 |
Главный и неоспоримый авторитет по разбраковке костного материала, извлекаемого в ходе раскопок пещер. Неистощимый кладезь информации, хорошего настроения и оптимизма. Активно участвует в работе группы и создании «Карстового бюллетеня». |
Группа спелеологов и туристов из восьми человек: Н.Резвова, Л.Зайцева, Б.Мартюшев, А.Пляскин, Н.Оводов, Г.Пляскина, Н.Носова и Г.Макаревская в три часа дня 30 декабря 1963 года, по окончанию рабочего дня автобусом выехала в Дивногорск, намереваясь оттуда попасть в устье р. Бирюсы для очередного осмотра некоторых Бирюсинских пещер. Цель похода – изучение зимовок летучих мышей, фотографирование под землёй и … встреча Нового Года за пределами городской «духоты и грязи».
В 9 часов вечера все участники благополучно прибыли на место ночлега в уже известную нам, наспех сколоченную для нужд рабочих избушку. Располагалась она на берегу Енисея выше деревни Бирюсы, километрах в 2-2,5 от неё. Утром следующего дня (31.12) часов в 10 Оводов отправился вверх по Енисею до устья Бирюсы и затем вверх по льду замёрзшей речки до устья правого притока – р. Казыреевой. Несколько позднее вышла вся группа за исключением Зайцевой и Носовой (первая – по болезни, вторая из-за отсутствия лыж, остались в избушке). Зайцева была инициатором и исполнителем новогодних приготовлений. Носова – её активным помощником.
К группе, вышедшей вслед за Оводовым, присоединился А.Казаков. В 15 часов были уже у подножья Балды (так по общему согласию назван известняковый массив, заметно возвышающийся над окрестным рельефом неподалеку от устья р. Казыреевой и очень похожий при закатном солнце на профиль головы и спины мамонта). После короткого совещания решили вернуться назад, отказавшись от первоначального намерения посетить в этот же день Казыреевские пещеры, видимые с противоположного северного склона и отстоящие от уровня воды (тогда, до затопления водохранилища) на высоте около 250 метров. Сказывалась общая утомлённость людей; однако, большинство довольно бойко пустились в обратный путь по протоптанной лыжне и в глубоких сумерках все собрались в тепло натопленной празднично убранной изнутри и пропитанной запахом вкусного ужина избушки.
В гостях на нашем новогоднем празднике был Валера Бобрин, известный всем как неутомимый бродяга, активный пещерник, не имеющий привычки робеть за едой и страшный противник вина и женского пола. Девчатам за время нашего отсутствия с приходом Бобрина не пришлось особенно беспокоиться о дровах и прочих довольно трудоёмких обязанностях всякого дельного туриста.
В этот же вечер 30 декабря Бобрин махнул в одиночку из деревни Бирюсы через хребет к устью р. Саржаковой и оттуда вниз по Бирюсе до устья Казыреевой. При спуске с хребта в густой темноте Бобрину пришлось показывать класс искусства катанья с гор на одной лыже. Вторая по своему ли желанию, либо по другой какой причине разделилась на две части.
Приход Нового года был встречен хлопками пробок из бутылок шампанского вина и скрежетом самой разнообразной посуды от случайно попавших в обстановку лесной избушки гранёных стеклянных стаканов и кончая использованными консервными банками, наполненными веселящими напитками. Усталые и сытно поевшие пели песни, смеялись над маскарадными костюмами.
Утро первого дня 1964 года. На улице нескончаемая снежная пурга и противно воет ветер. Оводов рвётся к своим малюткам, крылатым мышкам, в Казыреевские пещеры. Все попытки отговорить его от этого «неразумного» поступка наталкиваются на глухое упрямство. Накануне уговорили Сашу Пляскина сопровождать мышатника до пещер. Валера Бобрин рано утром, предоставив своему желудку поскучать до лучших времён, убежал на противоположный берег Енисея пошукать пещеры и заодно проверить сведения о двух полостях, со следами стоянок первобытного человека, упоминаемых в нескольких работах преподавателя Красноярской учительской семинарии А.С.Еленева, проводившего археологические разведки и раскопки в пещерах по речкам Бирюсе и Караульной в 80-х годах XIX столетия.
