда жена лесника, преследуя раненого медведя, в изумлении остановилась перед внезапно открывшемся зрелищем: сорокаметровая арка из массивных глыб, прорезая толщу земли, вела вглубь и терялась, поглощённая тьмою. Над входом нависали ветви вековых деревьев. Одно из них, не выдержав соблазна заглянуть в пустоту, сорвалось с отвеса и, воткнувшись вершиной, уперлось корнями на гладкую вертикальную стену. Так вход в пещеру стал известен людям. Потом сюда пришли спелеологи и нарушили древний покой пустоты. Пещера оказалась рекордной по глубине и трудности прохождения. Её назвали в честь жены лесника Т.Ф. Назаровой – Назаровской, а спелеологи получили возможность испытать свои силы и волю. Позднее в этом районе нашли и исследовали еще ряд пещер – две из них оказались сложнее и глубже. Но интерес к Назаровской не пропадал; ежегодно её штурмовали группы спелеологов различных городов Советского Союза. Здесь оттачивали технику и тактику штурма опытные спелеологи, новички делали свои зачётные штурмы. Легко она не давалась никому, многие группы возвращались, не достигнув низшей точки.

В 1967 году группа сибирских спелеологов спустилась на дно пещеры, где в конце длинного горизонтального зала терялся ручей в метровых наносах гравия и земли. Ребята исследовали зал. Все думали: неужели нельзя пробиться дальше? Грязевой грифон поглощал ручей, который бежал вместе с ними на всём протяжении пещеры – на горизонтальных участках, ревел, предупреждая об отвесах, падал на плечи каскадом воды. Ребята привыкли к его шуму, журчанию и крику за время спуска и вдруг ручей, фильтруясь в грифоне, безмолвно уходил в неизвестность, оставив их. И всё-таки продолжение нашли. Через отверстие, случайно замеченное в источённой водой стене грота, проникли в узкий горизонтальный ход забитый гравием так, что свободного пространства оставалось 20-30 см. Поток воздуха рвался навстречу и протяжно свистел, завихряясь в изгибах хода. Тон звука изменялся на угрожающий по мере приближения к более узким местам. Природа ревниво охраняла свои тайны, как бы предупреждала – человек, не ходи дальше, это выше твоих сил! И человек отступил. Могучее дыхание пещеры говорило о больших размерах таящейся в недрах полости и это привлекало спелеологов. За два прошедших года две группы безуспешно пытались пробиться дальше и обе пришли к заключению – пройти невозможно.

Осенью 1969 года группа красноярцев в составе всесоюзного сбора переподготовки инструкторов спелеологии и экспедиции "КСК-69" исследовала интересный карстовый район плато Арабика и Гегского водопада. Завершая программу сборов, мы прибыли на хребет Алек, где работала основная масса участников сборов, для обмена опытом работы и подведения итогов, и, конечно же, для штурмов перспективнейших пещер общими усилиями всех отделений. Лагерь спелеологов ровными рядами палаток приютился невдалеке от скупого, заболоченного ручейка (местность характерная для карстовых районов), среди могучих буков, дружно взметнувших зеленое одеяло крон к щедрому кавказкому солнцу. Сегодня в лагере по случаю съезда всего состава сборов – день отдыха. Ребята, заметив идущую к ним группу, засуетились и построились на линейке. Валера Бобрин, остановив нас, доложил о прибытии Володе Илюхину, начальнику сборов.

— Покорителям недр Арабика и Геги наш...

— Привет! – хором кричат ребята.

— Сытым, жирным, аборигенам наш, – командует громко Валера, – Привет! – нарочно шёпотом подхватили мы.

— Ну и сибиряки, не успели снять рюкзаки, а уже есть просят! – отгадывает наше желание кто-то.

Разбиваем свои палатки, не очень придираясь к площадкам (всё равно удобные ровные места уже заняты). В стройные ряды лагеря вносится хаотичный оттенок цыганского табора. Наших руководителей Валеру и Юру вызывают на совещание.

— Какую пещеру навяжут нам для штурма? Будут ли смешивать схоженные группы? – размышляли мы.

Неестественно быстро возвратившийся Юра сообщает, что всей группой мы идем в Назаровскую. Ребята рады, предоставлялась возможность попытаться сделать то, что не удалось два года назад.

— Кроме нас ещё две группы вернулись ни с чем, чем мы лучше? Зря идём, лучше бы пойти в Октябрьскую, всё-таки 400 метров ползут в голову тревожные мысли, стараюсь их отогнать. Ну и пусть! Ребята посмотрят Назаровскую, из наших мало кто был в ней.

Завтра выход.

Вокруг и внутри наших палаток обычная перед штурмом сутолока. Как в муравейнике! Волнение передаётся по всему лагерю. Вот уже размотаны веревки до ближайших деревьев, ещё 40 метров пространства использованы для дела. Кто-то добрался до ручья, моет комбинезон (когда же он будет сохнуть!), вода ниже бежит уже вся мутная. Каждый занят, по его мнению, самым важным делом. Сначала перекладывают снаряжение из одной кучи в другую, потом, вспомнив, что "пищеблок" в подобном деле важнее, бредут к продуктовому складу и кидают в транспортный мешок банки, кружки, булки, пачки. И только один человек знал, что надо делать: Борька Мартюшев спал, и стая комаров кружила над ним. Юра Ковалёв, начальник группы, старается направить инициативу десятка "здоровых и не шибко умных" ребят в рациональное русло. Это в конце концов ему удалось, после чёткого распределения обязанностей каждого. Поздно вечером всё необходимое: верёвки, лестницы, продукты, топосъёмочные приборы, запасные батарейки, бензин, примус было отобрано в отдельную кучу, получилось около 80 кг, что-то по 8 кг на человека. Вес нормальный. Окончательную упаковку снаряжения в транспортные мешки сделаем завтра у входа в пещеру. Выход из лагеря назначен в шесть часов утра, с тем, чтобы в восемь часов начать штурм. Юра шёпотом, чтобы не разбудить весь лагерь, производит подъём. Уговаривать не приходилось, ребята быстро вскакивали из тёплых спальников и, зябко ёжась, торопливо жевали бутерброд с холодным кофе, приготовленным с вечера. В другом конце лагеря собирается группа свердловчан, они идут "доделывать" Осеннюю.

— Все готовы. Петька, веди толпу, ты дорогу знаешь лучше всех, – сказал мне Юра. До пещеры идти минут тридцать, время достаточное, чтобы окончательно проснуться. Через полчаса начинаю сомневаться: правильно ли мы идём. Через час – сомневаются остальные, а я признаюсь, что заблудился.

— В десяти минутах от лагеря должно быть дерево с красным пятном, от него нужно идти вправо, – оправдываюсь я, – И куда оно делось?

— Десять банок я думаю хватит, с учётом чистосердечного призвания, – вынес приговор Юра. Мне ничего не оставалось делать, как добровольно лечь животом на свой рюкзак. При сопротивлении дают больше и бьют сильнее, это я знал давно! Тем временем экзекутор Борька стаскивал с ноги резиновый сапог фирмы "Сангигиена" и ехидно ворчал:

— Опять придётся обуваться, водят нас всякие.

Ребята, навалившись на свои рюкзаки, терпеливо ждали предстоящего зрелища.

— Считать будешь сам, я ведь могу ошибиться! – предложил Борька и, прихрамывая на босую ногу, подошёл к эшафоту.

— Раз! два! три! четыре!... Да что ты бьёшь по одному месту, синяк будет, – наигранно тоскливо кричу я.

— Пять! шесть! Семь! – хором скандируют зрители.

— Восемь! девять! – подключается Борька, – Последняя, десять!

После завершения акта насилия все весёлою трусцой побежали назад по тропе, к дереву с пятном, Борька догнал нас у поворота:

— Вечно этот Бобрин подсунет тесные сапоги, – обиженно сказал он, и, подумав, добавил, обращаясь ко мне:

— Коли еще раз заведёшь, я разуваться не стану.

Вот и дерево шатёр, поднявшее свой ствол на корнях-щупальцах так, что несколько человек могут укрыться под ним. Это дерево мне знакомо давно, и я отвечаю на немой вопрос ребят:

— Разуваться не нужно, идём правильно! Скоро будет Осенняя, потом метров четыреста, и, "Назаровская". У входного колодца пещеры "Осенней" несколько спелеологов ожидают своей очереди на спуск.

— Вы ещё не под землёй? – недоумевают они, – Мы вышли через полчаса вслед за вашей группой.

— Уметь надо ходить! – отговариваемся мы, – До встречи под землёй! Только не появляйтесь из-за угла внезапно; напугаете.

Вероятность соединения названных пещер где-то в глубине велика. Они питаются из одной водосборной долины. Исследованные части пещер на совмещённом плане района развиваются в одном направлении.

— Вот это дыра! – восхищаются впервые попавшие на вход "Назаровской" – Такая до Африки дотянет.

— Хватит рты разевать, итак много времени потеряли, – торопит Юра, – Собирайтесь! Процесс одевания доставляет массу поводов для смеха и шуток. Коля демонстрирует свой водо-непробиваемый сарафан из полиэтиленовой плёнки и паралоновые амортизаторы для части тела наиболее часто подвергаемой ударам и ушибам.

— Коля, а если ты на грудь упадёшь, тоже поможет? – интересуется Володя. Отвечать на подобные вопросы Коля не стал, да и падать не собирался. Несколько лет назад он сорвался со скалы на "Столбах" и сломал несколько позвонков и рёбер. Давняя травма спины часто напоминала ему в пещере об осторожности. Коля шил себе специальные комбинезоны для защиты позвоночника от ударов, сырости и холода.

— Кто видел мой комбинезон синий, почти что новый? – вмешиваюсь я в разговор, вспомнив, что забыл его в лагере.

— Я видел! – клюёт Борька на удочку, он всё знает.

— Кинь сюда!

— Ха, кинь! Легко сказать, – я его видел в лагере у твоей палатки. К тому же он не твой, ты стащил его у Ефремова в Красноярске в прошлом году, выкладывая мне всё что знает.

— А я всё думал, куда девалась моя шапочка, серенькая такая, высотная? – вступил в игру Ляшков.

— Хобби такое! – как всегда немногословно напомнил о своем присутствии Ковалёв, продолжая возиться с массой рваных носков.

— Ребята, смотрите, и какой бездарной композиции носков он собирается покорять "Назаровскую", – отомстил я ему, – Если ты оденешь этот красный носок резинкой вниз, то убьёшь сразу двух зайцев: закроешь все дыры, и будет очень красиво. Ребята воспользовались подвернувшейся возможностью посмеяться над начальником, попутно вспомнив принятую в туризме классификацию степени загрязнённости носков.

— Через десять минут выход первой штурмовой группы, – скомандовал Юра, терпеливо выслушав анекдот из чапаевской серии:

— Василий Иванович, дай носки, мои совсем сломались!