Трое девчат Пляскина, Макаревская и Носова отправились в Красноярск. Другие участники похода: Казаков, Мартюшев, Зайцева и Резвова намеревались посетить Дивногорскую пещеру, открытую некогда группой дивногорских спелеологов под руководством Панченко, и послужить отечеству с помощью фотоаппаратов и вспышки. На половине пути Резвова и Зайцева изменили план под действием внезапно стихшего ветра, великолепного настроения и главное желания увидеть наконец-то Казыреевские пещеры, о которых «мышатник» наговорил им множество интересностей. Казаков и Мартюшев продолжили путь к Дивногорской пещере уже без женского сопровождения.
Пока брели по замёрзшей Бирюсе, любуясь красотой окрестных скал, я вспомнил историю открытия этих Казыреевских пещер. Как-то в конце августа 1962 года я отъехал на поезде из Красноярска до станции Зелидеево; оттуда на попутке до Верхней Бирюсы, где был зоологический стационар Пашинова Михаила Ивановича, заведующего кафедрой лесных зверей и птиц Лесотехнического института. Ночёвка в его зимовьюшке, а утром пешим набродом вниз по Бирюсе (благо рыбаки давно проторили тропу). На плечах ружьишко, рюкзак с котелком и скромной снедью, топор. Пологие берега и отсутствие скал на первых километрах не возвышали душевное настроение. Благо слышны были голоса многих знакомых птиц, – лесная симфония для натуралиста. До первой ночёвки удалось добыть пару молодых рябчиков. По пути на склоне видел двух мелькнувших кабарожек. Но самое волнительное было коротко наблюдать за выдрой, пытавшейся поймать рыбу. Удивительно, что этот коротколапый зверь уже давно освоил практически весь Евразийский континент. Вечером тишина, костёр, долгая (на вдохе и выдохе) трель ночного насекомолова козодоя, да пролёты над водой летучих мышей. В такие ночи долго не спишь...
Тогда же, 22 августа 1962 года я в одиночку посетил Казыреевские пещеры. Обнаружить их из-под густо растущих хвойных деревьев было не совсем просто. Пришлось, дойдя до середины противоположного склона, взобраться на вершину высокой ели, откуда открылся достойный вид на основание возвышающегося скального массива. Именно там чётко вырисовался грандиозных размеров чёрный вход в манящее душу подземелье. Резкий подъём к пещере, с впечатляющим 11-метровой высоты входом. Странно, род человеческий бродил внизу по долине речки сотни лет с разными промысловыми целями и никто не рискнул оставить здесь знак своего присутствия; только медведи, да мелкие куньи, судя по следам, помёту и костным остаткам навещали это дикое место. Метрах в ста к востоку от неё у подножья той же скалы есть другая не менее интересная пещера, получившая название Казыреевская-2.
Уютный и довольно просторный грот имеет в дальней части продолжение в виде отверстия метрового диаметра, перегороженное тогда стволиком ёлки, отгрызенной медведем от растущего поблизости основания деревца. Видимо, зверь по выходе весной из зимовочной пещеры по свойственной им привычке решил замаскировать своё убежище. Как давно это было? Скорее всего не ранее 10 лет назад. Сделать срезы у растущего ещё основания и высохшей вершинки, сравнить количество годовых колец чтобы чётко знать, когда последний раз здесь был медведь, сразу мне не пришло в голову, а позднее туристы сожгли высохшую вершинку. Пробравшись по довольно просторному ходу метров 15, я попал в небольшую камеру, с мягким травяным покрытием, – явное место медвежьего зимнего сна. Тут же валялись два небольших медвежьих черепа и несколько трубчатых костей. На одном из черепов сохранились следы от медвежьих клыков. Сразу представилась картина, как крупный медведь-террорист решает на зиму «квартирный вопрос». О подобных случаях мне рассказывали местные охотники. Выгнав по снегу зверя из берлоги, они не стреляли его, а шли по следу, и медведь показывал им другие зимние укрытия сородичей.
Дальняя часть камеры с бывшей берлогой была, как бы забронирована в тыльной части решёткой из сталактитовых массивных натёков. В самом верху этой древней драпировки оказалось отверстие, через которое нельзя было просунуть даже голову. В свете фонаря в глубь горы уходила просторная галерея высотой около 5 метров. Картина, волнующая из-за недоступности. Сразу родился план посетить пещеру спустя неделю, чтобы проникнуть в дальнюю, неизведанную её часть. Сговорились совершить в следующий выходной этот поход втроём с В.Пономарёвым и В.Бобриным. Однако слухи об открытии просочились к дивногорским спелеологам. Тем не менее, мы оказались раньше их у своей цели. В пещере Бобрин решительно приступил к работе. Просунув одну ногу в отверстие он повис на коленном суставе, словно летучая мышь и методично стал расширять дыру, действуя молотком и зубилом. Не дожидаясь результата, я выбрался наружу и услышал голоса поднимающейся группы дивногорцев. Сразу явилась мысль пошутить над незапланированными гостями. Все человеческие следы на пыльной поверхности входного грота были тщательно заметены. Изнутри пещеры принесён не совсем свежий медвежий помёт и уложен приличной кучкой близ самого входа, но так, чтобы был виден всякому, намеревающемуся проникнуть в пещеру. Также наискось входа поставлена изжёванная когда-то медведем ёлочка. Всё в порядке. Предупреждаем Бобрина, чтобы перестал стучать молотком, и ложился вместе с нами прямо в берлоге.
Впереди хорошо видно входное отверстие и светлое пятно дневного воздуха. Голоса дивногорцев всё приближаются. Их ведёт опытный турист и таежный скиталец, умеющий переносить любые природные невзгоды, Пётр Панченко. Мы договорились, что ворчать по-медвежьи будет Пономарёв, когда наши «конкуренты» заползут в проход. Вот голоса совсем рядом, мелькнули силуэты нескольких человеческих фигур, затем перед самым входом в недоуменье остановились чьи-то ноги. Прозвучало: «Да тут и впрямь медведи живут. Смотри ребята!». Пономарёв, лёжа на животе, старательно трётся комбинезоном о стенки медвежьей лачуги и издает непонятные звуки горлом, видимо, по первоначальному замыслу долженствующие совпадать с ворчанием потревоженного зверя. Обратный эффект родился моментально. Фигуры в лазе испарились и вслед за этим мы услышали: «Доставай ружьё!». Тут уже нам стало не до эксперимента, и мы признались в своём существовании. Быстро ли медленно, но усилиями Бобрина отверстие было расширено и вот тогда впервые мы попали в великолепную 90-метровой длины горизонтальную галерею, в которой десятки и сотни тысяч лет людское присутствие не мешало летучим мышам благополучно переживать зимы. С наступлением холодов я почти регулярно навещал это подземелье, чтобы кольцевать крылатых зверьков, что спустя 40 лет позволило сделать удивительное открытие.
Примечание. С Виктором Пономарёвым у нас однажды произошла занятная история, пока нигде не озвученная.
Отправились мы с ним как-то в Первую Караульную пещеру каждый со своим интересом: ему – попытаться найти продолжение этой высоко «подвешенной» над уровнем Енисея карстовой полостью; мне – летучие мыши и кости зверей. По дороге зашли в Красноярске на стройплощадку на одном из пологих склонов Афонтовой горы, где по весточке, опубликованной в газете, было сказано о найденной кости предположительно мамонта.