— Возьми Петька! В углу за печкой стоят!

Уточняем порядок взаимодействия между двумя штурмовыми группами и "обозом", в который вошли ответственные за фотосъёмку, топосъёмку и кухню. Юра предупреждает на ходу:

— Каждый должен запомнить номер своего транспортного мешка, для каких отвесов в нём снаряжение и что в нём лежит. Окончательную обработку отвесов делают последние. У отвесов оставляйте связных.

Входной грот наполняется голосами, шумом падающих верёвок, звоном ступенек лестниц. Дневной свет тускнеет, глаза медленно привыкают к скудной диете налобного фонаря каски. В хорошем темпе преодолеваем три отвеса: десять, двадцать и двадцать пять метров. Дальше идёт крутой, со множеством двух-четырёх метровых ступеней, ход. Закрепленная в начале лестницы восьмидесяти метровая верёвка значительно облегчает спуск – начались более глубокие сбросы, что мы чувствуем по шуму падающей воды. Как и договаривались, у каждого колодца, требующего для спуска использование верёвки, нас ожидал связной.

— На этом отвесе оставьте верёвку, без неё тяжко вылазить, – доносится голос Володи сквозь шум водопада, – Я пошёл!

Таким образом поддерживается связь снизу вверх. Нам остаётся заменить верёвку на более короткую, если много лишних валяется под отвесом, размотать и закрепить оставленную идущими впереди, лесенку.

— Мужики! Снимите отсюда верёвку! Гутов где-то спустился без верёвки, услышав наши шаги кричит Володя.

— Он передал, что верёвок мало осталось. – Догоняйте меня, я буду фотографировать. – Спускаемся по двойной верёвке вниз. Перед нами десятиметровый колодец с гладкими замытыми стенами.

— Как он тут вылезет? – удивляется Юра, выбирая тем временем верёвку,

— Может её оставить? Так оно было бы надежней – соглашаюсь я, оценивая отвес. Но поздно! Верёвка, извиваясь змейкой плюхается в чашу озера под ноги Ковалёву. Утешаем себя мыслью, что если Гутов спустился без верёвки, то поднимется запросто! И, забрав верёвку, идём вперёд. Неожиданно мощная вспышка света заставила вздрогнуть, в глазах расплываются туманно-белые круги.

— Отличный кадр для семейного альбома! – радуется удаче Володя.

— Как я вас скрытой камерой! А? Петька давай закурим!

— Свои кури! – разозлился я, – Предупреждать надо, диверсант!

Ослепление медленно проходит, сажусь к двухметровой кальцитовой колонне, подпирающей потолок, и, упирающейся в пол хода.

Кажется будто искусная рука мастера выточила стройную круглую опору и аккуратно установила, чтобы поддержать падающий потолок, и только плавные подтёки минерала выдают творение природы.

— Почему её не размыло? В паводки уровень воды выше основания колонны. Вот и щепочка есть на стене! Может потому, что вода не очень агрессивна, близко до поверхности, – размышляет вслух Володя.

— Вовка, что ты голову ломаешь в отпуске? Тебе же не платят. У меня аж голова закружилась от твоих умных мыслей! Лучше покури, – советую ему, протягивая загашенную сигарету.

— Научно объясняю: бывает! – резюмирует Юра.

Сидим с выключенными фонарями, временами вспыхивают тусклые огоньки сигарет, освещая тусклым светом лица курящих.

— Мужики! А пещера попрёт дальше, я уверен! Видали бы вы как сифонит в "калибровке". Надуешь грудь – ветра нет, чуть сжался – ветер со свистом в ушах!

— Врёшь ты все, Петька! – заметил Ковалёв словами из анекдота известной серии (сам он в "Назаровской" не был) и дал понять, что пора идти дальше. У последнего перед дном тридцатиметрового отвеса никого нет. У этого колодца два года назад один из шлямбурных крючьев выколол большую линзу известняка и навис вместе с ней на растяжке другого крюка. Случай произошёл при навеске снаряжения, поэтому никто не пострадал. Воспоминания о возможных последствиях вызывают тревожное чувство. Придирчиво осматриваю заржавленные крючья и петли растяжек из капронового репшнура.

— Мне эта система не внушает доверия: крючья забиты нами еще в 1967 году. Вдруг вывалятся! Да и дюльферная веревка висит прямо над потоком воды, – говорю я, выбирая монолитный участок скалы для нового шлямбурного крюка.

— Лучше перебдеть, чем недобдеть! – соглашается со мной Юра. Шлямбурение в пещере утомительная работа. После нескольких ударов молотком, мокрая пыль известняка заклинивает инструмент, приходится струёй воды из клизмы промывать отверстие. Работаем в паре с Юрой, я долблю шлямбуром, он промывает лунку. Наконец всё готово. Переделываем растяжки. Верёвка повисла в полутора метров от водопада.

— Отлично! – подтверждает Володя, готовимся к спуску.

— Я пошёл.

Паутины верёвок напряглись, Володя скрывается в колодце. Дрожь нагруженной веревки затухает.

— Ух ты, черт!.. Брр!.. – доносится приглушённый голос снизу. Поток все-таки достал верёвку, догадываемся мы.

— Не повезло ему, – говорит Юра, натягивая на голову капюшон "ипритной" куртки и уходит следом за Володей. Спустился он без единого возгласа.

— Вовка, закрепи эту верёвку! – кричу вниз и дёргаю за один из концов двойной веревки, пропущенной через блок.

— Готово! – гудит сквозь водопад снизу.

— Пошёл!

Тяну за верёвку, убеждаясь, что он держит именно тот конец. Двойная верёвка оставляется на больших и трудных отвесах для страховки первого спелеолога при подъёме по лестнице. Все другие приёмы страховки и самостраховки первого не обеспечивают безопасности. В мои обязанности входит навеска двойной верёвки. Володя держит один конец, по другому – спускаюсь я. В поток воды попадают сначала ноги, потом грудь, и вот уже вода бьёт по каске и стекает по лицу и шее. Увеличиваю скорость спуска, чтобы быстрее проскочить наклонно падающий неприятный душ и уйти под поток к стене. В пяти метрах от дна колодца бешено мчащаяся верёвка затянула полу куртки в "шайбу" и заклинилась. Резкий рывок выдёргивает Володю, пристёгнутого к другому концу верёвки, из укрытия вверх. Как беспомощные котята болтаемся под потоком воды. Пятнадцати килограммовое превосходство в весе позволило мне медленно опуститься до пола. Вовкино же стройное тело уползло вверх. С трудом вырываю куртку из клешей и, стравливая верёвку, опускаю, покорившегося судьбе, Володю.

— Чуть меня всего не протащило через "шайбу"! – делюсь я впечатлением.

— Не мешало бы тебя прокатать! Носишься как угорелый! – ворчит промокший великомученик, стараясь скрыть, что ему эти качели тоже понравились.

— А я за что пострадал? Для защиты от нелепой случайности привязываю веревки к выступу скалы в стороне от воды. Известны случаи, когда группы спелеологов лишались страховки: верёвку смывало потоком воды, перебивало камнем или от случайного рывка, она упиралась вверх, унося иллюзии о безопасной прогулке по лестнице.

Вот и "Дно". Пять часов занял интересный и трудный спуск. Очень хорошо шли. Обычно штурм отнимает больше времени! "Назаровской" знакомы двадцатичасовые неудачные штурмы. Ребята отжимали одежду, выбрав самое сухое место в гроте, расположившись вокруг импровизированного стола из камней, в центре которого уже гудел "Шмель".

Из под бумажной крышки котелка выбивались белые клубы пара. Оглядывая ранее знакомый мне грот, я с трудом узнавал его: "Что-то тут изменилось".

— Петька, а глины вроде бы меньше по сравнению с 1967 годом? – угадав мои мысли, сказал Гутов Б.

— Лесник говорил, весна бурная была. Могло промыть грот в паводок! Мартюшева, третьего участника из группы 1967 года, волновали земные дела. Усевшись на бухту верёвки, он, самодовольно оглядывая пленённых слушателей, рассказывал, смакуя острые подробности, о своем последнем прыжке с парашюта. Мы слышали эту историю много раз и могли всё пересказать столь же красочно. Долг вежливости заставлял терпеть. После приземления Борис получил сотрясение мозга и потерял сознание и сейчас старался восполнить пробел в памяти.

— Борька, чай прозеваешь! – вернул его к подземной реальности Коля, выливая из большущей кружки остатки чая с гущей, – На, что осталось, в следующий раз получишь больше! На примус воздвигнут закопчённый помятый котелок – это для супа. Наше меню не блещет разнообразием: чай, суп, чай, суп. Примус через каждые пятнадцать минут выдаёт нам котелок супа или двухлитровую кружку чая. Эта кружка – предмет моей особой гордости, польский сувенир. Некоторые злые языки называют её "ночным горшком", но это ни сколько не укрощает наши аппетиты.

Несколько лет назад о горячей пище приходилось лишь мечтать. Спелеологи, которым удавалось приготовить горячее на огне тряпок, пропитанных парафином, гордились: какой роскошный обед у них был. Сейчас же воспоминания с пропахшем парафином чай из котелка, покрытого толстым слоем сажи вызывает щемящую сердце тоску по ушедшим временам, кoгдa небольшие группы отчаянных ребят, знакомые с чуждым всему живому подземным миром, по захватывающим книжкам Кастере и Ласло Януча с грубым самодельным снаряжением, совершали первые рискованные спуски в пропасти. До сих пор под отвесами в "Торгашинском провале" сохранились истлевшие остатки толстых пеньковых канатов, мотки связанных из проволоки лестниц с деревянными ступеньками. Как неузнаваемо изменилось снаряжение! Прочные, неподдающиеся гниению капроновые верёвки, легкие гибкие лесенки, шлямбурные крючья, которые позволяют закрепиться на любом рельефе скалы, телескопические штанги для верхних этажей пещер, и, наконец, примус, непрерывно гудящий наш труженик "Шмель". Что может быть лучше кружки крепкою ароматного горячего чая, когда тепло разливается по телу, отгоняя всё пронизывающую холодную сырость. Четверо самых малогабаритных: Володя, Гена, Коля и Валентин готовятся к выходу за "калибровку". Юра даёт им наставления:

— Пробивайтесь сколько можно. Съёмку плана сделаете на обратном пути! Посмотрите, можно ли расширить "калибровку", вдруг нам придётся пролезать туда! Связь, через дежурного у калибра. Начальник – Ляшков!

— Что желают наши "хилые" друзья перед подвигом? – торжественно интересуюсь я, заранее зная их ответ, да и горсть "Краснодарского" уже приготовлена!

Давай чай, да покрепче!