Поговорили с мужиками, обсудили найденную при закладке фундамента нижнюю половину бедренной кости мамонта, явно связанную с давно известным здесь палеолитическим поселением и отправились к своей цели, естественно прихватив в рюкзак этот древний раритет. Возвращались с Удачного поздно. В городе, торопясь домой, устремились навстречу автобусу, идущему на правый берег Енисея. Вид у нас был нельзя сказать чтобы типичный для жителей столичного краевого центра: оба стриженые под ноль, в грязных телогрейках и в других столь же не презентабельных одеждах.
На полпути водитель автобуса свернул с проспекта «Красноярский Рабочий» вправо на ул. Вавилова и остановился возле здания Авиадома, где на противоположной стороне власти обосновали милицейский пункт. Шофёр вышел и через несколько минут вернулся с двумя милиционерами, которые препроводили нас почти «под белые ручки» в своё отделение и усадили в обширное помещение, напоминающее многочисленными присутствующими приёмный пункт вытрезвителя. Часа полтора длилась процедура дозновательства наших предшественников. А когда очередь дошла до нас, опер строго спросил, что в рюкзаке. Я ответил кость мамонта; развязал, показал и услышал вполне грамотную фразу: «Это не человеческая кость». Извинения за задержание мы так и не услышали, узнали только, что в тот день из тюрьмы сбежали два медвежатника, о чём были извещены городские службы, и естественно водители автобусов. Вот и такие моменты могут испытывать в своей жизни спелеологи.
Протоптанная вчера к устью Казыреевой лыжня удивительно хорошо сохранилась, несмотря на довольно обильный снегопад, начавшийся ночью. Мороз был невелик, и изредка проглядывало солнце. В некоторых местах Бирюса, подпитываемая карстовыми источниками, настойчиво продолжает журчать своими светлыми водами лишь чуть стиснутая с берегов узкими полосками тонкого льда. Эти места привлекают к себе постоянных купальщиц – оляпок, темноокрашенных сверху, со светлыми чуть желтоватыми горлом и грудью птичек. Сидя на краю ледяной кромки, они через какое-то время самоотверженно бросаются под воду на поиски беспозвоночных, укрывающихся на дне под камнями. Чрезвычайно странными и потому очень привлекательными кажутся эти храбрые, не боящиеся никакой стужи пернатые «моржи».
Нужно заметить, что у них есть нахальные «мирские захребетники», – чернозобые дрозды, зимующие под Красноярском. Обычно питающиеся не опавшей ягодой кустарников, на Бирюсе зимой они открыли для себя новую пищевую нишу. Оляпка не может есть под водой; она выносит наружу полный клюв водяных обитателей, кладёт их кучкой на лёд и какое-то время приплясывает на своих тонких ножках, очевидно, в предчувствии заслуженного обеда. В это время с ближайшего куста с голосовым треском слетает дрозд и за один приём всё съедает. Грустной оляпке-тружнице приходится не раз отправляться за добычей под воду.
Чуточку за полдень мы были уже у подножья горы, над которой возвышалась Балда. Это не нынешние времена, когда на сотню метров из-за водохранилища сократилось расстояние до пещер. Однако, здоровье и молодой задор не знают особых препятствий в горах. Предстоящий подъём показался, тем не менее трудным, поэтому решение отдохнуть и перекусить было дружно одобрено. Первые шаги по крутому заснеженному склону. Позади остаётся приятно дымящийся костёр, да воткнутые в снег лыжи. Пляскин Саша приспособил в качестве дополнительного двигателя пятиаршинную палку. Беря её за среднюю часть, с размаху погружает своё орудие плашмя в снег, затем словно на турнике подтягивает на ней тело… и так раз за разом.
Рационализация принята всем коллективом. Позади всех остаётся непонятный след: глубокая почти до земли канава и по обеим сторонам от неё отпечатки «гусениц», – прямо какая-то снежная каракатица прошла и только. Шутки смех возгласы сменяются одни за другими. Вот уже кто-то пробует своей палкой непосредственно помочь впереди ползущему. Тот соглашается вначале, затем следует несколько неестественных движений и оба в лучшем случае остаются на месте, или же скатываются туда, где были несколько секунд назад.