— А мне пива холодного с раками! – просит Володя, напоминая об одном из последних анекдотов:

— Не верь, Петька, это у них моды такие! – под взрыв хохота произносит Юра. Технология заварки чая отработана чётко. В момент закипания воды "белым ключом" в кружку летит горсть заварки, через две секунды кружку убираем с огня на сухой камень и плотно накрываем пакетом от "супа вермишелевого с мясом". Тем временем на примус ставим котелок для "супа вермишелевого с мясом". Через шесть минут, а за этим следит хранитель времени Гена, каждый получает по двести граммов душистого напитка. Намётанный Колин глаз подводил редко. Но сейчас кружка справедливо была отдана нашим стройным друзьям.

— Пейте скорее и уходите, а то скоро сварится суп!

— Вермишелевый с мясом, – добавляет Юра.

С приготовлением супа дела обстоят проще: рекомендацию на пакете – варить при помешивании 15-20 минут – все считают пустой тратой времени и бензина.

— Кто за то, что суп сварился?

— Вермишелевый с мясом, – поправляет Юра,

— Прошу голосовать! Раз. Два. Три,.. Мартюшев, опять уснул? Четыре, Пять... Большинством голосов суп... – говорю я, делая паузу.

— Вермишелевый с мясом – исполняет свою партию Юра – сварился! Через полчаса связной сообщил, что ребята дошли до развилки:

— Один ход идёт вправо вниз, другой – горизонтально влево. Очень узкий ход, приходится ползти, разгребая гальку.

— Пусть идут сколько можно и осторожней! Контрольный срок два часа! – передал ценное указание Ковалёв.

— Мужики! Грифон промыло! – кричит Гутов из конца гpoтa, – Идите сюда! Там, где несколько лет назад был слой ила, теперь русло ручья ныряло под каменный свод. Окно между потолком и водой просматривалось метров на пять. Чувствовалась тяга воздуха. Собравшись у примуса обсуждаем создавшееся положение. Попробовать сейчас пройти сифон или подождать возвращения ребят? Вдруг им потребуется наша помощь? Но в "калибровку" не каждый из оставшихся протиснется!

— Не будем терять время! Нужно попробовать, – говорит Юра задумчиво, – Кто пойдёт? Есть добровольцы?

Добровольцев ползти в узкий наполненный жидким илом ход не оказалось. Неизвестно куда он выведет, а вдруг придётся возвращаться назад, развернуться там невозможно. Трудно решиться на такой шаг!

— Бросаем в "морского" – выждав минуту, предлагает Ковалёв.

— Кто не может идти?

Все молчат: подумать есть над чем,

— Гутов?

— Могу конечно, – бойко отвечает Борис.

— Юра, а ты как ? – по очереди обращается к нам Ковалёв.

— Я не могу, устал сильно. Юра Логинов занимается спелеологией недавно и в подобных пещерах впервые.

— Мартюшев, как здоровье?

— Подождать, надо! Второй день как перестал шмыгать носом.

— Витя, как твоё настроение? – продолжает опрос Юра.

— Боюсь я тесных мест, у меня с нервами не всё в порядке! – помедлив, смущается Шарапов.

— Петька, соратник Чапая!

— Мы еще повоюем! – в тон ему отвечаю я.

— Я третий, приготовились – командует Юра,

— Считаем с меня "по солнцу": Раз... Два... Три!

Бросаем пальцы: два, семь, одиннадцать.

— Ребята, и зачем я нашёл этот сифон! Там же холодно! – быстро сообразив, волнуется Гутов.

— Везёт тебе сегодня! Ещё и отвес для себя припас, – смеется Ковалёв.

— А сифон мы твоим именем назовём, гордись!

Борька с траурной медлительностью готовится к выпавшей чести покорить открытый им сифон. Слышим голос связного, все спешим к нему.

— Мы с Колей по правому ходу дошли до какого-то сифона. Он открыт, видно метров шесть. Проходить мы его не стали, а из левого хода ребята еще не вернулись, – сообщил нам Гена Коренев.

— Гена, Гена! Сходите туда еще раз и покричите! – глотая слова от радости, просит Гутов.

— Я буду ждать! Может это один и тот же сифон. Все склонились у сифона, Борька, сняв каску лёг на живот. Скоро из сифона доносится искаженный голос Гены. Гутов радуется, как ребёнок игрушке. Подождав немного, чтобы страсти улеглись, Ковалёв передаёт:

— Гена, узнай как дела в левой трубе, и выходите пить чай! Через полчаса из калибровки вылез грязный, растрепанный Ляшков:

— Фу ты, чёрт! Дайте сигареточку! Замёрз... как зюзик, – сделал вступление Володя, приближаясь к нам.

— Да не тяни, рассказывай! – набрасываемся мы на него.

— Так вот, мужики, – продолжает он, раскуривая мою сигарету.

— Проползли мы на животе метров триста, может четыреста...,долго ползли..., что-то сигарета не тянется, – сбивается он, разглядывая окурок.

— Ты её грязью залепил, говорю я и толкаю ему в рот новую сигарету. – Ага..., дошли до открытого сифона..., сантиметров десять, не больше, просвет. Дует оттуда!.. Хорошо дует.

— Ну и резинщик Ляшков, умереть можно, – не дослушав, не выдержал Борька.

— Коля с Валькой план снимают, тяжко там с рулеточкой и компасом. Гена у калибра сидит. Дрожит весь – дёргается в такт рассказу Володя – и, успокоившись кончает, – а выходить не хочет, ребят ждёт.

— Ну и дела! Опять Гутову сифон нашли, – восхищается Ковалёв.

— Готовься! – Желая увидеть всё, о чем рассказывали ребята, вызываюсь пойти вместе с Гутовым ко "второму сифону", как мы его окрестили. Вот и калибровка. Проталкиваю в округлую её пасть ноги, таз, (туго идёт), грудная клетка застряла, дыхание расстроилось. Отдохнув, делаю глубокий выдох, отталкиваюсь руками вниз. Проскочил! Дальше свободно.

— Борька, давай! – зову Бориса последовать моему примеру, – Каску возьми в руку, застрянет. Появляются ноги. Он весь извивается, силится протиснуть остальные части тела.

— Застрял, – тяжело дыша, говорит Борис, – не могу больше, грудь не пускает.

— На выдоxe! На выдохе давай, участливо советую ему. Следующие попытки менее интенсивные: с большим трудом, с моей помощью ему удаётся выбраться из ловушки. У развилки встречаю Валентина и Гену. Втроём ползём по ходу, ведущему ко второму сифону.

Движения изнуряюще однообразны: правую руку и левую ногу заношу вперёд, упираюсь ими, колени и локти зарываются в щебень, толчок, тело перемещается на несколько сантиметров вперёд. Левую руку и правую ногу – вперёд и так много раз. Особенно устаёт шея, голову приходится держать на весу, так чтобы луч фонаря светил вдоль узкого просвета хода. В некоторых местах потолок повышается и, если можно сесть, устраиваемся на отдых. Замечаю впереди что-то похожее на консервную банку. Проржавлена насквозь, но следов консервного ножа не видно. Как она сюда попала? Неужели её занесло потоком воды? – мелькает в голове, хочется поскорее уйти из этого опасного хода. Спелеологов в этом месте не было, мы первые. Стараюсь представить, какие катаклизмы происходят здесь в весенний паводок, если 500-граммовую банку забросило в ход, расположенный выше дна на 15-20 метров. Желая скрыть тревогу от ребят, небрежно откидываю банку в сторону. Через несколько десятков метров ход понижается, там блестит вода. Это сифон. Просвет сантиметров 8-10: воды можно не хлебнуть, если прижимать голову к потолку, а что дальше? – Не видно. Поверхность воды рябит в такт порывистому потоку воздуха. Прижав руки к груди, лежим лицом к препятствию, тихо переговариваемся, строим догадки, что там за этим сифоном? Вскоре начинаем мёрзнуть, нужно что-то решать.

— Вернуться, назад? Нет! Будешь потом всю жизнь мучиться в догадках, корить себя за минутную трусость, а друзья, что им скажешь? Медленно на коленях захожу в воду – холод подбирается к животу... выше вот уже только плечи и голова торчат из воды. По телу пробегает брезгливая дрожь. Затылком чувствую взгляды ребят, решившись, рвусь вперед, каска таранит по неровностям потолка. Волны воды катятся перед лицом, ртом и носом хлебаю воду. Затем дно и потолок начинают подниматься. Хлюпая по воде, выскакиваю на берег, и ползу вперёд, чтобы разогреться. Потолок круто уходит вверх, и можно наконец-то встать в полный рост. Мокрая одежда прилипает к телу, стаю нахохлившись, так намного теплее. Что делать дальше? От оцепенения мысли появляются медленно.

— Дальше надо идти вдвоём! Вернусь назад, позову Валентина. Гена устал, его нельзя. Вместе с плеском воды из сифона появляется Валентин, отфыркивается.

— Немного напился!

Быстро идём по новому ходу. Тут абсолютно чисто, промытые сиреневые стены известняка, поблескивают от света "налобников". Нас обуяла страсть первооткрывателей: торжественно-громко переговариваясь поглощаем новые метры неизвестного. Потолка над нами давно нет. В пещерах подобного типа потолки лишь плод богатой фантазии. Поток воды, веками прорезая земную толщу, всё глубже и глубже рыл себе русло и неизвестно, как высоко до потолка и есть ли он – возможно стены каньона, медленно сужаясь, образуют непроходимые щели, и потолка нет как такового. Исследование сводов пещер дело недалёкого будущего, а пока спелеологам хватает работы с полом пещер и теми редкими случаями, когда потолок всё-таки появляется, медленно приближаясь к руслу пещеры и это плохое предзнаменование: жди в лучшем случае труднопроходимых сифонов и щелей или дна пещеры! Не смог пройти туда, где потолок вновь взмывает вверх и теряется во мраке, значит это твой "потолок". Как в авиации – потолок самолёта, и так вообще в процессе познания. Работай над техникой, делая новые попытки – "потолок" должен разомкнуть свои своды и уйти в неизвестность, чтобы подкараулить у нового препятствия и более сложного. Иногда останавливаемся прислушаться к шуму воды: по прежнему легкий плеск ручейка. На таком горизонтальном ходу не много глубины наберёшь. Когда же начнутся отвесы! Мы прошли метров триста, а их всё нет, и нет резких поворотов хода, предшествующим вертикальным сбросам. Пещеры развиваются по тектоническим трещинам, вдоль линии залегания пластов: поток поды, попадая в поперечную трещину, встречает меньше преград и устремляется вниз на всю её глубину, вымывая вертикальные колодцы. Часа два прошло, как мы ушли от ребят, отвесов по прежнему нет, ход заметно сузился. Ребята должно быть волнуются за нас, попадёт от Ковалёва. Но как вернуться назад не дойдя до отвесов, когда ход упорно ведёт вглубь, в неизвестность. Трудно найти силы остановиться и повернуть назад... мысли: – А вдруг через несколько метров конец пещеры! – мешают этому. Камнем корябаю на стенке "31.08.69, КСК", обвожу надпись пеплом, обжигающего пальцы окурка. Молча переглянувшись с Валентином, отправляемся в обратный путь! Вдвоём нам всё равно не пройти пещеру до конца. Из-за сифона нам отвечает Гена (Он все еще здесь?!):

— Юра дал вам ещё два часа, а после – выход на верх – говорит он и, немного помолчав, – Ребята, ну что там, далеко прошли?