Вечереет. До пещер осталось не более 50 метров. Склон становится ещё круче и совсем освобождается от деревьев и кустарников. Каждый рисует себе живую картину преодоления этой катушки на обратном пути. Кое у кого появляются опасения. Идём небольшим траверсом вправо. Снег по-прежнему до пояса и оттого кажется каким-то ласковым, зовущим покататься в нём и побеситься. Однако, впереди серьёзное дело, поэтому всякие мысли о шутках приходится откладывать в сторону. Последние шаги и вот мы уже под навесом, – в самой передней части пещеры. У задней стенки навеса видно тёмное отверстие. Фонари готовы не у всех, но всё равно полезли внутрь по довольно узкому горизонтальному ходу, спасаясь от холода. Рубашки липнут к спине, – видно не даром прошли упражнения на склоне. Под локтями и коленями ощущается что-то мягкое. Это знакомая берлога медведя. Верно, не одно поколение косолапых «спелеологов» провело здесь зиму.
Уже с первых метров пещеры, как только температура воздуха поднимается выше нулевой отметки, начинают попадаться летучие мыши. Здесь во входной части только северные кожанки и ушаны – эти наиболее холодоустойчивые виды из числа встречающихся в Сибири. Спешно переодеваемся, прилаживаем фонари. Пляскин навешивает капроновую стропу. И вот уже мы слышим его голос с той стороны «хомутика». За ним следуют Резвова и Зайцева. Оводов, как «тяжёлая артиллерия» всегда позади. С ним всякая «мышиная» амуниция, правда, сейчас не богатая, но всё равно требующая к себе внимания. По всей галереи, длина которой около 90 метров встречено 130 зимующих зверьков. Здесь более тепло- и влаголюбивые виды, в основном ночницы Брандта, реже ушаны и как драгоценный подарок для зоолога – сибирский трубконос. Зверьков этого вида за два года исследования пещер встречено всего несколько экземпляров. Около половины всех животных, – старые знакомые. Их нетрудно узнать по ровно поблескивающим на правом предплечье алюминиевому колечку.
Пляскин несколько раз с сожалением вздыхает, глядя на многочисленные разнообразные кальцитовые натёки, полностью покрывающие в отдельных местах стены галереи. Тут нетрудно отыскать и полупрозрачные крючковидные геликтиты, извивающиеся в разные стороны, словно облитые чем-то выползшие из стены и застывшие червячки. Можно понять печаль фотографа, когда не видно рядом с ним фотоаппарата и вспышки. Зайцева старательно собирает и приносит несколько черепочков летучих мышей. Довольно тщательные поиски не позволяют обнаружить их в том количестве, в котором повсюду на полу среди камней и под ними удаётся находить громадное число трубчатых костей летучих мышей. Странное несовпадение. Мысли заставляют проворно шевелиться ногам и рукам. Времени совсем мало, а впереди ещё одна пещера и затем долгий, хотя и нетрудный путь домой к избушке.
Выбираемся наружу. На небе кой-где мерцают слабые звёздочки. Кругом тьма и если бы не снег, можно было бы, пожалуй, представить что ты бродишь без фонаря в большой пещере. Вторая пещера совсем недалеко от первой. Величественная арка открывает вход в нее. Свод вскоре понижается и через несколько десятков метров уже приходится пригибать голову, чтобы не удариться об острые выступы. Общая длина пещеры около 250 м. Сейчас мы не пойдём до её конца. Во-первых, дальняя часть пещеры очень грязная, а во-вторых, самое главное, настолько невелика по кубатуре, что мышки предпочитают жить скорее ближе ко входу в холоде, чем в тепле, да в грязных закоулках; впрочем, такая картина бывает не всегда типичной.
Программная работа выполнена на славу. Складываем свою небогатую амуницию в один рюкзак. У каждого остаётся только налобный фонарь, да по крепкой палке в руках. Пока рассуждаем, как лучше спускаться Люда Зайцева смело подходит к краю откоса и … внизу только облако снежной пыли. Лучшее катанье со снежных склонов гор – на собственном организме. Кроме природной смелости Зайцевой помогает минусовое зрение. Шибко зрячий наверно поколебался бы, прежде чем принять конкретное решение по спуску, а «слепому» всё едино, будто кругом равнина. Вслед за ней устремляется вниз Нина Резвова, пытаясь (видно в свете фонаря) удержать равновесие с помощью палки. За ними оставшиеся мужики, – чисто джентльменское построение. Вскоре догоняем первую беглянку и почти с головой накрываем её пушистым снегом. Свет от фонарей мечется в разные стороны, выхватывая из темноты стоящие поодаль стволы деревьев. Слышен смех, испуганное ойканье и чей-то подбадривающий голос: «Побольше бы таких ощущений». Ниже идти, точнее спускаться, труднее из-за цепляющихся за ноги веток. Погода заметно потеплела; снег стал сыроватым и не даёт свободно скользить подмёткам. Выбираемся на свой старый след. Каждый двигается как ни попадя: кто прямо на ногах, придерживаясь руками за деревья, кто на спине, кто на пятой точке, отталкиваясь палкой о снег, словно веслом на байдарке.
Костёр еще не потух. Предусмотрительно перед подъёмом брошенные в костёр куски лиственничных стволов прогорели лишь наполовину. Скоренько вскипятили чай, заправили сгущённым молоком. Сушимся и в обратный путь.
В два часа ночи мы у избушки. Уставшие делимся приятными воспоминаниями. Казаков и Мартюшев, прибывшие раньше не потрудились заготовить дров, хотя и провалялись добрую половину дня в избушке без дела. У Казакова радостная новость: к новенькой куртке ярко-голубого цвета добавились три ещё более новые заплатки густозелёного оттенка, которые он с невозмутимым спокойствием вырезал сегодня утром из моей портянки. Стала ли лучше от этого куртка, не известно; а вот насчёт портянки: так она теперь годится разве что на носовые платки.
В восемь утра (слышалось сквозь сон) долго и громко шумел Казаков, собираясь домой. Остальные объявили бойкот и продолжали мерно похрапывать, изредка как бы невзначай сокрушаясь на холод в дырявой избушке (дрова всё-таки были напилены девчатами, да подкладывать их в печь желающих не нашлось).
«Мышатник», гонимый непонятной страстью, в половине двенадцатого встал и тронулся в Дивногорскую пещеру по готовеньким следам Казакова и Мартюшева. Перед этим пробовал заинтересовать кого-нибудь какими-то процентами соотношений окольцованных и не окольцованных мышей в пещере, но народ был нем и только глухо стонал от усталости и блаженной посленовогодней лени. Путь до пещеры недолог, да и внутри потребовалось не более 1,5 часов.
Радостный, нахлобучив шапку и закинув за спину понягу, от Дивногорской пещеры я направился прямо по правобережному Бирюсинскому плато посмотреть дырки в обрывистых скальных участках долины Енисея. Но тут фортуна мне изменила. Пробираясь вниз по крутому незнакомому логу мышатник, он же «сермяга» (по терминологии Генки Коваленко) вышел на край 20-метрового отвеса. Дальше не было хода и пришлось карабкаться назад в гору. Наконец другим путём вышел на широкий ледяной простор. Енисейская водичка несколько раз подмачивает лыжи, так что на них навешиваются громадные куски сырого снежного льда. Впереди у самого берега чёрная дыра и выше неё еще одна.
В нижней летучие мыши висят преспокойно и спят, не думая, что в недалёком будущем их хата будет целиком залита Красноярским морем. На некоторых зверьках шубка густо покрыта мелкими капельками росы. Благополучествуют. В верхнюю пещеру так и не удалось добраться. Слишком сложно одному, да и темнеет уже. Пусть она остается до следующего похода. Позднее я понял, что именно эти полости были в 1721 году осмотрены пленным шведом Страленбергом, в честь которого я их и назвал.