Мы передаём всё, что знаем о новом ходе!

— Гена, возвращайся в грот, замёрз наверное – прошу его и не верю, что он это сделает. Гена занимается спелеологией три года, опыта маловато конечно, но его самоотверженное отношение к любимому виду спорта и морально-волевые качества позволили стать участником штурма крупнейших пещер.

— По знакомой дороге идти легче, вот метка, кроме нас на неё никто бы не обратил внимания, слишком тонко и коряво нацарапано на скале. Ход по-прежнему сужается, мы это чувствуем всем телом: спиной, грудью. Цепляясь за выступы стен, с головой повернутой на бок, продираемся по руслу ручейка. Ноги с вывернутыми параллельно телу ступнями, одеревенели и не чувствуют холода. На стенах, выше уровня глаз, встречаются прилипшие щепки и листья, их забросило сюда водой. Осознавая это, появляется желание посмотреть назад, прислушаться, не мчится ли к нам поток воды? Забраться вверх по щели, уйти от него невозможно – узко. Повернуть голову в другую сторону – проблема, шея ноет от непривычного положения. В нескольких местах приходится долго маневрировать, извиваясь всем телом, чтобы продвинуться ещё на полметра вперёд. Теснота бесконечно узкого хода угнетает и злит. Зацепившись за крутой выступ, резко дёргаюсь – раздаётся треск рвущегося брезента. Стараюсь успокоиться и взять себя в руки, получается плохо. Первоначальный оптимизм ушёл куда-то далеко внутрь сознания, а оттуда ползут наплывами мысли вернуться назад: – "Ребятам скажем, прошли сколько можно." По инерции движемся дальше. Неожиданно выхожу в широкий ход, уходящий поперёк влево и вправо.

— Валька! Скорей, Новая система – не могу я сдержать волнения и сделать сюрприз Валентину. Он появился из "шкуродёра" вслед за лучом света через несколько секунд. Мощная волна радости исследователя сбила апатию от изнурительного тесного хода и понесла нас вперёд, в неизвестное, и, прыгая от страсти, мы побежали по ходу (тут можно бежать!) – в разные стороны. Бреду напрямик по руслу ручья, по озёрам, – не обходя их. Ход, плавно изгибаясь, ведёт и ведёт вперёд. Холодная вода, вызывающая неприязнь минуту назад, сейчас лишь взбадривает тело. Вот оно – вознаграждение, какой спелеолог не мечтал попасть и первым исследовать подобную систему. "Назаровская" является лишь притоком, а мы вышли в главное русло, которое может объединяет несколько пещер, подобных "Назаровской". Оступившись, плюхаюсь в озеро – немного остыл: "Куда это я несусь? Один? Валентин пошёл в другую сторону – тоже один! Нужно вернуться, догнать его". Валентина я услышал, а потом и увидел где-то высоко вверху: он карабкался по натёкам в виде сказочной красной бороды к круглому окну-пасти, из которого вытекал ручеёк воды и, падая вниз, разбивался мириадами брызг.

— Красиво там! – делится со мной Валентин после завершения опасного спуска, – Это вероятно очередной приток "новой системы". Посоветовавшись, решили прежде поставить тур у "нашего притока", потом идти вниз по главному руслу до истечения контрольного времени. Широкий ход позволяет нам иногда идти рядом, кажется, что ему нет конца. Опять мы "прислушиваемся к отвесам" и посматриваем на часы. Встречающиеся капели из новых притоков принимаем как само собой разумеющееся – мы в главном ходу карстовой системы района!

Начали появляться небольшие двух-пятиметровые каскады. Вода катится по крутой стене в пилообразную лунку всегда полного озера и, плавно переливаясь через край, устремляется в следующую лунку. Дно озера покрыто слоем округлых шлифованных камушков, они то устремляются, поддерживаемые струйками воды вверх, то, лениво танцуя, оседают на дно. В таких местах счастливые находят "пещерный жемчуг". Контрольный срок прижимает, трудно удержать себя не спуститься к очередному каскаду, все они небольшие и можно, цепляясь за выступы, спуститься без веревки. Отвеса-пропасти, зовущей чёрной бездны по-прежнему нет; я представляю её с подробностями: – "Ручей разливается в большое озеро, чтобы отдохнуть и, решившись ринуться в бездонную пасть тьмы, стремительным водопадом. Вот уже из глубины доносятся его стоны, разноголосый крик... Над ним повисли нити верёвок. Первый готовится к спуску. Предусмотрел аварийный случай штурма, если не хватит длины навешанной верёвки. Глубину отвеса "прозвонить" не удалось...".

— Валентин, осторожно! – говорю я, наблюдая за спуском товарища.

— Если что-нибудь случится, мы не сможем помочь друг другу выбраться к ребятам. Особенно трудно придётся в "шкуродёре". Он это понимал и без моей опеки. Нас остановил восьмиметровый, с гладкими стенами каскад, под ним широкое чёрное зеркало озера. Поборов ревнивое желание узнать, что за озером (может там заветный отвес, который даёт сразу несколько десятков метров глубины!), повернули назад – без верёвок подняться, тем более спуститься, слишком рискованно в нашем положении отшельников, отрезанных от основной группы километровой толщиной земли.

— Я думаю, новый рекорд страны уже есть: мы были глубже 410 метров, – говорю я, пытаясь узнать причину унывания Валентина, – можем поздравить друг друга!

— Почему верёвок не взяли? – жалеет он, понимая, что всё равно мы не имели право идти дальше, контрольный срок. Я боюсь, Юра не включит меня в штурмовую группу на завтра: я не красноярец!

— Ах, вот в чём дело! Я обещаю ему свою помощь. Наконец, на правах первопроходцев нас должны включить в штурмовую группу.

Чтобы иметь какое-либо представление, о размерах пройденной нами части, делаем примитивные измерения: Валентин – длину хода шагами, я – глубину своим ростом. Замечаю впереди на уровне глаз характерную точку и веду мысленно через неё горизонталь до слияния с полом хода и т.д. Это занятие отвлекает, ход не кажется таким длинным и нудным как при первом прохождении. У сифона подводим итог: около 800 метров горизонтальное протяжение хода и 100 метров – в глубь, из них около 40 метров отвесов, остальное – несложный технически, едва наклонный ход.

Сифон преодолели без размышлений – он обжит! Наш бессмысленный связной – Гена – был на прежнем месте. Как он выдержал несколько часов в сырой одежде в тесном ходе на ветру? Для этого нужно большое чувство коллективизма и, наверное, любовь к пещерам.

— Я ползал по ходу, чтобы согреться, – объясняет он.

В гроте ребята, прижавшись друг к другу плечами, сидели вокруг примуса и дремали. Они устали от томительного ожидания и сырости. На нас обрушилась масса вопросов: что... как... докуда?

Кратко и почему-то сухо рассказываем всё, что видели. Глаза ребят заблестели: единодушно решили завтра же идти сюда, а сейчас – скорее наверх, отдыхать, готовиться к новому штурму.

Поднимаемся очень быстро, несмотря на усталость: снаряжение сматывать не нужно, на некоторых отвесах, где возможен камнепад, выбираем верёвки и укладываем в стороне от воды. Небольшая заминка произошла у "отвеса Гутова".

— Ребята, я же не специально! Как я тогда пролез, ума не приложу? Свет был слабый и я не заметил, наверное, что тут не за что цепляться, оправдывается он после неудачных попыток обойти отвес верхом. Рассердившись на Гутова, я попробовал взять стенку в "лоб", но только с помощью ребят, подставивших свои плечи, смог выбраться. По навешенной лестнице поднялись другие. Наверху едва брезжил рассвет. В чёрной пасти разлома брели блуждающие огоньки фонарей. В этом зрелище было что-то мифическое, таинственное и мы, выбравшись под крышу звёздного неба, наблюдали за ними. Казалось, что гигантские светляки витают в воздухе и летят на свет нашего костра. Ребята, вынырнув из темноты, садятся вокруг костра и медленно стягивают с себя надоевшую мокрую одежду. Тёплый кавказский воздух приятно обдувает тело. На руках и ногах от долгого пребывания в воде, образовались глубокие белые морщины.

— Мужики! А как хорошо на земле! Зачем под землю лазим? – радуется Ляшков, закуривая сухую сигарету из пачки "НЗ".

— На море бы сейчас, поплескаться, за ставридами с ружьём погоняться! Фу ты, чёрт!

— Ага, а в стороне, ну так метров 200-300, чтоб не далеко, шашлычная... и пиво! – подхватывает Мартюшев.

— Психи мы все! – перебивает Юра,

— Собирайтесь, через пять минут выход.

Со стороны "Осенней" слышны голоса. Не удалось нам встретиться под землёй, как там у них! Проходим мимо входа в "Осеннюю". Ребята уже ушли в лагерь, но снаряжение на входном колодце висит. Странно! Наверное они тоже не дошли до конца! Тогда у нас появляются опасные конкуренты под боком: всё снаряжение сборов использовано в двух пещерах: "нашей" и "Осенней". Того, что осталось в лагере, явно не хватит нам и им тоже. Значит, как решит начальство... В одной из пещер снаряжение будет снято и отдано, чтобы исследовать другую. Но мы верим в свою пещеру.

— Чёрт её знает! Но мне кажется, завтра сюда придёт группа "съёма снаряжения", спустится вниз и вытащит всё наверх. У них "метода" такая: сначала идёт группа навески снаряжения, затем идут штурмовики (хорошо им – пробежался в пещере по готовому снаряжению, поковырялся немного и наверх). Ещё через день – группа съёма снаряжения выносит снаряжение наверх.

— Кошмар! – успокоил нас Борис, один из ярых защитников сибирской тактики прохождения пещер. О тактике "европейцев", разработанной и охраняемой Илюшиным и Дублянским, он всегда говорил с нескрываемым сарказмом:

— Штаты раздувают! – подвёл черту под Борькино критическое выступление Юра. В лагере необычное для такого раннего часа оживление. В конце лагеря суетились, прибывшие незадолго до нас, из "Осенней". Те, кто спал спокойно всю ночь, высунувшись из палаток, что-то обсуждали. На возвышении, в центре лагеря, по пояс в спальном мешке, на красном надувном матрасе сидел в позе задумчивого фараона Володя Илюхин. Он не совсем отошёл ото сна, и сейчас, уставившись на Пантюхина, руководителя штурма "Осенней", силился его понять.

Нас встретил Валера Бобрин, постоянный участник и руководитель различных спелеологических мероприятии со времён зарождения этого спорта в стране. Из-за травмы ноги он не ходил с нами, и сейчас по совместительству с должностью заместителя начальника сборов выполнял обязанности "кухонного мужика".

— Бобрин, давай жрать! – приветствуем и требуем мы.

— А-а-а тунеядцы, явились! Жрать им давай! А сколько вы с собой брали! Три дня можно питаться! – отвечает он прихрамывая вокруг костра. Кроме вышеперечисленных недостатков он обладал многолетним опытом работы завхозом на подобных спелеосборищах. Многие спелеологи страны, узнав, что на сборах завхозом Бобрин, старались не попасть сюда или же припасали мешок с продуктами. Войти к нему в доверие, чтобы потом влезть в продуктовую палатку безнаказанно было невозможно, все терпели поражение: он их обливал вчерашним супом на месте преступления, осмеивал всенародно и т.д. Он знал в лицо и по именам (благодаря незаурядной памяти) всех потенциально опасных, по его мерке спелеологов. "Желудочники" называл он их.

— Ладно уж "желудочники". Вон там у костра три ведра с "продуктами": щи, каша, кофе, – смягчился он (сердце у Бобрина мягкое). За едой в более серьезной обстановке рассказываем собравшимся подробности нашего открытия. Попутно узнаём, что в "Осенней" ребята остановились у отвеса глубиной метров десять, вернулись, потому что окончилось снаряжение. Лагерь гудит как улей – равнодушных нет . Возникло предположение: мы, остановились у одного и того же отвеса, а не встретились, так как были там в разное время. Но ни они, ни мы не встретили следов пребывания человека. Эта версия отпала. Ясно одно, что обе пещеры перспективны! В какую из них бросить все силы и снаряжение? Три отделения, работающие здесь с начала сборов, измотаны штурмом "Осенней". Принятая тактика штурма полости ("раздувание штатов") потребовала троекратного расходования сил и времени. Отдохнувшие свежие штурмовые группы отвоевывали у пещеры всего тридцать-сорок метров глубины. "Результат по такому классу пещеры очень высокий" – так писал специальный корреспондент "Комсомольской правды" Леонид Репин. Но нет, этот результат был очень низким для пещеры, которая "вышла на вертикальные сбросы". Усталость людей, как следствие, притупила чувство безопасности: небрежно забиты крючья, неаккуратная страховка и в результате – три срыва. Срывы, к счастью, закончились благополучно, – небольшие ушибы, царапины, но участники травмированы морально. Пропала уверенность в снаряжении, в страховку товарищем. Группа потеряла работоспособность!

После завтрака все – кроме наших руководителей, разошлись по своим палаткам и быстро уснули. Юра разбудил меня через некоторое время и огорчённо сообщил, что там решили сегодня же сделать последний штурм "Осенней" и независимо от результатов снять снаряжение для штурма "нашего задела". Илюхин сразу же понял, что Назаровская более перспективна и завтра туда отправится сборная. А мы пойдём доделывать, что не удастся сборной или же снимать снаряжение из старой пещеры.

— Ну нет, только не это! – возразил я, окончательно проснувшись.

— Не волнуйся! Мне кажется, что у них не хватит людей на две пещеры и всё обойдётся – успокоил он меня и флегматично улыбнувшись на прощание, быстро уснул. Сон как рукой сняло, хотя веки тяжело опускались и устало ныло всё тело. Стараюсь думать о чём-нибудь приятном (говорят, что это помогает от бессонницы), мысли скатываются к пещере, которая за двадцать часов доставила массу мелких отдельно взятых неприятностей, очень приятных в целом. Ревность оказывается выше чувства коллективизма.

— Хорошо Ковалёву, сопит себе в нос! Он уснёт, где угодно, не зря подрабатывал пожарником в студенческие годы!

Вспомнился интересный случай из наших совместных похождений в пещерах. Однажды он решил пройти "Торгашинский провал" без лестниц, на схватывающих узлах. Я поднялся первым по 15-метровой свободно висящей веревке по карнизу, сбросив страховку Юре. Удобно прислонился к стене и выключил свет налобника. Через несколько минут страховочная верёвка дернулась, и я услышал:

— Выбирай!

Подъём на схватывающих узлах весьма утомителен и требует много времени. Скорость подъёма около одного метра в минуту... Очнувшись, удивился, почему не поддаётся страховка, подёргал ее – никаких сдвигов! Быстро подошёл к краю отвеса, включил свет и пошарил лучом вдоль верёвки. В нескольких метрах от дна, раскинув в стороны руки, висел Юра. Тонких нитей петель "пруссика" не было видно и, казалось, он парит в воздухе. Голова, повернутая немного вниз и в сторону, вздрагивала в такт мерному посапыванию. Зайчик от его фонаря лениво ползал по стене грота.

— Юра, проснись, уже солнышко встало, пташки и букашки умываются, – нежно говорю я, – и тебе пора вставать! – уже зло продолжаю, видя, что он не реагирует, кричу и сильно дёргаю за верёвку.

— А! Что! – опомнился он, – Я пальцы перевязываю, – быстро сообразил он и демонстративно начал разматывать бинты с рук.

— А зачем ты храпишь? – продолжил я и, вспомнив, что и сам недавно уснул, вернулся на своё место. Неделю до этого случая Юра спускался излюбленным сибирским способом – "коромыслом" по тридцати метровому каскаду в "Кубинской" и сжёг до мяса пальцы рук. Он просто-напросто забыл одеть рукавицы! Другие на подобные спуски припасают две-три пары верхонок. Можно привести много подобных фактов из его биографии, на которые он реагировал: "ну и что"? НО не буду компрометировать своего товарища, тем более нашего начальника, пока он спит – то нечестно!

— Болтуны вы! – сказал бы Юра, узнав об этом.

Лёжа на животе, наблюдаю за лагерем. К сожалению из-за дерева, служащего опорой нашей палатке, не видно дощечки с надписью "штаб сборов". Вылазить из тёплого спальника не хочется, шевелиться же надо, а лень! В поле зрения появляются руководители отделений и рядовые спелеологи-труженики. Первых отделяю сразу, они с полевыми сумками, с папками или просто с бумагами в руках, а на носу очки, если без диоптрий, то тёмные. Рядовых узнать ещё проще – те, что остались. Многих из участников сборов я не знаю даже по имени. Но это не страшно. Территориальная принадлежность определяется очень легко. Москвичей я узнаю по их мине столичной озабоченности, по умению разговаривать глядя сквозь собеседника, убеждённо в своей правоте, как бы отдавая дань приличия, растягивать слова. К сибирякам, по понятным причинам, относятся скрытно, осторожно. Ленинградцы, в большей части своей молодые студенты, патриоты своего города. С вертикальными пещерами малознакомы. Они привыкли работать в пещерах с научным уклоном и в стороне от основных спелеологических направлений. В шахты идут с энтузиазмом, но держатся в них робко. Красноярцев знают лишь по смешным анекдотам о "столбистах"-самоубийцах, бросающихся вниз головой в пропасти и презирающих страховку. Нас питерцы изучают с нескрываемым интересом. Наши земляки – свердловчане – дружелюбны к соседям. Некоторые из них весной были в Красноярске и совместные штурмы пещер по нашей тактике убедили их в рациональности многих приёмов штурма и безопасности. Все отношения между спелеологическими группами, складываются как правило, в зависимости от степени близости технических и тактических методов работы в полости. Крымчане спорили до хрипоты, что спуск на отвесе по лестнице гораздо удобней и безопасней нежели по верёвке. Наконец они признались, что у них туго с верёвками и они их берегут. Трое красноярцев работали в 1968 году инструкторами в спелеолагере в Крыму. Под давлением численного и территориального преимущества они обучали новичков спуску по лестнице. Мы с удовольствием отыгрались на них будучи здесь на нейтральной земле. Время приближалось к обеду. Из базового лагеря никто не ушёл в Осеннюю, кроме группы болгар, еще с утра ушедших в Октябрьскую. Юра оказался прав, потому он и спал безмятежно. Что-то изменилось в планах. От штаба спускается Бобрин и начинает греметь посудой, весело напевая одному ему известные песенки-куплеты. Поёт он, когда есть настроение, а есть оно всегда. Прервав на полуслове, Валера дует со стартовой стойки в костёр. Вёдра для будущей пищи охватывает пламя. Потрескивание дров и суетящийся у костра "кухонный мужик" вносят домашний, житейский уют, какую-то обыденную праздность в просыпающийся бивак. Юра сонно дёргается и улыбается. Возможно приснилось как сгорел рюкзак со снаряжением и спальный мешок, когда мы зимой спали у костра после выходов из "Торгашинской". А может сифон?.. но тогда он не улыбался бы. Вскоре Валера известил о том, что обед сварился.

— Продукт гибнет!

В эти два слова он мог вложить очень много информации: подъём, прошу всех к столу, умыться можно после обеда (медведь всю жизнь не умывается), последнему может не хватить и т.д. Но немая реакция ребят на его трубный зов говорила о пренебрежительности.

— Что ты кричишь? Можно и шёпотом будить! – как бы сказал Юра, переворачиваясь на другой бок и натягивая на голову угол спальника.

— Вечно этот Бобрин не даёт поспать! – пробормотал Мартюшев, и обхватил под головой резиновый сапог.

— Футы, чёрт! – подумал Ляшков, шевельнув бакенбардой. Валера издал многообещающий звук:

— А.. а га ..га! Тунеядцы! – поправил очки и выбрав увесистую палку направился к палаткам. Хорошего не жди! Открыв вход, как озорной мальчишка, травящий ос, он начал шурудить ей внутри. Упорству его можно позавидовать – ему удалось поднять даже Гутова! За обедом Валера сообщил об изменениях в планах работы сборов. Сегодня выходов не будет! Сборная пойдёт в Осеннюю завтра утром, а послезавтра мы всем составом, в нашу дыру, в Назаровскую пойдём. Нужное снаряжение подберём у Осенней, к тому времени сборная поднимется на поверхность. Узнав о такой новости, ребята стали с большим удовольствием вылавливать тушёнку из подгоревшей рисовой каши.

— Что, пресытились? – обиделся Валера, как повар, и, сверкнув очками, как завхоз пригрозил:

— Ну смотрите! Я пойду с вами, если нога позволит. Там я вас всех накормлю!

Но никто не испугался, ребята готовы идти на штурм даже с пустым желудком. В калибровке легче прискочим! Подготовка к выходу не заняла много времени. Комплекты питания налобника подбирали из старых комплектов, так как запасы новых использовали в прошлый раз. Гутов принёс кучу старых батарей из мусорной ямы и контрольной лампочкой сортировал их на старые и новые, первые он швырял в консервную банку специально, повешанную им на куст (приятное с полезным). В кучке новых накопилось явно мало. Борис на минуту задумался.