До устья Бирюсы примерно 1 километр и столько же от него до избушки. Однако ночевать второй раз в ней не пришлось, так как все отправились в Дивногорск, где и остались до утра. Из Дивногорска выехали рано утром и сразу же на работу.
После таких относительно редких выходов на природу усталость даёт знать о себе несколько дней. Однако, выше голову, путешественник!
17-18 октября 1964 года
Группа спелеологов под руководством Г.Коваленко посетила Кубинскую пещеру. 4 человека спустились на дно. Двое оставались в гроте Фиделя проводить наблюдения за летучими мышами. Утром 18 октября 5 человек ушли в город. Шестой (Н.Оводов) остался на Бирюсе еще на сутки, чтобы проверить зимовки летучих мышей в пещерах при устье р. Казыреевой. По ходу от Кубинской к Казыреевским удалось обнаружить новую пещеру, расположенную в крутом и узком логу, спускающемся к левобережной стороне русла Бирюсы примерно в 1 км не доходя до устья Казыреевой.
Открытие новой пещеры часто дело случая. Здесь то же самое. Лёгкая зауэровская курковая двустволка с зарядами мелкой дробью тут сработала на пользу спелеологии. Пробираясь по одному из склонов на противоположном увидел рябчика метрах в 30 от себя. Птица отнюдь не частая теперь на Бирюсе. Добрался за добычей в предвкушении вечернего ужина. Поворачиваясь, оглядеть пройденный маршрут и вдруг увидел тёмное пятно на скале с лёгким подходом. Явно, этот участок ещё не избродили спелеологи. Может быть что-либо новое? Высота входа в пещеру от уровня воды в Бирюсе 150-200 м. Ориентация его – северо-запад. Перед метровой высоты входом небольшая площадка, на которой валялось несколько сломанных довольно свежих сосновых веток. Правая стенка по направлению внутрь пещеры тоже имела признаки посещения подземелья медведями. На светло-сером фоне известняковой стенки отчётливо видна была тёмная широкая полоса, возможно от трения шкур посещавших пещеру медведей. Рискнуть – не рискнуть. Ружьишко, настроенное на пернатых, тут не помощник. Опасаясь без подстраховки забираться внутрь (поздняя осень, – самое время залегания медведей в берлоги), я ретировался до более подходящего случая.
25 октября 1964 года
Л.Зайцева поддержала мой интерес к вновь открытой пещере, и мы решили этот день посвятить её изучению. Предусмотрительно захватив двустволку с несколькими патронами, теперь снаряжёнными картечью, добрался до вожделенной дырки. Зайцева осталась возле входа, а я с налобным фонарём и пушкой полез в пещеру. Она оказалась горизонтальной, длиной 50-60 м. Близко за входом травяная подстилка, – явное свидетельство медвежьей деятельности. В самой дальней части пещеры нашёл 4 медвежьих черепа и разбросанные в беспорядке трубчатые кости и рёбра этих зверей. Медведи, видимо, не один раз совершали здесь, как и в других доступных пещерах, братоубийственные схватки за место зимования. Следы зубов на костях явно подтверждают такое предположение помимо самих остатков. Кроме медвежьих костей довелось обнаружить разрозненный скелет кабарги. Температура воздуха в пещере равна плюс 4 градуса. В средней части пещеры ход расширился, образовав небольшой грот, облюбованный летучими мышами для перезимовывания. Число их не превышало 10-12 штук. Видовой набор типичный: ночницы Брандта и водяная, ушан и сибирский трубконос. Пещера получила банальное временное рабочее название, – Медвежья.
Спустя много лет удалось написать и опубликовать в одном научном сборнике статью о костях млекопитающих, собранных в Бирюсинских естественных подземельях. К сожалению, древность их была не столь значительна, как хотелось бы, – пять-десять тысячелетий, а то и меньше. А сколько неизведанного осталось под толщей теперешнего водохранилища. Особенную грусть вызывает потеря стоянки древних людей каменного века, много раз поселявшихся на удобной приустьевой террасе Бирюсы.