— Что же делать? Где достать? И смешал "хорошие" и новые в одну кучу.

— Юра! Сотня почти что новых батареек, хватит! – доложил он.

— Может хватит, а может и нет! – соглашается с ним Юра. Мы с Володей освоили изготовление мешочков из полиэтиленовой плёнки. Предстояло протащить за сифон сухими массу вещей: одежду, продукты, приборы, и Володя, питающий страсть к мешочкам, кроил их для спичек, сигарет и сахара, свитеров и пикетажек. Мне оставалось обезжирить кромки и пропаять их горячим скальным молотком. К вечеру Вовкина фантазия закройщика достигла апогея, он предложил сделать патронтажик такой: сигареточка, спичка, кусочек коробочки и проклеиваем, потом снова набор и опят шов и т.д.

— Володя, ты устал, нежно говорю я, – ну давай на горшок и спать. У вашей группы прежний состав, кроме Илюхина, который идёт вместо Юры Логинова. Бобрин нас провожает до пещеры – нога ему испортила сезон. У Осенней застали спящих пантюхинцев, видимо они вылезли на поверхность поздно ночью и решили заночевать у пещеры. На наше шумное присутствие никто из них не реагировал. Гостеприимности им явно не хватало! Мы выбрали необходимое снаряжение и, оставив на сучке приветственную записку со списком взятого у них снаряжения отправились дальше по своим делам. Конкуренты нас больше не волновали: если они сделали что-то интересное, то не спали бы. На этот раз относимся более придирчиво к своему туалету. По Колиному примеру многие ребята склеили "сарафаны" из плёнки. Одетый под верхнюю одежду, сарафан совершенно не стесняет движения, но защищает тело от падающей сверху воды. Забыв случайно прошлый раз комбинезон, я сделал для себя важное открытие. Оказывается, в узком шерстяном трико и прорезиненной куртке легче передвигаться в тесных местах и не холоднее, чем в комбинезоне. Ребята не поверили мне на слово, о чем некоторые позже пожалели (правда эту ошибку легко исправить, да и одежда целее). Поверх брюк я одел яркие шорты, нельзя же ходить в одном костюме. Юра параллельно с сортировкой носков уточнял взаимодействие и задачи гpyпп. А их три: штурмовая и две топосъёмочных. Штурмовая, как ей и положено, пробивается вперёд как можно дольше. В неё вошли Юра Ковалёв, Володя Ляшков, Валентин Остянов и я – руководитель оной. Первая съёмочная: Илюхин, Гутов, и Мартюшев снимают часть "шкуродёра" и дальше вниз по руслу, за нами. Вторая – Шарапов, Ларионов и Коренев – оставшуюся часть шкуродёра и далее вверх по руслу ручья. Их задача достичь первого серьёзного препятствия, где потребуется применение специального снаряжения. Три-четыре человека вполне достаточно для самостоятельной работы группы и техники безопасности.

Гутов и Илюхин волнуются, их габариты не для калибра. Всё-таки придётся Гутову покорять свой сифон, иначе не видать ему новой системы. По виду сифон шире второго, но зато не пройденный.

— Группы начинают свою деятельность в новой части, а до "дна" идём по старой схеме, – даёт Юра последние указания. Прощаемся с Валерой, он обещает встретить нас у входа с горячим чаем.

— Ты сделай своей ноге парафиновую ванну, – советует Володя как рукой снимет! По готовому навешенному снаряжению быстро спускаемся всё ниже и ниже. Володя Илюхин в соответствии со своим высоким положением, придирчиво инспектирует закреплённое снаряжение. Через четыре часа вся группа собралась в гроте, который по привычке называем "Дно". Илюхин остался доволен работой нашей группы.

— Ребята, у вас выросла техника. Если в 1967 году в Географической я закручивал муфты на всех карабинах, то сейчас только на одном, – обрадовал он нас. Ребята переглянулись, едва сдерживая смех. Эти комплименты говорят в пользу "сибирской системы", штурма полостей, тем более из уст главного "теоретического противника". Наши теоретики предлагают вообще выбросить муфты за ненужностью. Скоро мы положим твою теорию на лопатки, подумал я вспоминая смешную историю из репертуара Мартюшева. Умеет же он трепаться, да так ловко...

...В 1967 году последний штурм Географической. Илюхин пронюхал, – что пахнет рекордом и к нам. Наше начальство его сразу руководителем топосъёмки назначило, а меня – личным телохранителем – всё-таки председатель центральной секции. Доверие! Дали мне сороковку новую. Коля Мороз говорит:

— Головой ответишь!

Подходим к отвесу... а веревку не хочется разматывать.

— Давай, – говорю, – Володя, шуруй без страховки. Тут и падать некуда! Так и донёс верёвку замаркированную до 30-метрового отвеса (это уже за сифоном, там двойная верёвка через блок!). А у него же "рогатка" болгарская, тяжелая – все выступы в ходе ею поотбивал... Крутил он крутил верёвку – заправил, сел на неё... трр... трр – не ползёт вниз и всё, хоть застрелись! Трение-то там огромное, да на двойной! А у меня нервы! Ну думаю...

— Бо, а можно по одинарной?

— Можно, – отвечаю – только упадёшь ведь!

— Да?! – (а он перед носом),

— И правда упаду, а что делать?

— Выбрось – говорю – рогатку. Давай крестьянским спустимся. Спустился, а куда он денется! Так я и дотащил верёвку до конца. А возвращались... юмор сплошной! Выходим из сифона, а Лёвка специально в телефон;

— Что? Сильный дождь!.. Ливень! Полчаса как начался... – и спокойно продолжает возиться с комплектом, контакт ищет. Илюхин как чесанул наверх. Дядя "Ухо" (А. Бакланов) говорил, что он за 15 минут проскочил 70-метровый каскад. Мы вышли на восемь часов позже. Снаряжения тьма, да ещё телефонные катушки – железоведения зачетного выхода.

Довольно легко, за один выдох проскальзываю в узкое горло калибровки. За мной следует Юра. Выдавив из себя стон, он застрял в самом узком месте.

— Ребро! – тихо говорит он – у меня было сломано ребро! Следующие болезненные попытки тоже неудачны. Я советую ему вернуться и пройти через сифон Гутова. Борис и Володя, наверное, уже прошли. Но Юра упорствует и начинает раздеваться (говорил же я ему, что без комбинезона лучше!).

— Если сразу не получится, то пойду в сифон!

— Проскочил! – радуюсь я и... затихаю.

Юра с бледным лицом сел на камень и, осторожно поглаживая бок, смотрит безразлично в стену. Так продолжается несколько минут. Стоило ли так настырничать – сифон тоже интересно пройти!

— Ну что, Петька, пошли Урал переплывать! – улыбнулся он, глядя в мою сочувствующую физиономию.

Базовый лагерь устроили за вторым сифоном! Очень неудобное место в земных понятиях! Вдоль русла ручейка тянутся полки, на них можно сесть, упёршись ногами в противоположную стену. Выбора нет! Сифон форсировали без приключений. Ребята уже переоделись и ждали нас. Пострадали некоторые продукты от воды и бережной транспортировки. Мы их принялись уничтожать в первую очередь. Вскоре поспел и чай. Не долго задерживаясь после своей порции чая, отправляемся дальше. Жаль "Шмеля "не будет с нами: он наверняка не выдержит шкуродёра. ...В одиннадцать все группы должны собраться на этом месте – контрольный срок. Нужно сегодня, а может и завтра (о времени никто не имеет конкретного представления), успеть к автобусу. Сборы кончаются, а великие дела только начались. Всегда не хватает двух-трёх дней. Продираться с вещами по шкуродёру трудно, особенно идущим впервые. Мы с Валентином помним все "злобные" места и имеем опыт их прохождения. Транспортные мешки волочим за собой. Они часто застревают, а развернуться и вырвать их невозможно. Идущие сзади выталкивают их ногами. Утешаем себя разговорами, что топосъёмщикам, кроме проталкивания своего тела и снаряжения, нужно "тянуть" съёмку плана этого хода, делать замеры, вести журнал и как-то, ухитряться смотреть на компас. Наконец выскакиваю в главное русло, закурил сигарету и жду – "Штурмовики " отстали от меня, слышен лишь шум их силовой борьбы со шкуродёром. Представляю широкие рты Володи и Юры! Мне тут уже неинтересно! Вот тур стоит, сам дожил, а там за поворотом красные натёки. По галерее влево и вправо тоже ходил – появится Ляшков, бросит транспортный мешок рядом с моим и, задрав голову, вверх, скажет:

— Ух ты, чёрт! Какой разлом... Петька, дай-ка сигареточку! Кто бы мог подумать! После такой "клизмы" – "махина".

Я и сигарету для него прикурил – дымлю сразу двумя. Юра голову задирать побоится (это я точно знаю) – каска свалится. Он пошарит глазами по стенам и согнётся над местом слияния ручьёв. "Каскад главного притока в... 5-6 раз больше", – сообщит он. – Точно! Как и предполагалось.

Придётся сейчас же расчистить устье от камней – Ковалёву будет проще вычислять.

Идут "Спокойно... Сделать небрежную мину". Пусть восхищаются!

— Проклятая "антиклиналь"! – выругался Володя на "шкуродёр", бросая изодранный мешок, а дальше всё делая как всегда по графику. За ним выступил Юра, с несколько более расширенной программой. Кроме расхода воды, он, по отклонению пламени свечи, изучал скорости потока воздуха в разных точках "тройника". Очевидно, что-то не вязалось с теорией; свеча горела везде одинаково. Юра равнодушно дунул и пламя, встрепенувшись, погасло.

— Значит так и надо, заключил он. Наше внимание привлекло белое пятно высоко на стене.

— Что это? Кварц?!.. Слишком белый и блеска нет..., как снег, размышляем мы вслух. Я пробрался к пятну и ткнул в него пальцем.

От неожиданности чуть не упал: палец погрузился в бархатистую рыхлую массу. Белая штучка упала вниз.

— Фу ты!.. Это же плесень! Грибковая плесень на куске дерева! – определил Володя и уставился на меня.

— Плещется тут водичка, мужики, на пять метров закинуло щепу. Конечно, этот экспонат может стать интересной находкой для биолога, занимающегося пещерной флорой. А для нас, спелеологов-спортсменов, это отметка уровня воды, замеченная благодаря плесени. Да очень тесно переплетаются наука и спорт! Учёный задаст вопрос – как она получает питательную среду и не удивится цвету плесени, нет света – нет хлорофилла. Все пещерные жители белые, кроме летучих мышей. У спелеолога возникнет вопрос – есть ли место для пережидания нахлынувшего паводка? Напрасно ковыряюсь в памяти ничего утешительного сообщить ребятам не могу. В аварийном случае мы можем закрепиться над бурлящим потоком паводка, где угодно и даже на потолке – шлямбурные крючья есть в нашем арсенале. Подготовить заранее вешалки не мешало бы! Трудно предугадать время и место, когда понадобится пункт безопасности, и где его организовать? Если вдруг паводок нахлынет и, конечно, неожиданно (телефонной связи с поверхностью нет) мы, имея места отсидки, не сможем до них добраться из-за потока воды. Пришли к общему заключению – когда-нибудь не в этой пещере, так в другой, необходимость заставит смотреть вперёд (нужен телефонный сигнал с земли). Сейчас же на всякий случай достаём мешочек со шлямбурными крючьями. Думаем – что природа не будет к дам жестока! И без того много сил положено на штурм полости, а цель – конец пещеры – лишь тема для догадок. Подъём воды, осадки наверху по прогнозу погоды не ожидаются, и мы бодро шагаем вниз. Вот и колодец с чёрным озером. Он остановил нас в прошлый раз! Я спускаюсь к воде, маятником на верёвке, откачиваюсь на берег. Приняв два рюкзака с канатной дороги, устремляюсь вперёд. Снова неизвестность! За каждым поворотом жду чего-то необычного, здесь никто не был раньше. Цепь мелких открытий, но всё так похоже на виденное раньше. Ряд небольших каскадов, под каждым озеро-лунка. Жадность первооткрывателя перебарывает чувство одиночества среди бурлящей воды, стеснённой бесконечными молчаливыми стенами. Ребят не слышно, может быть что-нибудь случалось? Не выдержав и десяти минут ожидания, возвращаюсь назад... У колодца застаю ребят. Юра и Володя равнодушно наблюдают за Валентином, который солдатиком ныряет в озере.

— Утопили снаряжение!

— Валентин, ты скоро? – помогает ему Володя, – Мы перекурили уже, пора идти.

— Ты скажи: рюкзак-рюкзак, вылазь, я тебя нашёл" – подключается Юра, когда голова Валентина появляется из-под воды. Он отфыркивается, и, наконец-то, выбирается на берег, демонстративно ловко выкидывая ногой за лямку мешок.

— Гидрокостюм мой протекает... противно! – говорит он.

Непроизвольно наша маленькая группа разделилась на «двойки». На мелких и не сложных отвесах удобно работать вдвоём. Пропастей по-прежнему нет, напротив, ступени каскадов мельчают. Всё реже навешиваем верёвки и лестницы. Наконец, за ненадобностью укладываем концы верёвок в мешки. Русло заметно шире, уклон небольшой, кругом гравий. Тревожный фактор!

— Неужели скоро конец? – думаю вслух. Юра настороженно молчит. Вот и потолок! Давно мы тебя невидали. Какой сюрприз ты нам приготовил? Он, как бы желая поведать тайну, крадучись приближается к нам, потом уходит вверх и опять вниз. Что за игру он затеял? Ручей больше не звенит, он полностью растворился в толще отложений галечника. Ноги вязнут в рыхлом шуршащем грунте. Следы оползают и наполняются водой. Пол внезапно конусом обрывается в большое озеро с кристально чистой водой. Потревоженный берег пускает лавинками струйки щебня и они, поднимая муть со дна, растекаются клином и теряются в глубине. Потолок, после очередного взлета, легкомысленно круто устремляется вниз и, зацепившись за зеркало воды, застыл, преградив нам путь. Доигрался! Луч фонаря упёрся в воду, раздвоился и трудно отличить его от отражения. На стенах грота слой рыжей глины. Хорошо просматривается характер залегания пластов известняка. Ход режет их под углом 40-50 градусов. Стены ощетинились надолбами, как пасть хищной рыбы. Над озером у правой стены чернеет отверстие. Не оно ли ведёт дальше, в обход неуместного препятствия? Ноги совершенно не держат на глине. Купаться почему-то не хочется – нужно что-то изобретать! Втыкая пальцы в корку глины, осторожно пробираюсь к отверстию. Юра сгорает от нетерпения,

— Вода! Большое широкое озеро, – не думаю, что он обрадовался сообщению. Он пробирается ко мне. Озеро шириной 8-10 метров, а длиной... длину оценить трудно! Вода просматривается на 15-20 метров, а дальше поворот! Попробуем заглянуть за поворот! Может потолок опять окунулся в воду и опять убежал вверх? Удалось траверсировать маятником на лестнице метра четыре стены – ещё несколько метров озера осмотрено! Но дальше не пускает проклятый синус параллелограмма сил. Его вектор направлен против моих желаний! Пальцы срываются с зацепок и я, в соответствии с теми же законами механики, лечу назад, а колебания, соответственно затраченные на обдирание кожи с рук и ног, затухают. Можно, конечно, шлямбурить и не вступая в спор с физикой, траверсировать стену. Но это требует времени, а через полтора-два часа надо возвращаться назад. Да и зачем это праздное любопытство, какой длины озеро! Я знаю точно – дальше закрытый сифон. Иначе была бы тяга воздуха в окне, но, увы, ее нет! И почему до нас сразу не дошла простая истина – из любой незамкнутой полости должно сифонить! Меня это осенило, когда, качаясь на качелях, глянул в озеро – оно без дна! Ньютон тоже случайно приобщился к открытиям законов. Юра согласился со мной!

— Да, без аквалангов, лодки делать тут нечего! Он, вероятно имел в виду только второе озеро. После сказанного, вместе с большим пластом глины он медленно сползает и плюхается в первое озеро. Ему не повезло! А может так и надо – специально? Ничем не могу ему помочь! Да и зачем вмешиваться в чужие дела. Я бы выругался, он же спокойно, разве что немного торопливо, выплывает на берег, раздевается и выжимает одежду. Затем помогает мне благополучно миновать оголённую им стену. Наконец-то вырисовываются Володя и Валентин. Весёлые и бодрые – чему они радуются? Около часа как мы здесь и успели замёрзнуть, особенно Юра!

— Где вы были, оптимисты? – стучит он зубами.

— Рыбачили! – поясняет Володя, – не клюёт рюкзачок, не хочет! Давай-ка, Петька, закурим! Опять утопили рюкзак!

— А то-по-съём-ка, – продолжает Юра,

— А продукты? Мясо же там – помогаю я синему в пупырышках Ковалёву, – а сигареты, НЗ? Каждому своё. Но насколько помню топосъёмкой сыт не будешь – с куревом немного легче.

— Красивое озеро, правда! – восхищаюсь вместе с "рыбаками".

— Ну идите назад, мы всё вам потом расскажем. Надоело тут торчать! Без пищи не возвращайтесь!

— У нас перерыв для декомпрессии, вот и пришли в гости, – отшучивается Володя. – Азот выделяем!

...Они вернутся не раньше чем через час. Ух ты, и спички мои сырые! Придётся учить Юру курить. Толкаю ему в рот новую сигарету и даю прикурить от окурка. Юра пытается вытолкнуть ее языком, но зубная дрожь не даёт это сделать! Не могу же я отравлять никотином себя одного!

— Будешь дежурным хранителем огня Прометея! – поясняю ему, – Кончится – прикуривай вторую, третью... пока я захочу курить. Тебе же всё равно, чем дышать. Ты здоровяк! Заодно согреешься! Ковалёву затаённая игра явно нравится. Он одобрительно мотает головой и пускает густые клубы дыма из носа и прыгает от радости или от холода – понять трудно!

— Юра, ты конечно помнишь легенду, как поступило племя с дикарём, утерявшим огонь?

— В школе проходили! – выпалил Юра, с трудом унимая дрожь. Вентиляция отсутствует и вскоре грот наполняется дымом и паром от наших тел, которые всё ещё теплее окружающей среды. Терморегуляция – слишком сложная тема для застывшего мозга! А среда, прямо скажем, не оборудованная для человека. Температура воздуха 4-7 градусов и относительная влажность 100%. Если учесть, что из килограмма моей одежды можно выжать полкило воды и столько же из тела, то получится 50% абсолютной влажности (у Юры – около 70%). Занимательная вещь физика! Дрожь распространяется по телу, как цепная реакция. Начинает дрожать сигарета, потом зубы, плечи и всё тело. Прыгать в пещере невозможно – климат особенный! В Польше и в Венгрии есть лечебницы в подземных полостях, где лечат заболевания дыхательного аппарата. Спелеологи простывают у открытой форточки, у лотка с мороженным и где угодно, но только не в пещере! Такой случай в истории неизвестен, хотя опыты ведутся давно, с каменного века. Просто противно наблюдать со стороны как ты весь трясёшься от переохлаждения. Во рту горько от никотина – дымлю, не глотая дыма, одну за другой! Юра выкурил полпачки и отказался... говорит, что курить – здоровью вредить! Ну и типчик! А вдруг Володя намочит спички! Пусть не смогу завтра смотреть на табак, но огонь сохраню до его прихода!.. Идут! Тепло им в движении. Наши пляски сговаривают нас не надолго, да и есть пора! Из режима давно выбились! Сую Вовке окурок и потрошу мешок. Так и есть! – Все промокло! Сахар превратился в "липовый мёд", я вылил его на кусок плёнки. Хлеб и сыр раскрошились и перемешались с шоколадом и песком. Жалеем, что нет примуса, погрелись бы – всё-таки в тепле лучше переносить вид холодной размокшей пищи. Не веря в удачу, вскрываю консервные банки – удивительно – тушёнка, сгущёнка совершенно сухие. Хорошая упаковка! Наша продукция – полиэтиленовые мешочки – все протекли. Наскоро поедаем сохранившиеся продукты, готовимся к подъёму. О достигнутой нами отметки расскажет контрольная записка с фирменным штампом Красноярского спелеоклуба!

22.09.1969 группа спелеологов в составе ... покинула третий сифон, не достигнув Дна системы, так как нет аквалангов. Уровень озера 70 см от крюка. Привет следующим внизходителям!

В герметическом пенале записка будет висеть до ... (этого никто не знает!) на шлямбурном крюке. Записка возможно пожелтеет и никто её не прочтёт – а крюк останется. Отмечаем, что грот у третьего сифона очень удобен для базового лагеря. До следующего года! Назад идём делая съёмку плана до встречи с топосъёмочной группой. Успели снять 39 пикетов и встретили съёмщиков. Поговорить есть о чём! Мы расстались 12 часов назад. Ребята откровенно завидуют – мы были у третьего сифона! На Дне самой глубокой полости СССР. Пока мы не знаем величину отметки и только примерно представляем -450 метров есть наверняка. Другие говорят -420 метров, в любом случае новый рекорд страны есть! В отличие от альпинистов, знающих высоту заветной вершины, мы узнаём глубину полости после тщательной камеральной обработки данных топосъёмки.

Усталость подступила внезапно! Полчаса назад, до встречи с топосъёмщиками, я чувствовал себя очень бодро. Окончательно отошёл от оцепенения, вызванного длительным бездействием у третьего сифона. Двигался легко, с мальчишечьим азартом, порой с излишним риском преодолевал чередующиеся препятствия. У пикета, где соединились ломанные линии встречной съёмки плана, участвовал в весёлом разговоре о наших приключениях. Отпускал шутки, согласно торжественному случаю, кругу интересов и своеобразных разговорных традиций. Казалось, что так же бодро и весело мы вернёмся на поверхность и что не было позади бессонных суток напряжённой работы мышц и нервов... Часто опираюсь локтями и коленями, что недопустимо в правилах скалолазания. Несколько раз переставляю ступню на опорах, подолгу шарю и опробываю зацепки для рук. Нет желания двигаться вообще, и только движение группы, звук шагов ребят спереди и сзади толкает вперёд. Однообразие цветовых оттенков сиреневых стен русла, близость их зрительного восприятия, монотонный шум ручья... Надоело! Оказаться бы сразу в один миг на поверхности, сощуриться от солнца, посмотреть вдаль, где зелёное поле леса сливается с небом, лечь на траву... До поверхности еще не менее 350 метров и около 2,5 км длины подземной галереи. В шкуродёре мой мешок развалился. Подсознательно во сне собираю рукой лестницы и не открывая глаз (все равно ничего не увижу, так как голова повёрнута в другую сторону) кое-как заталкиваю их обратно. Может оставить мешок? На следующий год всё равно вернёмся, пригодится, – медленно плывут мысли, нет... заржавеют, унесёт потоком. Сколько времени я возился здесь, не помню!.. Почему меня никто не догнал? Кажется я не последний? У второго сифона узнаю... Стоп! Я пошёл в другую сторону. Нужно идти против течения ручья!, соображаю сквозь наплывы сновидений. У сифона в базовом лагере клюют носом Юра и Валентин. После меня подошли Илюхин и его телохранитель – Мартюшев. Все вещи упакованы, часть снаряжения ребята утащили в грот на "Дно". Я вызвался пойти последним и вот уже минут десять стою один, не решаясь двинуться к сифону. Он мне не только противен, но и страшен. Зачем я остался один? Что мною руководило? Затрудняюсь ответить! Хотелось отдохнуть, побыть совсем одному в тиши этого хода, отвыкнуть от шума ручья, за сутки он врезался в память и не отпускает... В озере сифона зачерпнул ртом воды, что немного отогнала вялость. Ползу бодрее, подгоняет какое-то странное чувство опасности, одиночества. Иногда возникает ощущение – кто-то ползёт за мной, оглядываюсь.

— Ерунда! кто может быть здесь кроме меня! – успокаиваю себя. Неужели я достиг предела своих сил? Подобные случаи были в начале моей пещерной жизни, что легко объяснялось – не было двигательных навыков – работал технически грубо, топорно, непривычная обстановка выкачивала моральные силы. Позже приходилось находиться в полостях по 25-30 часов. Появлялась порой неуверенность в движениях рук, безразличие к происходящему, но животного страха не было. Эта полость первая, где столько много проявлений стихии, подтверждения беспомощности человека перед ней. Два сифона может навсегда отрезать путь назад, окажись они закрытыми наносами в паводок! Паводок мог увлечь нас вдоль гладких стен без единой трещины в третий сифон! Раньше я остерегался камнепадов, неграмотной навески снаряжения, ненадёжного и слабого спутника. Проходил сифоны, которые могли отрезать от выхода на некоторый срок, видел наводнения от которых легко укрыться в естественных местах отсидки. Наверное это проделки мозга! Он накопил разбросанные по времени характеристики потенциальных опасностей, обработал и забил тревогу в самый неподходящий момент, когда я один в этой узкой трубе и у меня совсем мало сил. В калибровке застрял! Ни вниз – ни вверх... Положение. Нет! Звать ребят не стоит. Сам выберусь! По миллиметру протискиваюсь вверх – шорты закатываются жгутом. Вылез, а шорты некогда красные, остались! Изменения в моём туалете замечено – не успел я сказать и ни одного слова. Наблюдательные. Выложил всё, как есть! Смейтесь ребята! Смех прибавит силы. Правда шутки плоские, относительно шорт, сальные. Всё так похоже на прошлый штурм. На том же камне гудит примус, в той же кружке греется вода для чая. Борька Мартюшев, как обычно, спит, уронив голову на колени, обхваченные руками! Вот он медленно повалился на бок, выкинутая рука по локоть погрузилась в ил. Ребята, увидев это, засмеялись!

— Ух ты... уснул! Поёжился Борис, стряхивая с руки грязь.

— Раскисли все! Через десять минут выход, – предупредил Юра, порядок подъёма прежний: первыми идут Ляшков и Киряков. Несколько глотков горького чая – пачка чая на литр и вперёд! Пещера вновь загудела, зашумела. Крики, команды, плеск воды! У тридцати метрового каскада незапланированная остановка. Не передёргивается двойная верёвка, предназначенная для страховки "первого?"

— Кто спускался последним? – спрашиваю у Володи, – наверное Шарапов!

— Точно, Петька! Выступил он опять, придётся ползти! – сказал Володя и стал подниматься по лестнице без страховки! Просто-напросто Шарапов не отстегнул проводник из карабина.

— Схватывающим узлом можно страховаться, – пояснил он.

— Но и по двойной верёвке можно спускаться, возмутился я. Его никто не ругал: нам ещё 250 метров подниматься вверх. Нельзя морально травмировать человека. Это может повредить общей безопасности группы. Но он не пошёл первым. Вернее не изъявил желания подняться первым, страхуясь схватывающим узлом. Витя опытный спелеолог и знает, что на мокрой верёвке под каскадом воды схватывающий редко схватывает! И конечно его бы никто не пустил первым: мы его мало знаем, но достаточно хорошо, чтобы не пустить первым! Он воспитанник другой методы – крымской школы спелеологов. Но дело ведь не только в методике штурма полостей. Штурм пещеры по любому тактическому плану это лишь форма. Содержание – поведение человека, деятельность спелеолога. Главное – люди! Володя пошёл первым, он устал и остыл больше всех пожалуй. Он дошёл до Дна, вернулся за утопленным рюкзаком и снова пришёл на Дно. С Володей был Валентин Остянов из Львова. Валентин тоже впервые работает с красноярцами. Шарапов – из Севастополя. Разница только в этом. Валентин с Володей грели на пламени свечи промоченный компас. Долго грели, пока не выпарили всю воду. Стрелка прибора ожила, можно вести съёмку плана. А можно было сесть и ждать топосъёмочную группу – ведь это их обязанность. А что нам известно о правой ветви хода, куда ходила вторая топосъёмочная группа под руководством Шарапова? Что встретим там в следующем году? Каскад низвергающийся потоком воды? Завал? Непроходимые залы? Не известно! У Шарапова промок компас и он через час после расставания у тройника повернул ребят назад. Убежал в базовый лагерь, хотя можно было ещё идти – путь ещё не был трудным! А если забьёт щебнем узкий ход, ведущий из старой пещеры в открытое нами русло? Придётся искать новый вход в систему, минуя Назаровскую. Трудно будет искать. Мы не знаем другое направление разлома – у Шарапова промок компас! Подъём происходит медленно. Упаковка снятого с отвесов снаряжения отнимает много времени. Не хватает транспортных мешков, многие окончательно изодрались и пришли в негодность. По негласному закону пропуском к беспрепятственному подъёму служит увесистый мешок и бухта верёвок. Груза становится всё больше, а свободных рук всё меньше. Прежняя апатия прошла, хотя усталость по-прежнему пронизывает всё тело. На поверхности раннее утро. Свет ещё не проникает внутрь пещеры, но мы улавливаем, что мрак, в направлении выхода не такой чёрный, как внутри пещеры. Организм, подчиняясь биологическому ритму, готовится к пробуждению, к бодрствованию. До поверхности всего 80 метров. Последние усилия, последние ступени лестницы. Под аркой входа на фоне быстро светлеющего неба, как статуя, силуэт – встречающих нас ребят. Первые вопросы:

— Сколько прошли? – звучат как приветствия.

— 450 наверняка? – отвечает Володя.

— А, тунеядцы, на рекорд замахнулись! – по-своему поздравляет Валера Бобрин.

— Чай у костра, пейте, пока не остыл. Желудочники!

Леонид Репин – корреспондент Комсомолки как и подобает его вездесущей профессии, щелкнёт камерой и делает записи в блокноте.

Как хорошо сидеть у дымного костра! Слышать крик птиц и шелест дрожащих на ветру листьев, следить за парением жёлтых от первых лучей солнца облаков. Туманная дымка холодного испарения росы струится у зияющей пасти пещеры, зовущей в свои недра. Мы ещё вернёмся, обязательно! Последний взгляд на Назаровскую – сердце щемит тоска, как при расставании с очень близким, родным.

— Мы обязательно вернемся. – кричу я нарочно надрывисто, ребята смеются.

— А куда мы денемся, придётся – замечает Юра, и подумав, добавляет – Судьба! Через три дня, когда мы были далеко от пещеры, стала известна отметка низшей точки новой Назаровской -498 метров. На совмещённом плане Осенняя повисла над главным руслом системы. Их разделяет сорок метров неизвестности. Вероятно это колодец, который остановил группу Пантюхина при последнем штурме – широкий, метров 15 в диаметре! Глубину колодца не определили – снаряжение кончилось – рассказывали участники штурма Осенней.

Соединение названных полостей-ветвей одной подземной системы облегчит задачу дальнейших исследований. Очевидно, заброска снаряжения для штурма и базового лагеря будет происходить через Осеннюю, как более транспортабельную полость. Акваланги, газовые баллоны, штанги, лодки – не габаритны для калибровки и шкуродёра Назаровской! Третий сифон... покорится ли он в 1970 году! Подготовка ведётся. Юра Ковалёв проводит тренировки аквалангистов-спелеологов, исследуя затопленные красноярским морем пещеры! Возможно полость вышла на водоупорные породы и то, что мы называем третьим сифоном – лишь каменный мешок с водой. Пропадёт даром сезон! напрасно затрачены силы, время.

— Я так и знал! – скажут некоторые.

— Не ошибся, тунеядец, – любит повторять Юра!

— Что вы, ребята, на один вопрос меньше – скажет Игорь Ефремов – бессменный комиссар красноярского спелеолоклуба. – Арабика даст полость, – добавит он подумав. Такого разговора может и не быть! Но к сожалению, мощность пластов известняка на плато Алек 600 метров. Они копируют и создают макрорельеф местности, волнами спускающейся к морю! Если третий сифон выведет к падающей ветви волны известнякового одеяла, полость будет развиваться дальше до встречи с соляным подпором морской воды. Тогда её глубина приблизится к абсолютной отметке высоты выхода – более 1000 метров.

Мы надеемся только на 1000!